Сладкая месть - Валерий Ильичёв

«Все-таки моя Мария Михайловна молодец, умеет создать в доме атмосферу уюта и спокойной защищенности. Даже жаль будет её покидать». И если до этого дня Тягач думал о своем отъезде для воплощения справедливой кары подставившим его уголовникам как о чем-то отдаленном в пространстве и времени, то после сегодняшней удачи, когда у него появились деньги и оружие, больше тянуть уже не было причин. Вкусный ужин, выпитая рюмка водки и физическая близость со все ещё желанной женщиной несколько успокоили Тягача, и он быстро заснул, утомленный дневными переживаниями. Но среди ночи проснулся и, мучимый бессонницей, до утра боролся с беспокойством, явственно ощущая какую-то неведомую опасность.

И предчувствие его не обмануло.

С утра Филимонов мучился головной болью от страха перед Кулешом. Он плохо помнил, что было вчера. Да, состоялась важная встреча, и он получил собранную с бизнесменов валюту и должен был её сегодня передать Кулешу в «общак».

Братва уже давно подозревала, что Кулеш пользуется воровской кассой как своим собственным кошельком. Но против него не попрешь: за ним и воры в законе стоят, и прикрытие имеется среди властей, да и в «ментовке» свои люди служат. Так что приходилось помалкивать.

Впрочем, сейчас дело вовсе и не в том, кто «общаком» пользуется. Пропали деньги и ствол пропал, взятый им на всякий непредвиденный случай. С утра, едва разлепив веки, он сразу полез в «дипломат», стоявший в углу комнаты, и похолодел, даже не открывая, почувствовав его легковесную пустоту. Все ещё лелея слабую надежду, Филя бросился будить жену, хотя заранее знал, что она, смертельно боясь его кулаков, никогда не посмеет залезть не то что в «дипломат», но даже в карман висящего на вешалке пиджака. И, убедившись, что жена валюту не брала, а огромная сумма и оружие исчезли, он в отчаянии сел в кресло, чтобы хорошенько поразмыслить.

Если бы «дипломат» исчез, то можно было предположить, что он, отключившись, потерял его. А раз чемоданчик на месте, значит, кто-то просто обчистил. Но вот кто и где — сплошной туман. Конечно, не исключено, что его специально опоили и ограбили. Однако и этого не было. Обрадованный, что операция прошла благополучно и его не задержали при получении вымогаемых денег, он позволил себе расслабиться и, зайдя в бар, выпить граммов сто пятьдесят коньяку. Заодно, стоя перед стойкой, Филя перепроверился, нет ли за ним слежки: ведь сам Кулеш приказал быть осторожным и не привести за собой «хвоста». Вот он и зашел в этот бар. Там, кстати, его знали и не посмели бы человеку, близкому к Кулешу, подмешать в коньяк какую-нибудь гадость.

«Увы, теперь ясно, что я виноват: не придал значения словам старика Гофтейна, предупреждавшего, что он дает мне таблетки, несовместимые с алкоголем. А я всю послед-нюю неделю нервничал, глотал эти психотропные средства пригоршнями, да ещё и в этот день с утра, перед опасной встречей выпил пару „колесиков“. И на какой хрен мне понадобился этот коньяк! Прав был Семен Рафаилович, эскулап наш придворный: „поплыл“ я почти мгновенно. Что же дальше было? Стоп, кажется, я сообразил в свою машину за руль не садиться, а поймал „частника“. А вот что дальше было, не помню. Хоть убей, не помню». Филимонов вздохнул и начал одеваться. Как бы то ни было, а деваться ему некуда: надо идти с повинной к Кулешу. О том, что с ним могут сделать за пропавшие деньги, предназначавшиеся для воровского «общака», ему даже страшно было подумать.

Филимонов поведал свою печальную историю прерывающимся от волнения голосом. И хотя знал, что разжалобить Кулеша невозможно, старался говорить смиренно, с покаянием, кляня на все лады подлого Семена Гофштейна, подсунувшего ему заморские сильнодействующие таблетки. По мере изложения своего рассказа Филя, внимательно наблюдающий за лицом Кулеша, все сильнее тревожился, не замечая никаких признаков волнения у человека, слывущего в преступной среде отъявленным психом, способным прийти в дикую ярость даже по более ничтожному поводу, чем пропажа крупной суммы валюты.

