72 метра. Книга прозы - Александр Покровский

– Где Иванов?

Между прочим, старпом к нам обращается, и надо как-то реагировать.

– Иванов? Какой Иванов?

– Ну ваш Иванов, ваш. И не делайте такие глаза. Где он? Почему его нет на построении?

– Ах Иванов наш!

– Да, ваш Иванов. Где он?

– На подходе… наверное…

– Ну и начальнички! «На подходе». Стоите тут, мечтаете о чем-то, а личный состав не сосчитан. Первая заповедь: встал в строй – проверь личный состав. Ну а Петров где?

– ???

– А где Сидоров ваш? Почему он отсутствует на построении?

– Си-до-ров?..

– Да, да, Сидоров, Сидоров. Где он? Что вы на меня так смотрите?

Кость лобковая! Действительно, где Сидоров? Ну, эти два придурка – понятно, но Сидоров! Непонятно. Ну, появится – я ему…

– Все!.. – Ладонь старпома шлепнула по столу в кают-компании второго отсека атомной подводной лодки на докладе командиров боевых частей и служб, и командиры боевых частей и служб, собранные на доклад, внутренне приподнялись и посмотрели на ладони старпома.

Вот такое хлопанье ладонью старпома по столу означает переход в новую эру служебных отношений. Этот переход может осуществляться по пять раз в день. Правда, может наблюдаться несколько эр.

– Все! Завтра начинается новая жизнь!

Новая жизнь, слава богу, всегда начинается завтра, а не просто сейчас. Есть еще время решиться и застрелиться или, наоборот, возликовать и, обливаясь слюнями, воскликнуть: «Прав ты был, Господи!»

– Если завтра кто-нибудь… какая-нибудь… слышите? Независимо от ранга. Если завтра хоть кто-нибудь опоздает на построение… невзирая на лица… тогда…

Что тогда? Все напряглись. Всем хотелось знать, «тады что?».

– Тогда узнаете, что я сделаю… узнаете… увидите…

Значит, надо опоздать, прийти и увидеть.

– Не понимаете по-человечески. Будем наводить драконовские методы.

О-о-о, этот сказочный персонаж на флоте не любят. Всех остальных любят, а этот – нет. И не потому ли, что не любят, после доклада и подведения итогов за день в каюте собрались и шептались Иванов, Петров и Сидоров?! Ну, эти два придурка – понятно, а вот Сидоров, Сидоров – непонятно.

Как вы думаете, что будет с входной дверью в квартире старпома, если в замочную скважину со стороны подъезда ей, или, может быть, ему, залить эпоксидную смолу? Наверное, ничего не будет.

Утром дверь у старпома не открылась – замок почему-то не вращался. Собака заскулила, ибо она почувствовала, что останется гадить в комнате. Он тоже почувствовал.

Сначала старпом хотел кричать в форточку, но потом ему вспомнилось, что существует такое бесценное чудо на флоте, как телефон.

Старпом позвонил распорядительному дежурному:

– Это говорит старпом Попова Павлов.

Распорядительный подумал: «Я счастлив», – и ответил:

– Есть.

– Сообщите на корабль, что я задерживаюсь, что-то с замком, дверь не открывается. Пусть наш дежурный пришлет кого-нибудь посообразительней.

Распорядительный позвонил на корабль. Дежурный по кораблю ответил:

– Есть. Сейчас пришлем, – и оглянулся.

Сообразительный на флоте находится в момент, потому что он всегда рядом.

– Слышь, ты сейчас что делаешь? Так, ладно, все бросай. К старпому пойдешь, у него там что-то с дверью. На месте разберешься. Так, не переодевайся, в ватнике можно; наверное, сопкой пойдешь. Топор захвати. Ну и сообразишь там, как и что. Ты у нас, по-моему, сообразительный.

Сообразительный был телом крупен. Такие берут в руки топор и приходят.

– Здравия желаю! – сказал он старпому через дверь.

– Ну здравствуй, – сказал ему старпом, ощутив вдруг желание надеть на себя еще что-нибудь кроме трусов, что-нибудь с погонами.

«А зачем я взял топор? – соображал в тот момент сообразительный. – И без топора же можно. Только руки все оттянул».

Он даже посмотрел на руки и тяжело вздохнул – точно, оттянул.

– Ну, чего там? – услышал он голос старпома, который уже успел одеться и застегнуть китель. – Чего затих? Умер, что ли? Давай!

А вот это неосторожно. Нельзя так кричать «давай!» личному составу, нельзя пугать личный состав, когда он думает. Личный состав может так дать – в тот момент, когда он думает, – костей не соберешь!

