Фантастика, 1982 год - Сборник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– “Высокочтимому пану, - продолжала Надийка, - Пантелеймону Кулешу с искренней благодарностью за содействие в приобретении села Казачьи Таборы. Ваш покорный слуга и вечный должник Онисий Кнышевский”.
“Вот тебе и тщета суеты!” - едва не хмыкнула Маринка, но Надийка толкнула ее локтем в бок: - Что тут смешного, такая редкостная книга…
Андрон Андреевич с благодарностью взглянул на Гармаш:
– Да, это действительно раритет. Но не об этом речь. Я показал вам этот уникум для того лишь, чтобы подтвердить известный тезис: ничто, девчата, не вечно. Все исчезнет, все проладет, Жили некогда и Кулиш, и этот Кнышевский - друг и приятель Кулеша, - а кто сейчас о них знает? Как бы шумно человек, ни жил, что бы он в жизни ни сотворил - все исчезнет, все пропадет бесследно.
И потому не следует нервничать, принимать близко к сердцу всяческие неудачи, поелику - все помрем, все станет прахом. Надо жить, есть, одеваться и - это должно быть главное! - растить вот таких пригожих разумниц, как мои дорогие гОСТЬИ…
… Маринка сидела как на иголках - уж очень не нравились ей ни сам Андрон, ни его трухлявые, сомнительной ценности сркровища. Но Чебренков будто не замечал этого, а все показывал и показывал. Вволю насмотрелась Маринка всяческих “уникумов”.
Но одна книга Марине все же понравилась, даже очень. Была она тяжеленная, толстая, большого формата. Переплет оправлен в простое серое полотно, и на материи настоящая вышивка заполочью [Заполочь (укр.) -цветные нитки для вышивания.]- пестрые полевые цветы. Это был сборник народных украинских песен.
Полистала-полистала Маринка, и так захотелось ей, чтобы Андрон взял да подарил это чудо… Подарит такой! Как же - держи карман шире!
– Нравится? - спросил Чебренков.
– Ага…
– Ну что ж, попробуем и для вас такую же достать. У меня в области знакомство в букинистическом.
Маринка только головой Кивнула, так она и поверила, что Андрон будет искать для нее такую же книгу. С какой стати?
Убрав “Народные песни”, Чебренков попросил Надийку почитать свои стихи. И Надийка читала. Марине особенно пришлось по сердцу про Павлика Морозова. Андрон тоже немного похвалил, какие-то “находки” отметил. Но потом принялся критиковать: “Тема стара, про Морозова столько уже написано…” На прощанье напоил подруг чаем с каким-то особенным вареньем: “Букет - крыжовник и жердели”. Маринка отказывалась, но Надийка ее чуть ли не кулаками принудила.
…Метет вьюга, швыряет снегом в лицо. Девушка совсем уже обессилела, села на пенек, полою прикрыла корзинку. Как там Михаиле? Верно, волнуется за нее…
“Михаиле…” - зажмурилась, радостно улыбается. Вот странно, обычное, казалось бы, самое обычное мужское имя, а для нее - вымолвишь, и будто солнышко греет. “Михаиле… Михаиле…” - нежность горячей истомой разлилась в груди.
А снег так и липнет, но кажется он теперь девушке теплым, ненастоящим. Постепенно, исподтишка, нежным пологом окутывает забытье. Михаиле… Они вдвоем… Нет, не метель шумит - шумят, шелестят тополя… и они с Михаилом совсем рядом.
Он смотрит ей прямо в зрачки. Маринке кажется, что паренек не просто читает - пьет, пьет ее всю, вбирает в себя ее, всю ее…
Лицо к лицу, глаза в глаза…
И верно, чего это он так?…
Понятно, ни в какую ворожбу она не верит, но…
Солнышко пригревает… Со… н… Солнышко…
Встрепенулась. Так и замерзнуть недолго. Нужно идти. Вон уже и дубняк кончается, еще совсем немножко, и будет видно хату.
Да, она счастливая - у нее есть Михаиле! Впервые в жизни девушка поняла: тяжело, страшно прожить без любви. А еще страшно, страшнее смерти, полюбить такого, как Андрон. И до сих пор у Маринки возникает чувство гадливости, как только вспомнит то “рандеву”. Бедная Надийка…
Как только начали наши отступать, едва не поссорились они из-за того же проклятого Андрона.
– Плохой он человек, - настаивала Маринка. - Сердцем чувствую - плохой.
– Как ты можешь?! - возмущалась Надийка. - Без всяких оснований, без доказательств порочить человека - ну, знаешь…
– Доказательства… Все в нем мне не нравится: и эта панская старина, и эти стишки. Как его? КУчерйнка, что ли… Никакого содержания. И вправду “треньки-бреньки”.
– Во-первых, не Кучеринка, а Червинка, - сдерживая гнев, поправила Надия. - А во-вторых, должна тебе сказать: ты совсем не понимаешь, не чувствуешь красоты. Все у тебя по учебнику. Содержание… Какое содержание в розе? Красиво, и все! Кроме содержания, существует и форма, об этом даже в школе учат.
– Роза? - теперь уже рассердилась Марина. - Белена твой Червинка и Андрон с ним! Роза… Знаешь, я где-то читала, что и красота умеет стрелять. Так вот, надо видеть, куда она нацелена. А форма - форма бывает разная: есть наша, а есть и чужая.
– Чужая? Ах ты!… Ты!… Схема ты ходячая!
– От схемы слышу!
– Я схема?!
– Ты! Ты!
Чуть не подрались, два дня не разговаривали. Только на третий помирились. Маринка узнала, что Андрон пошел добровольцем на фронт, и попросила прощения у Надийки.
– То-то и оно-то, - грустно улыбалась Надийка. - Ты его врагом, чуть ли не Гитлером размалевала, а он - на фронт…
“На фронт!” Немцы в село - Андрон за ними. Стал жить, как пан, в свое удовольствие. В полиции тогда еще не служил.
Гулял, пьянствовал со старостой и на его подводе в область статейки свои отвозил: про “освободительную миссию Германии” и всяческие размышления о чистой красоте и украинской древности. Не раз видели подруги знакомую фамилию на страницах фашистской газеты.
Вот тебе и роза!
Надийка не верила, все думала, что он это по заданию партизан прикидывается другом оккупантов. Не верила…
Настал день, страшный, позорный день, и он, “усталый” и “печальный” Андрон, сам же и переубедил ее.
Первый набор в Германию начался в Опанасьевке как раз на октябрьские праздники. Полицаи разнесли повестки, приказали на другой день утром собираться у школы.
Наступило утро, а школа пуста. Кинулись полицаи по дворам - где кого в чем застали, так и повели. Потом уже матери поприносили теплую одежду и харчи на дорогу…
Надийка с рассветом решила бежать в соседнее село: там еще вроде бы не было набора. Пошла огородами, к речке.
На кладках и встретилась с немцем.
Девушка знала: набором занималась исключительно полиция, “освободители” в эту “грязную работу” пока что не вмешивались. Нужно было спокойно идти - возможно, немец и не обратил бы внимания. Но Надийка не выдержала, перед носом у эсэсовца бросилась в воду.
По грязи, по ивняку - назад на берег. Немец видит: убегает. Выхватил пистолет. “Хальт! Хальт! - кричит. - Партизан!” Надийка - чащами, садами, и эсэсовец отстал, стреляет на бегу, пули над головой свистят. Перескочила через забор, на улице - ни души. И вдруг открывается напротив калитка - Чебренков…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});