На кончиках твоих пальцев (СИ) - Туманова Лиза

– Королев! – вопит на всю столовую девушка Димы, а я вспоминаю, что мне нужно поговорить с ее подругой. Вот уже неделю Зина Шелест активно ускользает от меня, и это кажется мне подозрительным. – Королев, – падают на стол руки Тулиной. Алена пододвигается ближе ко мне и презрительно морщит носик. – Что ты за человек такой!? Только посмотрите на него: спокойненько сидит обедает в столовой, пока я хожу, как клоун, активно демонстрируя свой фейс до и после макияжа! Ты хрен моржовый, а не парень! Ну, Дим, – всхлипывает она, опуская голову, – ну неужели так трудно позвонить? Трудно, а? – опускает на стул и роняет голову на руки. Никогда не любил драм, а женщин которые их устраивают и подавно… Но это дело Королева.

Я поднимаюсь и киваю Ромашко, который с интересом смотрит разыгрывающуюся сцену. Иду к выходу и слышу, как за мной быстро семенит неугомонная Елисеева.

– Неужели можно быть такой? – ядовито замечает она. – И как Дима ее выносит? Вообще не пойму, что он в ней нашел… ой, Марат, а ты куда идешь? А я хотела спросить, а не хочешь со мной после пар в кафе сходить? Я тут отличное место знаю, там кофе изумительный... ой! – она врезается в резко замершего меня.

– Елисеева, я в кафе с девушками не хожу, запомни. И если тебе так нужно моё внимание, то приходи вечером в гости, так и быть, уделю… Адрес прислать? – мой намек до черта прозрачен, и глаза девушки наполняются сначала удивлением, а потом обидой.

– Марат, ну зачем ты так? – ой, да ладно. Ставлю свою винтовку на то, что завтра опять будет строить глазки.

– Что-то еще? – так и вижу на ее лице следы борьбы с собой.

– Нет, то есть да… Северский, а что после?

– После? – с интересом тяну я. Неужели и до завтра ждать не придется? И она еще что-то высказывала насчет девушки Димы.

– Ну, после того, как мы…, – она закусывает губу и исподлобья рассматривает меня.

– Ничего, – честно отвечаю я.

– Да пошел ты! – выплевывает она и уходит, гневно цокая каблуками.

Да вроде и так шел, без подсказок. Я ухмыляюсь и продолжаю путь, захожу за угол. Замираю.

А вот и пропажа. Стоит еще бледнее и тоньше чем всегда. Чем она занимается вообще, что так себя доводит? Уж точно не вагоны разгружает. Покачивается, ели держится на ногах, опирается на стенку, чтобы не упасть… Я едва успеваю подскочить и словить ее внезапно обмякшее тело. Чертыхаюсь и подхватываю поудобнее. Что-то мне подсказывает, что никакой информации от Зины Шелест я сегодня не получу.

Несколько раз зову девушку по имени, но она безжизненна, точно кукла. И такая же легкая. Может быть, хочет довести тело до современной сейчас среди девушек худобы и истязает себя диетами, но выпирающие кости – это явный перебор. И ей нужно чаще бывать на солнце, потому что белизна ее кожи давно перешла черту «аристократической бледности». При этом на лице ярко выделяются темные пятна под глазами, а также опухший нос. Шелест явно больна, это видно и невооруженным глазом, так какого черта, спрашивается, она пришла сегодня в университет? Потому что меня совсем не радует перспектива возиться с девчонкой – а ее явно нужно доставить в медпункт.

Ловлю на себе удивленные взгляды, пока иду по наполненным студентами коридорам. Мне до них нет дела, трудно не заметить это по равнодушному виду, а вот девушке, когда она придет в себя, скорее всего, будет некомфортно от их любопытных взглядов и вопросов. Я уже не говорю о неминуемых сплетнях, которые возникают на пустом месте, а потом разрастаются в местные легенды. По тому, как шушукаются девочки, провожая меня взглядом, ясно, что и этот раз не станет счастливым исключением. Но Шелест ведь сама напросилась. Никто не заставлял ее являться сюда в таком плохом самочувствии.

– Вау, Север, ты как герой-любовник из мыльной оперы! – возникает рядом Ромашко и с ухмылкой и любопытством глядит на девушку на моих руках. – О, знакомая нежная крошка! Прозрачный и невинный цветочек…

– Заткнись, – огрызаюсь я. – Лучше слови Королева с его подругой и скажи ей, чтобы она шла в медпункт.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ага, как же – они там после бурного выяснения отношений исчезли, чтобы также бурно помириться! – пошловато скалится парень и разводит руками. – Вряд ли ты до него дозвонишься сейчас. Абонент канул в пучину страсти… – улыбается Паша.

