Время рокировок - Андрей Васильев

Это относилось не конкретно к мощным стенам вокруг Нового Вавилона, или к народу, который мотался по улицам, или даже к инфраструктуре. Это было признание того, что он неверно оценил ситуацию в целом.

Впрочем, я его понимал. Я изначально был уверен в том, что это не слишком большой городок, в котором живет двести-триста человек и который пытается доказать, что он самый большой в этом мире, имитируя то, что мы оставили на том свете.

Даже рассказы Щура не разрушили у меня уверенности в этом, только поменяли картинку в воображении, заменив ее на более глобальную, да подкорректировали численность населения. И в этом была наша общая с Оружейником ошибка — в прогнозировании ситуации. Штука в том, что тут никто ничего имитировать не пытался. Те, кто взял власть в свои руки в этом месте — они сделали то же, что и мы, они просто начали жить в новых условиях, строя то, что приемлемо для этого мира, практически не оглядываясь на предыдущий опыт умершей Земли, особенно в части моральных и этических норм.

Рынок же Оружейника и вовсе поверг в состояние восторга, смешанное с разочарованием. Какой мёд? Какое вяленое мясо? Какая рыба? Местные жители уже прекрасно с этим управились и без нас. Ну, если не с медом, то со всем остальным — это точно. Мало того — тут был сумасшедший (по нашим меркам) ассортимент овощей и зерна. Более того — все это продавалось по более чем умеренным ценам, то есть, сделать на этом бизнес было если не сложно, то проблематично в любом случае.

К тому же вот так взять и начать что-то продавать было просто невозможно — как и было нам уже сказано Грэем, право на торговлю выдавал Совет Восьмерых, что было вполне объяснимо — за каждым из членов совета стояла его община, а у каждой общины был свой интерес в рыночном пространстве, своя делянка, которую он окучивал. Если хочешь торговать — договаривайся, или шагай за пределы городских стен — верстах в трех от них стоял так называемый «Дикий рынок», где тоже можно было продать и купить всякое разное. Вот только там было все дороже и порядок отсутствовал как таковой. И закон — тоже. В Новом Вавилоне всякое случалось, но до разбоя или убийств никогда не доходило. Там же это было нормой вещей.

Впрочем, понятия закона и порядка здесь тоже были достаточно условными, что опять же не шло в разрез со словами Грэя. Убивать — нельзя, воровать — нельзя, это все так и за это провинившегося ждала быстрая и безжалостная расправа. Но — только в тех местах, которые являются зоной взаимного контроля. А в своих кварталах (Тор в рассказе называл их не только кварталами, но и общинами, дистриктами, а один раз употребил даже заумное и неприятное слово «кластер») закон был у каждого свой. И выдачи из них практически не было, всякий случай, когда один дистрикт требовал голову человека из другого, превращался в ломку копий на Совете. Хотя такое бывало не слишком часто.

А так — каждый дистрикт помимо доли в рынке имел еще свой личный интерес, который контролировал он, и никто другой.

Собственно, тут Тор перешел на то, что меня интересовало больше всего — что это за дистрикты такие и с чем их едят. Рассказ об их интересах он оставил на потом.

В отличие от нашей семьи, в которой как-то сразу не произошло деления по национальному признаку (если не считать амурной страсти Владека к Эльжбете, тут все-таки что-то такое было), в Новом Вавилоне размежевание произошло практически незамедлительно, к концу второй недели проживания людей в его стенах.

Всего выделилось восемь дистриктов, практически по количеству кварталов в городе. Чтобы было понятней — город был круглым, как торт, и неведомые строители нарезали его на десять частей. Восемь были жилыми кварталами, девятая и десятая части были по сути одним и тем же — большим проспектом, рассекающим город ровно посередине и ведущим от рынка к главным воротам с внешним портом в одну сторону и к внутренней пристани в другую, правда, близ нее он сужался, становясь, по сути, улочкой. Видимо так было задумано. Сердцем же Вавилона был огромный центр города, он, как и вышеупомянутый проспект, был объявлен зоной взаимного контроля. Там находилась ратуша — самое высокое здание города, на верхних этажах которого был зал заседания Совета Восьми, а в подвалах размещалась тюрьма, там же был рынок и еще несколько зданий административного характера, в которых при необходимости можно было решить какие-то внутренние вопросы.

