Великая магия - Эдуардо Де Филиппо

Ты слышишь? Видишь, как они меня узнают? Кто знает, может быть они даже любят меня? Хочешь не хочешь, а для них я каждое утро хозяин, я им приношу конопляное семя и воду, хлебные крошки и кусочки сахара. Смотри с каким нетерпением они меня ждут.

КАЛОДЖЕРО. В самом дело!

ОТТО. А вы знаете, что я делаю время от времени? Я просовываю руку в клетку и беру канарейку, которая должна служить предметом моего иллюзионного трюка.

Берет со шкафа клетку, которую мы видели в первом акте.

Выпускаю ее в меньшую клетку и показываю публике. Вот видите, господа! Накрываю клетку куском черной ткани, удаляюсь на четыре шага и стреляю из револьвера в клетку. Публика вопит: «Исчезла!.. Как он это сделал?.. Он же маг!» Но канарейка не исчезает, она — умирает! Умирает, раздавленная двойным дном клетки. Выстрел револьвера лишь маскирует шум, который производит при спуске второе дно клетки. Потом, естественно, я должен привести клетку снова в готовность. И ты знаешь, что я нахожу там? Мешанину из костей, крови и перьев.

Указывает на этих канареек.

Ты видишь их? Они ничего не знают. Они не сумеют делать фокусы. Но мы на это способны и в этом наше преимущество…

Смотрит на грустное лицо Калоджеро.

Ну, хватит! Жизнь продолжается, проснись! Мы должны продолжать нашу игру. Смотри, там публика, которая ждет. Может все тебе кажется вечностью? Нет, ты увидишь потом, что через мгновение все кончается.

Указывает на партер.

Сегодня вечером море действительно спокойно. Видишь ли ты, какое сегодня великолепное море?

КАЛОДЖЕРО (увлечен игрой, хочет полностью выйти во вкус ее, но все еще пытается оказать сопротивление, возражая). Но это же стена. Это же стена твоей комнаты!

ОТТО. Так думаешь ту, но разве ты не видишь моря сквозь эту стену? Дай мне руку! Пойдем со мной.

Медленным шагом они выходят на авансцену.

Видишь? Была бы здесь стена, мы бы уперлись в стеку, но мы великолепно прошли. Что такое стена, если не заранее придуманное условие игры. Отсюда ты должен согласиться со мной, что ее не существует. Камень — это одно, а море — вот!

В то время, как Калоджеро пытается разглядеть невидимое море, Отто, пользуется этим моментом, чтобы дотянуться до пластмассового выключателя, ловко манипулируя с ним. Он приводит в действие радиограммофон с пластинкой с аплодисментами. Издалека возникают овации, которые мы уже слышали в первом акте. Постепенно аплодисменты и шум сливаются с морским шумом. Появляется ДЗАЙРА, подходит к окну, берет из стеклянной вазы те немногие гвоздики, что раньше подарили Амелии. В то же время из передней возвращается ДЖЕРВАЗИО в сопровождении женщин. Одна из них несет две свечи. Поговорив немного об умершей, они молча и скорбно уходят

КАЛОДЖЕРО. Слышу! Слышу его!

Волны аплодисментов разрастаются, символизируя собой все больше шум неспокойного моря. Калоджеро, охваченный этой магической игрой, очарованный прелестью всего ирреального, берет стул, садится и смотрит в сторону партера, словно любуется видом настоящего моря. ОТТО уходит налево. Оставшись один, Калоджеро убежденно шепчет:

Море! Это море!.. Как я его раньше не видел!

Падает занавес.

Конец второго акта.

Акт третий

Роскошные апартаменты Калоджеро ди Спельта. Огромная проходная зала. В глубине слева и справа два больших окна, сквозь которые видны большие декоративные решетки. В центре большой английский шкаф красного дерева с маленькими стеклянными витражами в верхней части его. Остальные предметы обстановки и кресла обшиты тисненой кожей. Слева и справа двери в стиле барокко.

Прошло четыре года. Когда поднимается занавес, на сцене темно из-за закрытых окон. После небольшой паузы, справа выходит Отто в сопровождении элегантно одетого Грегорио ди Спельта и Дженарино Фучеккиа, слуги дома ди Спельта.

ОТТО. Открой окна… Половина десятого… Света, воздуха…

ДЖЕНАРИНО (безупречный в своем новом костюме, обшитом галунами). Вам хорошо говорить, но синьор этого не хочет. Если он найдет окно открытым, то поднимет на ноги весь дом.

ОТТО. Открой, под мою ответственность!

