История православия - Кукушкин Леонид Сергеевич

Тесная и взаимообогащающая связь мистики и фундаментальной науки – отдельная проблема, требующая серьезного исследования и далеко выходящая за рамки настоящей книги. Границы, поставленные возможностям разума, мистик преодолевает с помощью интуитивного постижения, в котором объект и субъект познания объединяются актом сочувствия, со-причастия, симпатии. Хотя в этом акте, если ограничиться его психологическим аспектом, главную роль, по-видимому, играют бессознательное и процесс сублимации, работа разума продолжается, причем даже более напряженно, чем обычно. У великих мистиков, по их свидетельствам, даже в состоянии экстаза рассудок работал холодно и незамутненно.

Как уже говорилось, главная цель всякой религиозной мистики определяется стремлением максимально приблизиться к Богу. Достижению этой цели служат молитва, аскетика, все то, что является мистикой практической, однако приблизиться к Богу можно также путем созерцания, размышлений о Боге, путем гнозиса (знания), что следует назвать мистикой теоретической. Разделение мистицизма на практический и теоретический достаточно условно: оба вида одновременно присутствуют в каждом мистическом акте, но их соотношение и доля каждого зависят от склонностей верующего, от того, например, к каком психологическому типу он относится. Поэтому, несмотря на то что психологический аспект не исчерпывает сущности мистических состояний и даже не является главным среди других аспектов, его краткое обсуждение здесь представляется целесообразным.

Известно, что мистический опыт нельзя вызвать усилием воли и ума: напряжение воли и интеллекта неизбежно сопровождается рефлексией, сосредоточением на своем «я», что подавляет мистическую настроенность, которая требует полной открытости миру и Богу. Такая открытость вызывает, с одной стороны, чувство безмерной радости, восторг от сопричастности всемогущему Богу и бесконечному миру, а с другой – рождает у человека ощущение зияющей перед ним бездны, неизмеримо глубокой и безграничной, чувство слабости и собственного ничтожества. Именно эти крайности, по-видимому, соединил Паскаль в своем метафорическом определении человека: «мыслящий тростник».

Чтобы помочь переходу в мистическое состояние, избавив сознание от диктата воли и интеллекта, люди с незапамятных времен использовали опьяняющие или наркотические средства, коллективные танцы и пение со специальной методикой и ритмом и другие подобные действия. Говоря о мистическом состоянии, необходимо твердо усвоить, что имеется целый веер таких состояний, совершенно различных по характеру и, главное, по ценности их результатов, которые заполняют широчайший спектр – от пьяного бреда или шизофренических фантазий до пророческих откровений и гениальных открытий. Можно указать ряд критериев, определяющих состояния на разных концах этого спектра: одним из важнейших, несомненно, является присущее великим мистикам острое чувство реальности, способность ощутить глубинный корень нашего мира, интуитивно проникнуть в него, что позволяет решить проблему выбора, установить и сформулировать истину. В процессе выбора и вербальной формулировки результатов мистического опыта участвуют как интуиция, так и разум, но прежде всего здесь необходима помощь благодатных сил. Недостаточное понимание этого обстоятельства служит причиной многих недоразумений; одно из них связано со знаменитым трудом Ч. Ломброзо, в котором предельно сближаются, местами и вовсе смешиваются гениальность и помешательство; последнее, как известно, сопровождается потерей чувства реальности.

