Хищники - Алексей Писемский

Ольга Петровна. Тут много причин!.. Прежде всего, разумеется, то, что Алексей Николаич плебей; ну и потом: мы с мужем, как молодые оба люди, женясь, ничего не помышляли о том, что будет впереди, и все нам представлялось в розовом цвете; но папа очень хорошо понимал, что каким же образом тесть и зять будут стоять на службе так близко друг к другу, и теперь действительно в обществе уже говорят об этом.

Мямлин. Говорят-с!.. Говорят! Я не решался только докладывать вам об этом, но толки есть.

Ольга Петровна. Очень большие, знаю это я!.. До папа тоже это доходит, и все это его волновало, беспокоило, тревожило, и семьдесят его лет невольно сказались в этом случае.

Князь Янтарный. Графу, однако, семьдесят лет?

Ольга Петровна. О, да, около того!.. Мне тридцать с лишком лет, а он очень, очень немолодым женился!.. И я даже боюсь теперь... Опять-таки прошу, чтобы между нами это осталось; я с вами говорю совершенно как с друзьями своими: я боюсь, что нет ли у него маленького размягчения мозга.

Оба директора вместе и почти в ужасе восклицают.

Князь Янтарный. Скажите, какое несчастье!

Мямлин. Господи помилуй! (Крестится при этом.)

Ольга Петровна (продолжает). Потому что последнее время он газет даже не читает - не понимает!.. Какая же причина тому?..

Князь Янтарный (глубокомысленно). Но, может быть, граф озабочен чем-нибудь другим?

Ольга Петровна. Разве забота может помешать понять газету?.. Тут непременно должно быть что-нибудь более серьезное, и вообразите мое положение теперь: с одной стороны, отец в таком нехорошем состоянии здоровья, а с другой - муж, который тоже бесится, выходит из себя. "Раз, говорит, можно перенести клевету, два, три; но переносить ее всю жизнь не хватит никакого человеческого терпения!" И я ожидаю, что он в одну из бешеных минут своих пойдет и подаст в отставку.

Оба директора опять в один голос восклицают: "Как это возможно?.. Мы не пустим его!.. Он погубит этим все наше ведомство".

Я тоже не советую ему это делать; но в то же время не могу не согласиться с ним, что есть оскорбления, которые нельзя перенести ни для каких благих целей.

На этих словах Мямлин вскакивает вдруг со своего места, как бы уколотый чем-нибудь, и произносит почти испуганным голосом: "Алексей Николаич приехал-с!"

Те же и Андашевский; лицо у него взволнованное, озабоченное, но не печальное.

Ольга Петровна (пристально взглянув на мужа). Ты откуда?

Андашевский (притворно-небрежным голосом). У князя Михайлы Семеныча был.

Ольга Петровна (изменившись несколько в лице). И что же?

Андашевский (тем же небрежным тоном). После расскажу!.. (Обращаясь к директорам.) Здравствуйте, господа. (Затем, дружески пожав им руки, садится в кресло и в заметном утомлении опрокидывается на задок его.)

Князь Янтарный. Я счел себя обязанным лично поблагодарить Ольгу Петровну за участие ее в определении меня.

Андашевский. Да-с, да!.. По крайней мере почин в этом ей прямо принадлежит!.. Тогда этот несчастный Вуланд помер; экспедицию его, я знал, что по многим обстоятельствам нельзя было оставить без начальника, а между тем граф заболел, и таким образом обязанность выбора легла на мне; но я решительно не знал, кого назначить, так что говорю, наконец, об этом жене... Она мне и посоветовала. "Чего ж, говорит, тебе лучше: попроси князя Янтарного принять это место!.. Может быть, он и согласится".

Князь Янтарный (склоняя перед Андашевским голову). Правилом князя Янтарного всегда было и будет исполнять все, что возлагает на него правительство, хотя откровенно должен признаться, что в экспедиции Владимира Иваныча я нашел такой беспорядок, такой хаос...

Андашевский (перебивая его). Я вас предуведомлял о том!.. Вы не можете на меня сетовать.

Князь Янтарный. Очень помню-с! Но я объясняю вам, собственно, затем, что Вуланд слыл трудолюбивым дельцом, и если теперь будут выходить какие-нибудь упущения, то прямо скажут, что Янтарный запустил это; а между тем, чтобы привести дела хоть в сколько-нибудь человеческий порядок, я должен употреблять громадный труд!.. Гигантский труд!

Мямлин (давно уже желавший вмешаться в разговор). А я вот принял экспедицию Алексея Николаича, так ни одной бумаги не нашел неисполненной, а книги бухгалтерские таким почерком ведены, что я, право, думал - рисованные. (Относясь к Андашевскому.) А между тем, как Владимир Иваныч всегда завидовал вам и обижался вашим возвышением.

Андашевский (как бы ничего не знавший по этому предмету). Он говорил вам об этом?