ДЖЕНАРИНО (разговаривая, открывает окна). Вы, дорогой профессор, должны появляться здесь почаще… только с вами здесь можно найти немного покоя. У синьора слишком много капризов. Я служу здесь только потому, что люблю его, да и место хорошее, но, клянусь святым моего отца, что иногда…

Обращается к Грегорио.

…ваш брат меня выводит из себя. Скажите, профессор, его жена вернется или нет?

ОТТО. Эти дела тебя не касаются, тебе платят за то, что ты занимаешься своим делом.

ДЖЕНАРИНО. Платят?

Раскрывает широко глаза.

Кто мне платит? Стоит мне завести разговор о деньгах, как он начинает говорить, что мне их еще не полагается, так как игра не окончена и что у меня только представление такое, словно прошло время и на самом деле это якобы не так. Дорогой профессор, он мне задолжал жалование за четыре года!

ОТТО. Ты все получил до последнего сантима. Какой-то задаток тебе уже жал этот барчук?

Указывает на Грегорио.

ДЖЕНАРИНО (озабоченно). Сейчас дела сложились в худшую сторону. Вас здесь не было две недели и вы ничего не знаете.

ОТТО. Отказывается есть?

ДЖЕНАРИНО. И не хочет пить. Говорит, что когда к нему приходит аппетит — это плод его воображения и заявляет, что начнет есть тогда, когда игра будет окончена. Понимаете, меня волнует так же и то, что он не хочет идти в уборную. Вот уже четыре дня… Ну и семейка! Сегодня ночью он жаловался… Конечно, вы понимаете, четыре дня без еды… Я принес ему хлеб, колбасу… Ну, никак — не захотел, и баста! Представляете, я сам вынужден есть тайком, так как он предупредил меня, что если заметит, то выгонит…

ОТТО. Разбуди-ка его сейчас, я с ним поговорю, а сам тем временем закажи на кухне спагетти.

ДЖЕНАРИНО. Будьте начеку, профессор! Если он увидит спагетти, он взбесится!

ОТТО. Не рассуждай, а делай, как тебе сказано.

ДЖЕНАРИНО. Ладно.

Уходит.

ГРЕГОРИО. И по-вашему, это нормальный человек?

ОТТО. А почему ему следует быть иным?

ГРЕГОРИО. Иисусе, в таком случае вы ничего не слышали?

ОТТО. Слышал. Но, что это значит?

ГРЕГОРИО. А то, что брат мой сумасшедший и вы внесли свой вклад в это предприятие!

ОТТО. Вы абсолютно на неправильном пути! Между вашим братом и мной существует игра тоньше, чем паутина, самая древняя игра в мире, которую по — вашему нам следует уничтожить. Как бы вам это объяснить? Это трудно. Он не верит тому, что я ему говорю, следовательно, он умен. Однако, он хочет познать ее и поймать меня. На самом деле, когда он задает мне неожиданные вопросы, я должен прилагать невероятнее усилия, чтобы не впасть в противоречия.

ГРИГОРИО. Однако, шкатулки он не открывает?

ОТТО. Он боится доказать мне ложность всего.

ГРЕГОРИО. Но почему вы не хотите допустить, что перед нами сумасшедший?

ОТТО. Послушайте, у меня впечатление, что вас это устроило бы.

ГРЕГОРИО. Я не спрашивал вашего мнения. Устраивает это меня или нет — мое дело. У меня иное впечатление, и я вам говорю об этом в лицо. Вы воспользовались сложившимся обстоятельством, и подчинили своему влиянию моего брата, а теперь медленно раздеваете его. Но это долго не продлится. Я уже собрал семью и решил…

ОТТО. Подумайте хорошенько, что вы делаете. Один ошибочный шаг, и вы можете действительно свести с ума вашего брата.

ГРЕГОРИО. Мы не нуждаемся в ваших советах. Еще пару дней и вашей ноги не будет в этом доме.

Выходит в переднюю. Через некоторое время слева появляется Калоджеро. Он очень изменился с тех пор, как мы видели его в последний раз. Он постарел и выглядит очень бледным. Морщины, появившиеся в результате внутренних переживаний, придают его лицу благородный и достойный вид. Он разговаривает медленно, сопровождая каждое слово добродушной полурассеянной улыбкой.

Во взлохмаченных волосах и не расчесанных усах появилась седина. Время от времени он закрывает глаза и потом неожиданно широко раскрывает их. Он в халате и ночной рубашке. На голых ногах ночные туфли. Бережно держит под мышкой неразлучную японскую шкатулку. Увидев Отто, он останавливается и кивком головы вежливо приветствует его.