Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2 - Дмитрий Галантэ

Постепенно в широко раскрытых глазах Юриника начало появляться некоторое осмысленное выражение. Одновременно с этим его брови стали хмуриться, а глаза распахиваться ещё шире. Хотя шире, казалось, уже некуда! В ближайшие секунды они, судя по всему, планировали вывалиться из орбит прямо на Моксю. Но дыхание Юриника пока не восстановилось. Видимо, вовсю шёл некий мыслительный процесс.

Неожиданно его грудная клетка начала медленно подниматься, а лицо приобрело выражение человека с мухобойкой, который загнал в угол и собирается прихлопнуть надоевшую до чёртиков жирную зелёную муху. Юриник набрал полные лёгкие воздуха и в тот самый момент, когда его дыхание вновь замерло, а мышцы резко начали своё сокращение, домовой, хихикнув, пропал. Как будто его и не было, прозвучал лишь шлепок, словно лопнул воздушный шарик.

Юриник, рыча и тиская в объятиях пустое одеяло, завалился на пол. Мы тоже обязательно последовали бы его примеру, если бы не позволили душившему нас смеху наконец-то вырваться наружу.

Засоня понял, что его опять ловко обвели вокруг пальца, обиженно уселся на кровать и укутался с головой в своё горячо любимое одеяло. Только лицо оставил снаружи. Так и сидел, словно живой укор, мерно покачиваясь из стороны в сторону, изредка глупо улыбаясь и иногда кивая головой, будто удивляясь каким-то своим потаённым мыслям.

Наконец мы пришли в себя. Произошло это не так быстро и не так легко. Стоило кому-нибудь хоть немного успокоиться и с превеликим трудом взять себя в руки, как взгляд падал на остальных, да ещё цеплял Юриника, и начиналось всё сначала. Потом другой неимоверным усилием воли овладевал собой, снова короткий взгляд на соседа – и всё повторяется.

Придя всё же в себя, наперебой принялись рассказывать Юринику, как всё это было с самого начала. Ну и смеялся же он! Надо заметить, никак не меньше нашего. Когда же Мокся появился недалеко от стола, робко и смущённо покашливая, всем своим видом показывая, что это была всего лишь дружеская шутка и ничего больше, мы замерли в тревожном и томительном ожидании. Но Юриник и не думал обижаться, видимо, махнул рукой на этого неисправимого волосатого субъекта и уже начинал привыкать к его не всегда безобидным шуткам и розыгрышам. Что ж, очень прискорбно осознавать это. Чует моя селезенка, придется самому тряхнуть стариной и преподать примерный и показательный урок этому избалованному своенравному сказочному мужичку. А для начала мне стало очень интересно, читал ли он книжку «Тысяча и один не съеденный пряник»?

Максимилиан ещё раз самым подробнейшим образом рассказал, теперь уже всем нам, где и как он нашёл потайной проход, и что этот лаз собой представляет. Затем мы начали размышлять, каким образом можно было бы попытаться его открыть, но так ничего путного и не придумав, решили пройтись посмотреть на месте. Может быть, тогда у нас появятся хоть какие-нибудь варианты. Необходимо только сначала, дабы не вызывать ни у кого подозрений, а особенно у ворона, пообедать. Тем более, мы уже давно нагуляли аппетит. Наспех приведя в порядок комнату и пригласив домового залезть обратно в трубку, мы отправились в обеденный зал.

Как только мы свернули в коридор, ведущий к залу, тут же налетели на Корнезара, чуть не сбив его с ног. От неожиданности он шарахнулся в сторону. А едва успокоившись, с укором сказал:

– Что-то вы не торопитесь, а зря, нет у вас совершенно никакого сострадания к бедной и несчастной маленькой птичке.

– О чём это ты, Корнезар, уж не галлюциногенов ли грибных ты отведал сегодня?

Мы не поняли сразу, кого он имел в виду, какая ещё такая несчастная маленькая птичка, да ещё и которую способен пожалеть сам Корнезар! Уж кого-кого, а ворона совместить с этими эпитетами нам не пришло бы на ум никогда.

– Как о чём? – искренне удивился он, – несчастный Коршан все ноги себе, наверное, уже истоптал! Словно наскипидаренный бегает перед входом туда-сюда, туда-сюда! Скоро тропинку протопчет в каменном полу, дожидаясь вас. Он, горемычный, настолько не в себе, что даже меня спокойно мимо пропустил, не стукнув и не клюнув, как это обычно у него заведено. А о чём это говорит? – спросил он с явным интересом.

– О чём же, интересно узнать?