– Щас! – наш сообразительный больше не думал. Он застегнул ватник на все пуговицы, натянул зачем-то на уши шапку, засосал через губы, сложенные дудочкой, немножко воздуха, изготовился, как борец, – и-и-и-ех! – и как дал! Вышла дверь, и вышел он. Неужели все вышло? Не-ет! Что-то осталось, А что осталось? А такой небольшой кусочек двери вместе с замочной скважиной. М-да-а, м-да-а…

Дерево

– Дерево тянется к дереву…

– Деревянность спасает от многого…

Эти фразы были брошены в кают-компании второго отсека в самой середине той небольшой истории, которую мы хотим вам рассказать.

Итак… В шестом отсеке, приткнувшись за каким-то железным ящиком, новый заместитель командира по политической части следил за вахтенным. Новый заместитель командира лишь недавно прибыл на борт, а уже следил за вахтенным.

Человек следит за человеком по многим причинам. Одна из причин: проверить отношение наблюдаемого к несению ходовой вахты. Для этого и приходится прятаться. Иначе не проверишь. А тут как в кино: дикий охотник из поймы Амазонки.

Из-за ящика хрипло дышало луком; повозившись, оттуда далеко выглядывал соколиный замовский глаз и клок волос.

Лодка куда-то неторопливо перемещалась, и вахтенный реакторного отсека видел, что его наблюдают. Он давно заметил зама в ветвях и теперь вел себя, как кинозвезда перед камерой: позировал во все стороны света, втыкал свой взгляд в приборы, доставал то то, то это и удивлял пульт главной энергетической установки обилием и разнообразием докладов.

– Он что там, с ума сошел, что ли?

– Пульт шестьдесят пятый…

– Есть…

– Прошу разрешения осмотреть механизмы реакторного отсека.

– Ну вот опять… – вахтенный пульта повертел у виска, но разрешил: – Осмотреть все механизмы реакторного отсека.

– Есть осмотреть все механизмы реакторного отсека, – отрепетовал команду вахтенный.

– Даже репетует, – пожали плечами на пульте. – И это Попов. Удивительно. Он, наверное, перегрелся. С каждым днем плавания растет общая долбанутость нашего любимого личного состава. Сказывается его усталость.

Вахтенный тем временем вернул «банан» переговорного устройства на место, как артист. Потом он вытащил откуда-то две аварийные доски и, засунув это дерево себе в штаны, кое-как заседлал себя им спереди и сзади, отчего стало казаться, что он сидит в ящике.

Засеменив, как японская гейша, он двинулся в реакторный отсек, непрерывно придерживая и поправляя сползающую деревянную сбрую.

Ровно через десять минут его мучения были вознаграждены по-царски: у переборки реакторного его дожидался горящий от любопытства зам.

– Реакторный осмотрен, замечаний нет, – сказал заму вахтенный.

– Хорошо, хорошо… а вот это зачем? – ткнул зам в доски, выглядывавшие из штанов вахтенного.

– Нейтроны там летают. Попадаются даже нейтрино. Дерево – лучший замедлитель. Так и спасаемся.

– Да-а-а… и другой защиты нет?

– Нет, – наглости вахтенного не было предела.

– И мне бы тоже… – помялся зам. – Нужно проверить несение вахты в корме.

Дело в том, что за неделю плавания зам пока что никак не мог добраться до кормы, а тут ему представлялась такая великолепная возможность.

Через минуту зам был одет в дерево и зашнурован. А когда он свежекастрированным чудовищем исчез за переборкой, восхищенный вахтенный весело бросился к «каштану»:

– Восьмой!

– Есть восьмой…

– Деревянный к тебе пополз… по полной схеме…

– Есть…

Медленно, толчками ползущего по восьмому отсеку деревянного зама встретил такой же медленно ползущий деревянный вахтенный:

– В восьмом замечаний нет!

На следующий день мимо зама все пытались быстро проскользнуть, чтоб вдоволь нарадоваться подальше.

Каждый день его теперь ждали аварийные доски, и каждый день вахтенные кормы прикрывали свой срам аварийно-спасательным имуществом. Его ежедневные одевания демонстрировались притаившимся за умеренную плату.

Через неделю доски кончились.

– Как это кончились?! – зам строго глянул в бесстыжие глаза вахтенного.

– А-а-а… вот эта… – рот вахтенного, видимо, хотел что-то сказать, а вот мозг еще не сообразил. Глаза его от такого неожиданного затмения наполнились невольными слезами, наконец он всхлипнул, махнул рукой и выдавил:

– Ук-рали…

– Безобразие! И это при непрерывно стоящей вахте! Возмутительно! Какая безответственность! Просто вопиющая безответственность! Как же я осмотрю корму?..

Зам, помявшись, двинулся назад. В тот день он не осматривал корму.

Вечером на докладе от него все чего-то ждали. Всем, кроме командира, было известно, что у зама кончились доски.

– Александр Николаич, – сказал командир заму в конце доклада, – у вас есть что-нибудь?