«Что-то здесь не так! Может быть, деньги уже у него? И кто-нибудь из своей же братвы забрал их у меня? Тогда наказание будет не столь суровым». Но он ошибался: денег пока у Кулеша не было. Но, отправляя накануне Филю за собранным выкупом, Кулеш, хоть и не сомневался в успехе, зная, что бизнесмены платят ежеквартально свою долю аккуратно, тем не менее подстраховался и послал Китаезу посмотреть со стороны, как все пройдет. Сначала все шло как надо, а затем этот малахольный Филя с такими огромными бабками зачем-то полез в бар и вышел оттуда через десять минут в явно невменяемом состоянии. Когда, спрашивается, он успел так нализаться? И, покрутившись на ватных ногах возле своего автомобиля, побрел по краю тротуара, голосуя попутным машинам. С визгом развернувшись, к нему подкатили коричневые «Жигули», и, как только Филя, аккуратно придерживая и прижимая к себе «дипломат», пролез вовнутрь и плюхнулся на заднее сиденье, водитель резко тронул с места. Китаеза запомнил номер и, убедившись, что милицейского наблюдения за Филей нет, отправился домой, перед этим позвонив Кулешу из телефона-автомата и сообщив, что все в порядке и Филя ушел с деньгами без «хвоста». Теперь Китаеза сидел молча в углу, уже получив свое от Кулеша, пришедшего в бешенство от того, что тот отпустил пьяного подельника с огромными деньгами гулять по городу. Хорошо еще, что Китаеза назвал номер коричневых «Жигулей», подхвативших невменяемого Филю, — только это и спасло его от неминуемой расправы. А теперь ответ держал сам Филя, который не помнил вообще ничего, после того как выпил порцию коньяка в баре. Он даже толком не мог представить, как оказался у себя дома. Кулеш хмуро смотрел на Филю, продолжавшего молоть какую-то жалкую чепуху о кознях старика Гофштейна, продавшего ему не те таблетки, в которых он действительно нуждался.

— Хватит ныть, — внезапно рявкнул Кулеш, — мы все проверим и к Эскулапу человека пошлем узнать, могли ли его таблетки в сочетании с полстаканом коньяка тебя с ног сбить. Но если он тебя предупреждал, то вина твоя, а не его. К тому же идти в бар и коньяк жрать тебя никто не обязывал. А перепровериться, нет ли за тобой «хвоста», мог и раскатывая на своей машине. Но есть у нас хорошая зацепка, и ребята поехали за водилой, который тебя подобрал недалеко от бара. Скоро его сюда привезут и он будет в твоем распоряжении. Если водила сразу деньги не вернет, то отдам его тебе на полчаса. Что ты с ним будешь делать, меня не колышет: хочешь на коленях проси, хочешь режь на ремни, но чтобы деньги были. Так что моли небеса, чтобы они у него оказались. А через полчаса, если деньги в «общак» не поступят, мы возьмемся уже за тебя. Так что выбора у тебя нет.

В комнате зазвонил телефон. Кулеш снял трубку, выслушал сообщение, нажал на кнопку отбоя и, кивнув в сторону Фили, произнес:

— Ребята позвонили. Везут водилу. Это какой-то несудимый фраер с автобазы. Пожалуй, с ним хлопот особых не будет. Если «зелень» у него, то вернет — никуда не денется.

И Филя воспрял духом, надеясь, что деньги вскоре возвернутся и его простят.

Тягач с утра вышел на работу и поехал по заданию на другой конец города. Общение с друзьями по автокомбинату и производственные заботы вытеснили тревогу, и его ночные страхи, казалось, отступили. Он даже не обратил внимания, что за ним неотвязно следует иномарка темно-синего цвета. В одном из безлюдных узких переулков она подрезала его «Жигули» и заставила остановиться. Тут же к его машине подскочили двое громил и выволокли Тягача на улицу. Он, конечно, мог бы попытаться раскидать нападавших, но один из них, сразу прилепившись к нему сбоку, приставил дуло пистолета к животу и угрожающе прохрипел: «Не рыпайся, мужичок. Белые уже в городе». Тягач покорно дал себя обыскать и посадить в иномарку. И хотя его запястья сразу сцепили наручниками, он отлично понимал, что его повязали не менты, а уголовники. Тягач нисколько не сомневался, что этот захват связан со вчерашней его добычей.

«А я-то, дурной, считал, что день был удачный. Вот теперь за эту самую удачу с меня скальп эти дикари снимут. И вряд ли меня спасет, если валюту верну: на какой хрен им живой свидетель». Тягач уверился в своей догадке, обнаружив, что иномарка въезжает в ворота огромного, недавно выстроенного кирпичного особняка, напоминающего по форме средневековый терем. «Раз не скрывают логово своего пахана, значит, песенка моя уже спета. И бежать отсюда, раскидав братву, как в кино показывают, мне явно не удастся. Надо срочно что-то придумать». Железные темно-коричневого цвета ворота, скользя по накатанному рельсу, закрылись вслед за въехавшей во двор машиной, и Тягача выволокли наружу. Два бугая подхватили его крепко под руки и почти бегом поволокли по крутой лестнице в подвальное помещение. Несмотря на свое отчаянное положение, у Тягача ещё оставался шанс спастись: он может попытаться уйти от братвы, когда повезет их за валютой к себе домой. Но для этого ему придется соврать, что деньги спрятаны за городом, а домой надо заехать за ключом от железного ящика, в котором он закопал добычу. И если они поверят, то у него будет возможность сделать ноги.