Корнезар, самодовольно ухмыльнувшись, радостно пустился в объяснения:

– А говорит это о том, что он оголодал до невозможности и ни о чём другом, кроме еды, думать не способен. Время обеденное, все вокруг едят всякие вкусные блюда, и у Коршана начался активный процесс в организме, который всегда у него начинается перед кормёжкой. А еды-то нет! Пища в его подготовленный организм, извините, так и не поступает! И вас тоже нет, вот он и нервничает. Так что вы уж, будьте любезны, поторопитесь, не испытывайте чрезмерно его терпение, пока он не осерчал окончательно.

И мы поторопились, внемля его просьбе, а Корнезар, ехидно улыбаясь, отправился дальше по своим важным делам.

И действительно, перед самым входом в обеденный зал, словно часовой, чеканя шаг, маршировал ворон. Узрев нас, он радостно закаркал с неизменным утино-поросячьим акцентом, захлопал крыльями и, суетливо приплясывая, бросился навстречу.

Коршан явно прибывал в сильнейшем эмоциональном возбуждении. Он проговорил ворчливо и нараспев:

– Ну-у, наконец-то! То-то же, явились не запылились, не прошло и восьми часов. Где же, позвольте полюбопытствовать, вас носило? Сколько, скажите на милость, вас ждать? Вы что, занимались какими-то важными делами? Что-то не похоже! Ну, взгляните, что творится! Уже конец обеда, между прочим, а у меня ни маковой росинки, ни кусочка мяса во рту ещё не было! Это же ни на что не похоже, это же никуда не годится, доложу я вам! Это понимать же всё-таки надо!

Нам с трудом удалось успокоить этого разбушевавшегося пернатого чревоугодника, урезонив его тем, что он сам же себя и задерживает, а заодно и нас. А ведь мог бы давно наслаждаться жареной с чесноком куриной ножкой, утиной грудкой или гусиным крылышком.

На что ворон капризно заявил, но уже без малейшей тени раздражения:

– Предпочитаю наслаждаться куриной попкой! Она намного превосходит гусиную, утиную или какую-либо другую. Я имею в виду, по своим вкусовым качествам. Нет ни неприятного привкуса и послевкусия, ни тёмного цвета, да и по мягкости куриная намного нежнее всех остальных. К тому же, когда я был ещё совсем ребёнком, мой добрый и умный дядька нередко говаривал мне, что у тех, кто часто употребляет в пищу куриные попки, очень хорошо растут волосы. Да-да, они становятся на редкость вьющимися и на загляденье кучерявыми и шелковистыми.

Потом ворон, немного подумав, поправил себя:

– Не кучерявыми, а кудрявыми! А это, по-моему, большая разница. Глотать куриные попки вполне можно и без хлеба. Не удивляйтесь, прошу вас, милостивые государи, не удивляйтесь.

Но мы никак не могли последовать его совету и были немало удивлены.

Коршан тем временем продолжал, наотрез ничего не желая замечать:

– Я ведь, друзья мои, всегда был изысканным гурманом. Да-а, сколько помню себя, с самого раннего детства! Ну, не могу я есть абы что, и всё тут, ничего не могу с собой поделать. Видимо, во мне сказывается врождённый аристократизм и недюжинная породистость личности.

Мы безмолвно таращились на ворона, заливавшего так самозабвенно без всякого, даже самого малейшего зазрения совести. Кто бы мог подумать, что его словарный запас столь разносторонен и способен изобиловать изречениями, подобными прозвучавшим сейчас? Хоть нас несколько удивили гастрономические пристрастия тайного породистого аристократа личности, но мы предусмотрительно не стали дальше поддерживать этот, безусловно, занимательный и совершенно бесполезный разговор.

Мы просто направились к скатерти заказывать себе и ворону обед. Когда Коршан услышал, что я специально для него заказал целое блюдо обжаренных с корочкой куриных попок в сметане и с зелёным лучком, то его неописуемой радости не было предела. Он прямо весь засветился изнутри, засуетился и сделался на редкость учтивым, милым и вежливым до умопомрачения.

Ничего особенного за время обеда не произошло. Наевшись досыта, мы распрощались с вороном, который предпочёл остаться слизывать с блюда вкуснейшую сметанку, как он сам выразился: «не пропадать же добру»! Да и Корнезару как раз до омерзения не нравился луковый запашок, и чесночный аромат тоже был ненавистен. А это, естественно, означало лишь одно, что необходимо будет сегодня, а лучше прямо сейчас пошептаться с ним о чём-нибудь очень важном. Удовольствие от этой содержательной беседы с уха на ухо как раз и станет достойным десертом для бедненькой птички.

Оставив ворона подлизывать сметанку с луком, мы отправились прямиком осматривать загадочную лестницу. Что касается меня, то я гораздо с большим удовольствием предпочёл бы поваляться ещё хоть немножко, хотя бы полчасика на кровати, задрав повыше ноги. Но дело есть дело.