Русский Харбин - Олег Гончаренко

В начале 1930-х годов прошлого века в Харбине стал ощущаться недостаток учебников китайского языка, что дало импульс составителям к созданию новых учебных пособий. Классические учебники профессоров Брандта и Шмидта, ставшие ныне подлинной библиографической редкостью в силу их малой тиражности, стали исчезать с рынка для массового покупателя уже тогда. Этот пробел с успехом восполнили учебники, написанные бывшими студентами профессора Хионина — Усовым, Рудаковым и Скурлатовым. Составленный ими практический курс и руководство к изучению литературного китайского языка выдержали по нескольку переизданий в харбинских издательствах.

Среди дисциплин, изучаемых в харбинских учебных заведениях, особым успехом пользовалось правоведение. Профессора знаменитого юридического факультета В. В. Энгельфельд и В. А. Рязановский считались самыми популярными авторами научных очерков о земельном, горном и лесном праве Китая, о правонарушениях на ниве недвижимости, о местной полиции и других аспектах правовой деятельности, опубликованных ими на страницах периодически издаваемых «Известий Юридического факультета». Если снова вернуться к таким наукам, как лингвистика и история мировой культуры, можно вспомнить и другого крупного китаеведа на восточно-экономическом отделении юридического факультета — профессора Ипполита Гавриловича Баранова, читавшего там курс китайского языка и истории культуры Китая. В своих учебных планах он отводил довольно много времени на практические занятия со своими учениками. Помимо собственных студентов профессор Баранов приглашал на свои лекции всех желавших приобщиться к знаниям о культуре Китая. Нередко сам профессор проводил для своих учеников экскурсии в буддийские храмы, отправлял прогуляться по китайским торговым рядам, чтобы дать возможность ощутить дух, царивший в сфере общения между носителями языка в сфере коммерции. Во время городских прогулок с разрешения китайских владельцев он нередко демонстрировал студентам и вольным слушателям работу мелких маньчжурских артелей и крупных заводских предприятий, предоставляя возможность экскурсантам совершенствовать языковые навыки. За всю свою долгую преподавательскую карьеру харбинский профессор Баранов написал более 100 статей, опубликованных в городской периодической печати, а еще стал одним из основных харбинских переводчиков на русский язык неимоверного количества местных преданий и легенд. Его труд под названием «По китайским храмам Ашихэ», созданный на основе личных впечатлений от посещения священных для местного населения мест, с приведенными мельчайшими особенностями обрядовой и канонической сторон буддизма и конфуцианства, до наших дней остается непревзойденным в своем роде. Кстати сказать, среди учеников Баранова в свое время был и юный Валерий Францевич Салатко-Петрище. Сын владивостокской арендодательницы (с блестящей иронией описанной прозаиком Юрием Галичем в романе «Роман Царевича»), он сочинял под псевдонимом Перелешин. И хотя такое сочетание, как синолог и поэт, в те, да и наши дни, встречается крайне нечасто, на ниве поэзии Салатко-Петрище, по нашему субъективному мнению, не оставил значительных произведений. Стихотворения его на русском языке беспомощны, часто страдают отсутствием рифмы, а порою даже и смысла. Более удачным примером среди учеников профессора можно назвать Льва Михайловича Яковлева, переводчика, археолога и этнографа. Среди его этнографических работ следует отметить перевод «Учебника русского языка», предназначенный для целевой аудитории китайских простолюдинов, плохо владеющих грамотой родного языка. В нем все русские слова, в довольно искаженном виде, транскрибированы китайскими иероглифами. Любопытно, что это редкое и старое издание составлено было для китайских рабочих, приезжавших для работы по найму во Владивосток. Другой ученик профессора Хионина, Глеб Иванович Разжигаев, хотя и не стал составителем популярных языковых пособий, но справедливо пользовался уважением студентов на восточном отделении Харбинского политехнического института, как один из наиболее выдающихся педагогов по художественному переводу китайских литературных текстов.

… В рамках нашего рассказа о столпах научного мира Харбина неменьший интерес может вызвать фигура М. И. Лаврова, известного специалиста по древним азиатским языкам, изучавшего религии дальневосточных стран. Результаты его многолетних научных исследований нашли свое отражение в вышедшем в Харбине в 1922 году труде «Материалы по иконографии и мифологии Востока». Исследования региона, простиравшиеся далеко за границы Северо-Восточного Китая, проводились в экспедициях и поездках А. Гребенщикова, составителя удобной методической книжки по изучению маньчжурского языка. Автор совершил в свое время на военном катере «Восемнадцатый» путешествие по реке Сунгари и до верховьев реки Нонни. Этнографические записки Гребенщикова о водном странствии, описывающие уклад маньчжур, а также его публикации в периодике Общества русских ориенталистов, самым тесным образом переплетаются с работами П. Н. Меньшикова, издавшего в Харбине ряд научных работ по географии, а также истории дипломатических и торговых отношений России с ее азиатскими соседями. Знаменитый среди исследователей труд Меньшикова «Краткий исторический очерк Маньчжурии» стал своего рода вводным курсом к изучению жизни края в учебных программах ряда харбинских учебных заведений. Попутно в этой работе Меньшиков дал подробное описание найденных им памятников древней китайской цивилизации, до которых местные археологи в первой четверти XX века даже и не мечтали добраться.

Говоря об исследователях азиатской культуры и этнографии народов Дальнего Востока, стоит вспомнить феноменальную фигуру бывшего драгомана Императорского российского консульства в Мукдене Геннадия Ивановича Долю, женатого на православной японке. В свободное от службы в Китае время он дважды обошел пешком Японию, собрав интереснейший материал по этнографии. В Китае Доля составил обстоятельный архив данных, собранных в дни его странствий по японской земле, систематизировал и обработал тысячи единиц документов, и в ожидании публикации их на родине встретил недоброй памяти 1917 год. Ценность сведений, собранных им, не была в должной мере отмечена Временным правительством, не имевшим ни намерений, ни интереса использовать добытый материал во благо России или хотя бы определить его на попечение Генерального штаба и Академии наук. Несколько лет этот бесценный материал, научно обработанный прекрасно образованным, владевшим в совершенстве японским и китайским языками русским дипломатом, мертвым грузом лежал в стенах консульства. Во время оккупации Китая японской разведке стало известно о наличии важных материалов, собранных Долей. К этому времени дипломата уже не было в живых, а его жена послушно передала соплеменникам все, что было в ее распоряжении. После ознакомления с бумагами представители японской разведки засекретили архив и вывезли его особым поездом из Мукдена в Японию. Разумеется, секретность была продиктована не столько информацией, содержавшей какие-то военные тайны Японии, сколько, по предположениям, эта информация представляла собой столь точный и детализированный обзор японской повседневной жизни и этнических особенностей, что могла служить превосходным пособием для иностранцев для обнаружения «слабых струн японской души». В условиях войны, подобные данные неизбежно становились нежелательными для обнародования.