Таинственный гость - Проуз Нита

– Для кого это? – спрашиваю я. – Ты же говорила, что у Гримторпов не бывает гостей.

– И впрямь не бывает, – смеется бабушка. – Все это тебе.

Я с трудом могу в это поверить. По субботам бабушка устраивает для нас особенное чаепитие с пышками, мы едим их за подержанным кухонным столиком в нашей тесной квартире. Однажды, на мой восьмой день рождения, бабушка купила взбитые сливки – настолько восхитительные, что я так и не забыла их вкус. Я спросила, нельзя ли брать сливки каждые выходные, но бабушка покачала головой: «Хотелось бы, но они такие недешевые».

Но теперь бабушка подает мне чай, как я люблю: с двумя кусками сахара и порцией молока. Она наполняет тарелку восхитительными угощениями и ставит ее на столик на изогнутых ножках возле меня. Потом перекидывает чистую тряпку через подлокотник моего стула, видимо опасаясь крошек и пятен.

– Бабушка, ты не присоединишься ко мне?

Я вполне уверена, что она пододвинет себе стул. Мне уже не терпится рассказать ей все о полном чертоге моего воображения и о том, как я запомнила каждый предмет в этой комнате – от фазанов на ковре ручной работы до разнообразных драгоценных камней на яйце Фаберже, – на случай, если я больше не вернусь в это прекрасное поместье.

– Молли, я не могу присоединиться. Остались недомытые окна, – говорит бабушка. – Но я загляну к тебе позже. Сегодня день избавления от пыли – «мы от пыли всё намыли», помнишь? Я приду сюда позже, когда буду убирать эту комнату. Устроит тебя такой вариант?

– Да, бабушка, – отвечаю я.

Ее рука касается моей щеки, а затем бабушка выходит из гостиной. И я снова восхищаюсь чайной тележкой. Намазываю взбитые сливки и мармелад на одну булочку, потом на другую. Уплетаю их обе, запивая чаем со вкусом цитрусов и высушенных на солнце роз. Вторую чашку я наливаю, держа чайник двумя руками, как учила бабушка. Какая я молодец, что не пролила ни капли.

Я стараюсь растянуть удовольствие, поэтому пережевываю каждый кусочек не менее двадцати раз, но вскоре корзинка пустеет, а на тарелке для канапе остается лишь россыпь крошек. Я возвращаю посуду в чайную тележку и именно тогда замечаю ткань, оставленную бабушкой на подлокотнике стула. Это дает мне идею. Зачем сидеть втуне за чаепитием и вышиванием, если можно приносить пользу?

Ведь бабушка учила меня: помогай тем, кому это нужно.

Я беру тряпку и принимаюсь смахивать крошки со стула. Затем я следую завету про пыль, вытираю ее, полирую приставной столик до блеска. Я хожу по комнате, протирая все поверхности, не только столешницы и стулья, но и рамы на стенах – по крайней мере те, до которых могу дотянуться. Я удаляю пыль с часов на кофейном столике и с кожаных переплетов книг. Я начищаю безделушки и статуэтки, основания торшеров и абажуров, подоконники и створки.

В гостиной остался всего один неотполированный предмет – потрясающее, но потускневшее яйцо Фаберже. Я беру его с каминной полки и осторожно несу к своему стулу, сажусь, кладу драгоценную вещицу себе на колени. Яйцо тяжелее, чем кажется, и еще красивее вблизи. Изогнутые ножки подставки украшены замысловатыми лозами, а само яйцо инкрустировано идеально симметричными рядами изящных бриллиантов и опалового жемчуга. Возможно, золотая подставка сейчас выглядит помутневшей, утратившей яркость, но я знаю, как это исправить.

Я беру пару ломтиков лимона с чайной тележки и выдавливаю сок на тусклые ножки подставки – так, как показывала бабушка, когда мы чистили дома подержанное серебро. Взяв оставленную тряпку, я оттираю и полирую, вычищаю и навожу блеск. После этой работы руки и пальцы ноют, зато на золотой подставке не осталось ни единого узорчика, который не сиял бы и не сверкал. Я возвращаюсь к каминной полке и кладу яйцо обратно на подставку – теперь оно походит на крохотное солнце.

И тут я слышу это – хриплый голос позади меня:

– Что ты наделала?

Я подпрыгиваю и оборачиваюсь: на входе в комнату стоит миссис Гримторп, указывая костлявым пальцем на мерцающую работу Фаберже. Слышны быстрые шаги, на пороге появляется и бабушка, смотрит на тряпку и миску лимонов, которые я оставила на стуле.