Я морщусь. Надеюсь, медсестры смогут поставить девочку на ноги. Не хочется и дальше возиться с ней.

– Парень, ты как скисшее молоко, от одного твоего вида в обморок уныния можно грохнуться! Ладно, я так и быть помогу тебе, передавай ее мне, а уж я найду способ разбудить спящую царевну поцелуем и не только…, – смеется Ромашко.

– Ромашко, вали полем, эта не по твою душу! – не знаю почему, но мысль об обольстительных способностях друга по отношению к Шелест мне совсем не нравится.

– Ну вот ни себе ни людям, Север, что ты за человек такой… понял-понял, – наткнулся на мой взгляд друг и поднял руки, весело улыбаясь. – Иду мимо, смотрю в сторону! Чао, герой, на свадьбу хоть позови! – помахал мне ручкой парень и с привычной улыбкой ушел, не забыв подмигнуть проходящим мимо девушкам.

В медпункте над Зиной, которую я уложил на кушетку, тут же засуетились две полненькие медсестры, закрыв ее на время от меня своими грузными телами. Когда ей к носу поднесли ватку с нашатырем, она даже немного очнулась, посмотрев вокруг воспаленными глазами, но тут же снова закрыла их.

– Организм на износе, нехватка сна, пищи, общее переутомление, – начала суровым тоном перечислять медсестра, при этом поглядывая на меня так, точно это я не давал девушке нормально спать и есть, – и, вдобавок ко всему, простуда… Сейчас мы ее прокапаем, а потом ей нужен отдых и уход. Есть, кому о ней позаботиться?

Я замялся. Я ровным счетом ничего не знал о жизни этой девочки, кроме того, что она была подругой девушки Королева.

– Не знаю, – пожал я плечами и хмуро глянул на Шелест – ее измученное тело не вселяло ни одной радостной мысли. И что теперь с ней делать, я тоже не знал.

– Вы ее парень? – продолжила допрос женщина.

– Нет.

– Друг?

Я мрачно хмыкнул. Опять мимо.

– Скорее знакомый…

– Надеюсь, вы позаботитесь о том, чтобы она в скором времени оказалась дома и, желательно, долгое время не вставала с кровати, – ей нужно много сна.

Домой? Как будто я знаю, где ее дом… Но пришлось кивнуть под строгим взглядом. Все равно они вряд ли позволят мне оставить ее здесь. Я еще раз глянул на Шелест и нахмурился – как будто мне больше заняться нечем, чем возиться с этой девчонкой.

Глаза открываются с трудом. Голова тяжелая и ужасно болит, а по телу точно прошлось стадо мамонтов. Но я заставляю себя подняться и сесть на кровати. И только потом уже замечаю, что нахожусь в незнакомой комнате со светло-серыми обоями, прозрачными едва голубыми шторками, занавешивающими широкое окно, большим из темного дерева шкафом-купе, удачно пристроенным в отверстие в стене – он весь покрыт зеркальной поверхностью; а в отражении я, сидящая на большой кровати и замершая от удивления.

Я задумчиво провожу рукой по растрепанным после сна волосам, стараясь их хотя бы пригладить, а попутно думаю о том, что произошло, и как я здесь оказалась. Последнее воспоминание связано с убегающей подругой. А затем – мутная, размытая реальность, клочки обрывочных воспоминаний, незнакомые силуэты, яркая, режущая глаза белизна, чужие запахи, чужие руки…

Неужели я потеряла сознание? Вот так нелепо, как кисейная барышня, посреди бела дня взяла и свалилась на чьих-то глазах в обморок? Что там говорится в таких случаях? Определенно что-то крайне некультурное и односложное…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И кто-то явно мне помог, да еще и принес в незнакомое место, заботливо уложив в кровать. И я бы с радостью слиняла по-английски, только вот совесть мне не позволит уйти, даже не поблагодарив спасителя, да и хозяин, кем бы он ни был, явно обратит внимание на гостью, крадущуюся по квартире. Я еще раз глянула в зеркало – девушка в нем выглядела ровно настолько плохо, насколько и чувствовала себя, худая, изможденная, болезненно бледная и даже после сна отчаянно нуждающаяся в притоке сил. И еды – желудок противно постанывал, жалуясь на нерадивую хозяйку, которая даже не помнила, когда в последний раз что-то ела.