Кокинвакасю — Собрание старых и новых песен Японии - Поэтическая антология

Вот песня, сложенная императором Нара:[45]

По теченью плывутв водах Тацуты алые листья,прилетевшие с гор.Отойдет от берега лодка —и порвется полог парчовый…[46]

Хитомаро:

Нынче не различитьцветов распустившейся сливы —затерялись онисреди хлопьев белого снега,что нисходят с небес предвечных…[47]

Неизвестный автор:

Сквозь рассветный туман,нависший над бухтой Акаси,мчатся думы моивслед ладье рыбака одинокой,что за островом исчезает…[48]

Акахито:

По зеленым лугамбродил я, фиалки срывая,до вечерней зари —и, плененный вешней красою,даже на ночь в поле остался…[49]

Неизвестный автор:

В бухте Песен, Вака,колышутся волны прилива,набегая на брег.Журавли кричат, улетаяна гнездовья в плавни речные…[50]

Кроме этих поэтов, еще множество было славных стихотворцев на протяжении многих сменявших друг друга поколений, что протянулись в веках неразрывной чредой, словно коленца в стволе черного бамбука. Песни стародавних времен собраны были в книгу под названием «Собрание мириад листьев».

После того было всего лишь один-два человека, что знали древние песни и разумели душу поэзии. У каждого из них были свои достоинства и недостатки. С той поры минуло уж более ста лет и сменилось десять государей.[51] Не много было за это столетие таких людей, чтобы и сведущи были в делах древности, и знали толк в поэзии, и сами писали стихи. Ведя о них речь, я не стану упоминать высоких особ, чтобы легче было высказывать суждения. Среди прочих же во времена не столь отдаленные[52] прославил свое имя архиепископ Хэндзё; по форме хороши его песни, но им не хватает искренности. Словно любуешься красавицей на картине, попусту волнуя сердце:

Капли светлой росысловно жемчуг на нежно-зелёныхтонких ниточках бус —вешним утром долу склонилисьмолодые побеги ивы…[53]

Духом светел и чист,неподвластен ни грязи, ни илулотос в темном пруду —и не диво, что жемчугамизасверкала роса на листьях…[54]

Эту песню сложил он, упав с лошади на лугу Сага:

О «девица-цветок»,названием чудным плененный,я срываю тебя —но молю, никому ни словао моем постыдном паденье!..[55]

У Аривара-но Нарихиры сердечных чувств избыток, а слов недостает. Песни его — словно увядшие цветы, чья краса уж поблекла, но аромат еще ощутим:

Будто бы и лунауж не та, что в минувшие весны,и весна уж не та?Только я один не меняюсь,остаюсь таким же, как прежде…[56]

Вид осенней луны,увы, не приносит отрады!Убывает она,прибывает ли ночь от ночи —мы меж тем под луной стареем…[57]

Мимолетен был сонтой ночи, что вместе с тобоюя однажды провел, —все мечтаю вернуть виденьено оно стремительно тает…[58]

Фунъя-но Ясухидэ в подборе слов искусен, но форма у него не соответствует содержанию. Словно торговец рядится в роскошные одежды:

Ветер, прянувший с гор,деревьям несет увяданьеи траве на лугах —не случайно вихрь осеннийназывают «свирепой бурей»…[59]

Сложено в годовщину смерти государя Фукакусы:

Там, в долине меж гор,заросшей густою травою,скрылись солнца лучив предвечерней туманной дымкене о том ли вспомним мы ныне?..[60]

У инока Кисэна с горы Удзи значение слов смутно и смысл песни не всегда ясен от начала до конца. Будто любуешься осенней луной сквозь завесу предрассветных облаков:

Так вот я и живув скиту на восток от столицымеж оленей ручных —не случайно зовется местоУдзияма, «гора Печалей»…[61]

Поскольку немного сохранилось сложенных им песен, не приходиться их и сравнивать. Знаем мы их не слишком хорошо.