– Молли, – говорит бабушка, – чем ты занимаешься?

– Я решила, что помогу тебе с уборкой. «Мы от пыли всё намыли!» И отполировали. Яйцо Фаберже было такое грязное, бабушка. Непохоже, что его вообще когда-либо чистили.

Я жду, что бабушка похвалит меня за проявленную инициативу, но вместо этого она прикрывает рот рукой.

– Гнусная девчонка! – кричит миссис Гримторп, нарушая тем самым собственное второе правило о шуме, и поворачивается к бабушке. – Она только что сняла патину с бесценной древности!

– Я не причинила яйцу вреда. Посмотрите, оно так блестит!

– Имбецилка! – визжит миссис Гримторп, по-прежнему указывая на меня костлявым пальцем, будто я пятилапая жаба, двуглавый теленок или какой другой неестественный мутант.

– Она просто пыталась помочь, – говорит бабушка.

– Она слабоумная! Уничтожить ценность Фаберже! Доложи я мистеру Гримторпу о том, что ты сделала, юная леди, он бы тут же вышвырнул тебя вместе с бабушкой!

– Но бабушка ни в чем не виновата. Это все я.

– Тихо! – приказывает миссис Гримторп. – Ты не знаешь, когда надо молчать?

Именно эта загадка разрывает мой мозг надвое. Почему надо молчать, если мне задали вопрос?

– Мэм, я могу восстановить патину, – вмешивается бабушка. – Это умеет любая хорошая горничная. Мистеру Гримторпу незачем ничего знать. Не увольняйте меня. Вы же знаете, как редко в наши дни попадается хорошая прислуга. Как вы сами всегда говорите: «Что может стать хуже, то станет хуже».

– Горничной лучше, чем бабушка, вы не найдете, – говорю я. – Вовек не найдете.

Миссис Гримторп переводит сердитый прищур с бабушки на меня.

– Твоя бабушка верно служит, иногда даже с лихвой. В отличие от других горничных, побывавших в этом доме, она, по крайней мере, знает, что такое долг. А вот ты – нет, юная леди.

– Прошу вас, – говорит бабушка. – Молли совершила ошибку. Всего лишь одну.

– Если твоя внучка хочет преуспеть в этом мире, она должна понимать, что у всего есть последствия. Девочку надо наказать.

– Я полностью согласна, – отвечает бабушка. – Она заслужила сурового наказания. По всей строгости.

– Бабушка! – восклицаю я, шокированная тем, что она предложила такое.

Она ведь знает, я всего лишь пыталась помочь! Но когда я смотрю на бабушку, та прикладывает два пальца к подбородку – это наш секретный сигнал, означающий, что все будет хорошо и что я должна ей подыграть. Так что я мгновенно умолкаю.

– Я предлагаю, – продолжает бабушка, – дать Молли работу, чтобы вернуть вам этот долг. Когда ребенку нужно усвоить урок, что может быть лучше тяжелой работы, вы согласны?

Миссис Гримторп меняется в лице и вторит:

– Тяжелой работы? Что именно ты предлагаешь?

– Распорядиться талантами Молли должным образом. Она займется чисткой. И вы ей ничего не заплатите.

Миссис Гримторп улыбается, но в ее взгляде на улыбку ни намека.

– Полагаю, наказание диктуется преступлением. Пусть девочка отполирует серебро в специальной кладовой, – приказывает она.

– Все серебро? – переспрашивает бабушка.

– Все, – отвечает миссис Гримторп.

– Но это же недели работы!

– Да, – отвечает миссис Гримторп. – Вот именно.

Бабушка смотрит на меня странным, непонятным мне взглядом. При этом она вся светится, ярко, как яйцо Фаберже.

– Пойдем, Молли, – говорит она. – Тебя ждет комната, где ты понесешь суровое наказание.

Моя голова кружится. Я не понимаю, что происходит, но следую за бабушкой и миссис Гримторп. Они выводят меня из гостиной и ведут по длинному лабиринту коридоров глубже в чрево поместья. Мы проходим огромный бальный зал слева, столовую для приемов справа, бильярдную и несколько туалетов. Наконец просторный коридор оканчивается самой просторной, самой чистой и богатой кухней из виданных мной за всю жизнь – с панорамными окнами, выходящими на остекленную оранжерею и зеленые, ухоженные, как в сказке, сады за ней.