Мямлин. Больше чем говорил; я был жертвою этой его зависти!.. Тогда, как вас назначили в товарищи, я был в командировке и, конечно, прискакал сейчас же в Петербург; являюсь, между прочим, к Владимиру Иванычу и начинаю ему, по своей откровенности, хвалить вас!.. Говорю, как вы умны, просвещенны, трудолюбивы, а по болезни моей, надобно признаться, я не все и замечаю, что вокруг меня происходит, только тут же со мной вместе был бывший управитель дяди Михайлы Семеныча, генерал Варнуха, которого вы на днях, кажется, изволили назначить смотрителем Крестовоздвиженской богадельни.

Андашевский. Да, я его назначил.

Мямлин. Дяде очень это будет приятно!.. Очень!... Выходим мы с ним тогда от Владимира Иваныча, он мне и говорит: "Зачем вы так Алексея Николаича хвалили Владимиру Иванычу? Ему это очень было неприятно: он весь даже краснел со злости!" Я так себя по лбу и ударил: "Ну, думаю, будет мне за это отплата!" И действительно: на другой же день насказал на меня графу...

Ольга Петровна. А сколько самому Алексею Николаичу он, по своей зависти, делал неприятностей.

Князь Янтарный. Алексею Николаичу даже!

Ольга Петровна. Да, как же! Все эти газетные статьи против Алексея Николаича были писаны под диктовку господина Вуланда.

Князь Янтарный. О, какая низость это с его стороны!

Ольга Петровна. Он и госпожа Сонина, бывший предмет страсти моего супруга, - творцы их.

Князь Янтарный и Мямлин, как следует хорошим подчиненным, потупляют при этом глаза свои.

И можете себе представить, что могут изобресть и как наклеветать завидующий друг и ревнующая женщина!

Князь Янтарный (поднимая с грустью глаза к небу). Воображаю!

Мямлин. Дьявол это речет в них и говорит их устами.

Ольга Петровна. Это, впрочем, послужит Алексею Николаичу прекрасным уроком не верить вперед в доброту глупых женщин и в дружбу умных мужчин!

Андашевский (с улыбкой). Очень верное замечание! (Относясь к Мямлину.) Ах, кстати, по поводу газетных статей: вы объявляли господину Шуберскому, чтобы он подал в отставку?..

Мямлин. Как же-с!.. В тот же день, как вы приказали... Он даже заплакал сначала и стал уверять меня, что может представить удостоверение, что эти статьи писаны не им... "А что если бы, говорит, я захотел писать, так мог бы написать что-нибудь и посерьезнее".

Андашевский. Что же такое посерьезнее он мог бы написать?

Мямлин (робея, не договаривая и стараясь свою мысль довыразить более жестами). Да там-с, я, ей-богу, и не знаю... Но что будто бы, когда там... Владимир Иваныч... поссорился, что ли, с графом... то прямо приехал в Немецкий клуб, и что господин Шуберский там тоже был... Владимир Иваныч подозвал его к себе и стал ему рассказывать, что там... граф кричал, что ли, там на него и что будто бы даже разорвал... я уж и не понял хорошенько, что это такое... разорвал письмо, что ли, какое-то...

Андашевский (взглядывая на жену). Еще новую историю сочинили.

Ольга Петровна (пожимая плечами). Их, вероятно, и много еще будут сочинять.

Мямлин. И что будто бы, изволите видеть, стал говорить господину Шуберскому: "Опиши все это!" Но что тот будто бы отказался... "Что, говорит, мне писать такие небылицы!" Тогда Владимир Иваныч очень рассердился на него и принялся пить пунш и что будто бы выпил его стаканов двадцать... так что Шуберский принужден был уложить его в карету и свезти домой, а на другой день Владимир Иваныч помер.

Андашевский. Все это очень может быть: Вуланд, действительно, говорят, опился, в пьяном виде мог бог знает чего наболтать; но к делу это нисколько нейдет.

Мямлин (глубокомысленно). Идет-с, по-моему!.. Там, как вам угодно, но, как я понимаю, господин Шуберский этот хоть и плакал-с передо мной, но он человек наглый!.. Дерзкий!.. Как видит, что слезами ничего не взял, так сейчас же поднял нос!.. "Если, говорит, меня заставят оставить службу, так я все, что мне рассказывал Вуланд, напечатаю, а если же оставят, так наоборот... напишу статью, опровергающую все прежние об этом статьи".

Андашевский (заметно обрадованный). А, это другое дело!.. Если он напишет такую статью, тогда его можно будет и оставить. (Обращаясь к князю Янтарному.) Как вы думаете?

Князь Янтарный. Разумеется!.. Это такая мелочь! И вообще вся наша пресса такая грязь и сало, что от нее можно только отворачиваться, но никак не обращать на нее большого внимания.