Сказанное о возникновении мистического состояния, его характере и ценности результатов соответствующего опыта позволяет нарисовать схематическую картину процесса перехода из обычного состояния в мистическое, картину по необходимости грубую и не претендующую на сколько-нибудь детальное описание. Внешне она напоминает картину некоторых физических процессов, что заставляет еще раз вспомнить упомянутый в Предисловии принцип Analogia entis. Прежде всего для перехода надлежит преодолеть барьер, который имеется между этими состояниями; его высота и связанная с ней «прозрачность» зависят от психологических качеств индивида и разного рода возможных воздействий на него и поэтому могут изменяться в очень широких пределах. Разделяющий состояния барьер имеет внутреннюю структуру – для наглядности его можно представить в виде горного хребта с рядом перевалов, проходимость каждого из которых чувствительна к воздействиям определенного вида: ими являются, например, наркотические или различные химические средства, всевозможные нарушения психики, но ближе всего к теме разговора воздействие благодати. За барьером находятся мистические состояния; в какие из них произойдет переход и каковы будут плоды вынесенного оттуда опыта, предугадать заранее невозможно: это – тайна, а творится там чудо в подлинном смысле этого понятия. Можно лишь констатировать, основываясь на многочисленных свидетельствах, что для пророков, святых и других великих мистиков именно там, а не в юдольной суете сует, – истинный дом, где они могут находиться сравнительно долго и плодотворно, там испытывают экстазы и рождаются откровения. Для обычных людей пребывание за барьером кратковременно, чаще всего мгновенно, а выуженный ими оттуда опыт на поверку может оказаться не более чем пустой фантазией. Выдающиеся мистики в минуты вдохновения, когда «божественный глагол/ До слуха чуткого коснется», настолько близки к «перевалу», что достаточно легкого толчка, иногда совершенно случайного и даже не имеющего прямого отношения к предмету откровения, чтобы очутиться за барьером в состоянии мистического творчества. Толчком может послужить молитва, сказанная кем-то фраза, внешние впечатления или действия, странный сон, болезнь. Мартин Лютер так описывает один из важнейших моментов своей религиозной жизни: «Когда монах произнес при мне слова «я верую в прощение грехов», Святое Писание озарилось для меня совершенно новым светом, и я почувствовал себя как бы вновь родившимся. Я увидел, что передо мною широко распахнулись двери». Слова, произнесенные монахом, Лютер, несомненно, слышал и раньше, но здесь они оказались тем толчком, который вызвал нужное мистическое состояние. Яков Бёме получил откровение о сотворении и сущности мира, глядя на цветущие поля в окрестностях Герлица: «В четверть часа… я увидел и познал существование всех вещей, глубину и бездну, вечное зарождение Святой Троицы, происхождение мира и всех тварей от божественной мудрости. Я познал и увидел в себе три мира, причем внешний, видимый мир представлял собою порождение двух миров, внутреннего и духовного. Я увидел и познал всю творящую сущность, как в добре, так и во зле, происхождение этих начал и их взаимную зависимость друг от друга; точно так же я понял, каким образом начался процесс рождения в плодоносном чреве вечности». Похожее состояние описала св. Тереза Авильская: «Однажды во время молитвы я получила способность сразу постигнуть, каким образом все вещи могут быть созерцаемы в Боге и содержаться в Нем… Господь дал мне уразуметь, каким образом Бог может быть в трех лицах. Теперь, когда я думаю о Святой Троице или когда я слышу о Ней, я понимаю, каким образом три лица составляют только одного Бога, и я испытываю при этом неизреченное блаженство».

В каждом великом открытии, научном в том числе, имеется мистическая составляющая, поскольку такие открытия никогда не совершаются с помощью лишь логических операций, а требуют глубочайшего интуитивного постижения предмета. Пресловутое яблоко, упавшее на голову Ньютону, это тоже толчок в мистическое состояние, в результате чего был открыт закон всемирного тяготения. Химик Кекуле однажды увидел во сне змею, кусающую себя за хвост, что стало толчком для открытия циклической структуры молекулы бензола. Сон – не только один из способов перехода в мистическое состояние; сон и сновидения иногда используются для иллюстрации состояния экстаза. Величайший мистик аль-Газали (X–XI вв.), один из столпов суфизма и ортодоксального ислама одновременно, так описывает экстатическое состояние: «Бог дал людям познание пророческого состояния посредством схожего с ним в главных чертах состояния сна… Подобно тому, как разум есть око, открывающееся для постижения предметов, недоступных ощущению, так и око пророческого зрения озарено светом, при котором для него видимо то, что сокрыто от очей разума. Главнейшие свойства пророческого состояния могут быть поняты теми, кто не пережил его, лишь приблизительно, по сходству его с состоянием сна».