Так вот — дистрикты. Нельзя было бы сказать, что в их основе лежал исключительно национальный признак, хотя во многом именно он определял группы людей, слившиеся воедино. Все-таки общность культур и похожесть языка — великое дело, подобное всегда тянется к подобному. Впрочем — не обошлось и без казусов, когда географически далекие от Мексики и Латинской Америки испанцы влились в состав их квартала, носящего имя «Картель». Думаю, тут дело было в общей ментальности. Да и понять им было друг друга несложно — язык-то по сути одного корня.

Хотя проблем с общением в Новом Вавилоне почти не было — английский чуть лучше или хуже знали почти все.

А вообще «Картель» — название говорящее, со значением, у меня сразу столько ассоциаций появилось… И что-то мне подсказывает, что они недалеки от истины.

К слову — тут вообще каждый квартал имел свое имя собственное.

Например, объединение греков, болгар и турок (да-да, турки и болгары в одной упряжке, воистину, этот мир бы непредсказуем. Ведь многовековой конфликт за спиной — однако же вот, сплотились воедино) носило имя «Дом Земноморья». Собственно, здесь территориальный принцип стоял во главе вопроса — с кем греки, которые были в городе представлены более других, граничили на той Земле, тех они и вобрали в свою общину. Впрочем, в этом дистрикте жили не только три эти нации, там еще были и албанцы, и македонцы, и другие народы, но их вкрапления были столь точечны, что о них можно было даже и не упоминать.

Мои соплеменники звались «Братство», предсказуемо русские объединились с украинцами и белорусами, вобрав в себя еще некоторое количество других братских народов, например — сербов. Только гордые поляки не пожелали присоединиться к славянскому блоку и предпочли ему «Латинский квартал», который вообще славился пестротой состава, там в одном котле варились французы, голландцы, швейцарцы, бельгийцы и еще с десяток представителей разных европейских государств.

Немцы выделились в отдельный «Тевтонский союз», вобрав в себя родственных им австрийцев и чехов. Венгры тоже примкнули к ним, узрев в этом для себя какую-то выгоду.

И англичане не стремились к европейцам, предпочтя им своих дальних родственников — американцев, австралийцев и новозеландцев. Все это называлось «Мэйфлауэр» и был этот дистрикт одним из самых многочисленных.

Впрочем, «Халифат», в здании которого мы сейчас находились, был не меньше по составу, если не больше. Он вобрал в себя арабов и множество единичных представителей разных рас, от сомалийцев и пакистанцев до курдов. Этот дистрикт отличался еще тем, что он был единственным из всех, в котором серьезно относились к религиозным убеждениям того, кто хотел в него влиться. Если пришедший человек не исповедовал ислам, дорога ему в «Халифат» была закрыта. Впрочем, никому они свою религию специально не навязывали и никак это дело в народные массы не продвигали. Да и сделать подобное было бы затруднительно — законов было мало, но запрет на агрессивное продвижение религиозных учений был принят одним из первых, все помнили, чем эти вещи заканчивались на той Земле.

И совсем уж интересным был последний дистрикт — «Азиатский блок». В нем ужились вместе несколько вроде бы совсем уж разных наций — китайцы, корейцы, индусы и японцы. Как им это удалось, какие у них были точки соприкосновения, какие резоны они преследовали — это было неизвестно. Этот дистрикт был самым населенным, но жил очень закрыто, его обитатели ни с кем особо не общались. Да и в общественной жизни почти не участвовали.

Остальное множество наций старой Земли было представлено крайне немногочисленно, а потому было вынуждено примыкать к уже сложившимся блокам. Например, соотечественников Тора, датчан, в Новом Вавилоне насчитывалось пятеро, и все они вошли в славянский блок. Столько же было и шведов, правда, они предпочли влиться в «Мэйфлауэр». Исландцев вообще оказалось всего двое, и они оба отправились к немцам, сочтя для себя именно их подходящей кампанией для себя.

Почему так получилось, почему их были единицы — то ли потому что флегматичным северянам не слишком было интересно виртуальное посмертие, или потому что основная их часть рассыпалась по огромным территориям Ковчега, было никому неизвестно. Да никто на эту тему в целом и не думал, по крайней мере, Тор про подобное не слышал.

И совсем уж мало было в Новом Вавилоне представителей Черного Континента, но тут все было как раз объяснимо. Население его было огромно, но при этом людей, которые могли бы заплатить за возможность не умирать, там было очень и очень немного, что подтверждал пример Азиза. Так что и здесь их оказались единицы.