Оно-но Комати подобна жившей в стародавние времена принцессе Сотори. В песнях ее много чувства, но мало силы. Словно запечатленное в стихах томление благородной дамы. Впрочем, от женских стихов силы ожидать, пожалуй, и не следует.

В помраченье любвисквозь сон мне привиделся милый, —если б знать я могла,что пришел он лишь в сновиденье,никогда бы не просыпалась!..[62]

Увядает цветок,что взорам людей недоступен, —в бренном мире земномнезаметно, неотвратимоцвет любви увядает в сердце…[63]

В треволненьях мирскихя травам плавучим подобна,что живут без корнейи плывут, раздумий не зная,лишь куда повлечет теченье…[64]

Сравните с песней принцессы Сотори:

Вижу, как паучоксвою паутинку раскинул —это значит, ко мненынче ночью заглянет милый,попадется сердце в тенета!..[65]

Песни Отомо-но Куронуси на вид неуклюжи. Будто крестьянин в горах присел отдохнуть под сенью вишневых цветок с вязанкой хвороста за плечами:

Вот брожу я в слезах,внимая призывам печальнымперелетных гусей,вспоминая с тоской о милой, —только как ей узнать об этом?..[66]

Что ж, пора мне взойтина гору Кагами — «Зерцало» —поглядеть на себя,чтоб доподлинно знать, насколькооблик мой состарили годы…[67]

Известны и иные сочинители, бесчисленные, словно лозы плюща в полях, словно листья деревьев в лесах, но им лишь мнится, что созданное ими — поэзия, а что есть стих воистину, они не разумеют.

В правление нынешнего нашего Государя девять раз сменяли друг друга четыре времени года. Безбрежные волны монаршего благоволения растекаются за пределы Восьми островов,[68] а сень высочайших милостей уж затмила тень от горы Цукуба. В часы отдохновения от многочисленных государственных забот не пренебрегает Государь и делами иными: памятуя деяния времен давно минувших, вознамерился он возродить наследие прошлого, дабы постигнуть его и передать грядущим поколениям. Восемнадцатого числа четвертого месяца пятого года правления Энги[69] повелел Государь старшему секретарю Двора Его Величества Ки-но Томонори, начальнику дворцовой Книжной палаты Ки-но Цураюки, бывшему младшему чиновнику управы в провинции Каи Осикоти-но Мицунэ и офицеру дворцовой стражи Правого крыла Мибу-но Тадаминэ представить ему свод поэзии, включающий песни из «Собрания мириад листьев» и песни нашего времени.

Собрали мы великое множество песен, начиная с тех, в которых говорится о том, как любуются цветущей сливой, и, далее, о том, как слушают пенье соловья, срывают ветку осеннего клена, созерцают снег. Также отобрали мы те песни, в которых содержатся пожелания долголетия Государю, а век его сравнивается с веком журавля и черепахи; песни-славословия; песни, передающие тоску разлуки с милой женой при виде осенних листьев хаги или летних трав; песни, рассказывающие о том, как возносят молитвы на «холме Встреч» — Оосака, и еще немало разнообразных песен, кои не распределены по временам года, не относятся непосредственно к весне, лету, осени или зиме. Все эти песни числом в тысячу заключены в двадцати свитках, и назван сей труд «Собрание старых и новых песен Японии».

Песни, что собрали мы, бесчисленные, словно песчинки на морском берегу, пребудут вовеки, как воды потока у подножия гор. Не услышим мы упреков, будто мелки они, подобно отмелям на реке Асука, и будут они дарить людям радость до скончания времен, пока камушек речной не станет скалою. О, быть может, труду нашему недостает аромата вешних цветов, и все же будет длиться в веках наша слава — дольше «бесконечной осенней ночи»! Пусть с робостью ожидаем мы, как примут наш труд, пусть со стыдом сознаем, что не постигли истинной души песен, — все же, остаемся ли мы или уходим, словно плывущее облако, спим ли мы пли бодрствуем, как трубящий олень, счастливы Цураюки и иже с ним, что довелось им жить на свете в пору, когда свершилось сие.