Королевский туман (СИ) - Белоусова-Ротштеин Татьяна Д.

Предложенный Дишером небольшой заговор придется очень кстати, организовав его, Джеймс сможет куда свободнее беседовать с обеими сторонами.

А вот от дикарки не было никакого прока! Пока она приносила только безотчетное раздражение и обжигающие страхом воспоминания.

Уже у самого особняка, рассеянно взглянув на свой, как всегда, безупречный дом, он вдруг почувствовал необъяснимую тревогу, будто сегодня его ждет еще одно испытание. «Мой дом — моя крепость», говорят в Атлантии, а он всё меньше и меньше чувствовал себя спокойно в собственном доме. Его крепость — не более чем иллюзия надежности.

Еще в Атлантии говорят: живя в стеклянном доме, не бросайся камнями…

Джеймс вошел в холл. Ни Огденс, ни миссис Морис его не встречали. Зато из гостиной слышались негромкие голоса и позвякивание фарфора. Лорд пошел на звуки. Через несколько секунд он узрел довольно идиллическую и одновременно отдающую безумием картину. Огденс опустил на чайный столик поднос и неторопливо разливал чай в две чашки. Тем временем двое сидящих в креслах людей — хиндийка и светловолосый молодой человек в дорожном костюме — по видимому, светски беседовали.

— Да, мисс, это у нас называется «старый школьный галстук», — сообщил ей молодой человек, переведя взгляд на вошедшего хозяина, — добрые друзья обычно его хранят. Но не все, — он ухмыльнулся и откинул волосы со лба тошнотворно знакомым движением.

— Прошу прощения, сэр, — Огденс неловко обернулся, едва не толкнув чашку, — милорд Спенсер только что прибыл и хотел бы…

— Одинокий, всеми гонимый бродяга хотел бы попросить временного приюта в сем благородном доме, — сообщил единственный сын графа Гелифакса, отставив свою чашку и для большего эффекта разведя пустые руки, — говоря проще, мои отношения с родителями всё еще не идеальны, так что я поживу у тебя какое-то время. Ты же не прогонишь однокашника, тем более родича?

Джеймс невольно отметил, как давно он не слышал такой чистый итонский акцент. В Атлантии по манере говорить можно угадать не только место рождения, но и место учебы.

Огденс, сочтя свои обязанности выполненными, тактично посторонился. Хиндийка смотрела на всю эту сцену с простым, нескрываемым любопытством, какое только и бывает у детей и дикарей.

— Чудесно, — процедил Джеймс, вышел из гостиной и направился к себе в кабинет.

— Джентльмены так себя не ведут! — донеслось ему в след укоризненное замечание Седрика.

Граф Гелифакс приходился троюродным братом матери Джеймса. Джеймс и Седрик учились вместе в школе и первые два года в университете, так что замечание про «старый школьный галстук» было вполне справедливым. Точнее, учился больше Джеймс, а Седрик просто наслаждался жизнью. Потом Седрика исключили из университета, но он, судя по всему, продолжил наслаждаться жизнью. В своём понимании. Разумеется, добром это кончиться не могло.

От Седрика следовало держаться подальше, всегда. Но у Джеймса всегда получалось наоборот. Джеймс мог бы назвать Седрика самым близким другом. Пожалуй, даже единственным другом, если понимать дружбу в неформальном смысле, то есть за пределами джентльменских клубов. Друг, несмотря на все расхождения во взглядах и убеждениях, несмотря… ни на что!

Но дружба эта продолжалась ровно до тех пор, пока те самые расхождения не дошли до такой степени, что игнорировать их Джеймс уже не мог. Кузен просто не понимал элементарных вещей. Не понимал слова «нет», не понимал, что некоторые вещи должны остаться в прошлом и быть забыты раз и навсегда.

И, конечно же, только Седрик мог выбрать настолько неподходящий момент для возвращения!

Не прошло и пяти минут тишины, как в дверь кабинета тихо постучались.

— Войдите, Огденс, — вздохнул лорд, не сомневаясь, что «дорогой» гость не стал бы стучать.

— Сэр, еще раз прошу прощения, если вся эта ситуация доставила Вам неудобство, — невозмутимо произнес дворецкий, подходя к столу и что-то протягивая.

— Ничего страшного, имея дело с виконтом Спенсером… А это что?

— Письмо, сэр, — пояснил Огденс, передав конверт, — сегодня я нашел его вместе с остальной почтой. Адресовано Вам, но без обратного адреса.

— Вижу, — Джеймс нахмурился, на секунду даже забыв о Седрике и о том, что тот сейчас болтает с хиндийкой, — кто его принес, Вы или миссис Морис, не заметили?

— Сожалею, сэр, но нет.

— Можете идти.

Джеймс распечатал конверт, почти не задумываясь. Анонимное послание — именно то, чего в его положении не хватало. Как вишенка на пирожном.

«Приветствую Вас, милорд Леонидас!

В первую очередь позвольте принести Вам свои извинения за то, что не называю своего имени! Это вынужденная мера, и я искренне надеюсь, что мы с Вами вместе преодолеем обстоятельства, из-за которых я скрываю своё имя. Спешу также уверить Вас, что мои намерения исключительно дружеские, и только лишь желание Вам помочь побудило меня написать это и последующие письма.

Признаюсь, мне известно, что Ваше расследование дела антиквара Карла Кинзмана вызвано не только и не столько его, якобы, алхимической практикой. Кроме того, смею сообщить, что мне известны некоторые сведения, касающиеся дел Вашего отца, чью память я глубоко уважаю. Дел, напрямую связанных с упомянутым выше мистером Кинзманом. Сведения эти весьма давнего происхождения и, по содержанию своему, имеют большое значение как для Вас лично, так и для всего нашего общества и государства.

Еще раз прошу прощения за столь загадочное изложение, но, повторюсь, я не имею возможности пока выражаться яснее. Основная цель моя — помочь Вам отыскать мистера Кинзмана, живого или мертвого.

В последующих письмах я постараюсь более ясно изложить свою позицию, но главная задача моих посланий — это указать Вам на лиц, имевших с мистером Кинзманом дела особого характера и могущих помочь Вам в Ваших поисках. Первое такое лицо — Арнольд Симонс, торговый агент Восточно-Хиндийской Компании. По моим сведениям, он сейчас в Лондониуме, но советую Вам поспешить, так как он, возможно, снова уедет по делам Компании. Особенность его с мистером Кинзманом дел заключалась в том, что Симонс отыскивал для Кинзмана в глубинах Чанхая товары…».

— Послушай, Джей, я, конечно, предполагал, что ты будешь не рад меня видеть, но зачем же это так демонстрировать, да еще в присутствии слуг? — Седрик, само собой, без стука вошел в кабинет, держа в руках уже не чашки с чаем, а два бокала с шерри.

— Прости, — Джеймс вздрогнул и машинально отложил письмо, — я просто не ожидал тебя здесь увидеть. И мне сейчас, честно сказать, не до приемов гостей.

— О, я должен был догадаться! — Седрик трагически закатил глаза. Он всегда так делал, желая выразить пренебрежение. — Служба, долг, обязанности. За королеву! — он залпом выпил один бокал, а второй поставил перед Джеймсом.

— Рад, что ты понимаешь, — язвительно отозвался тот, даже не взглянув на выпивку, — а тебя, значит, уже выпустили из тюрьмы?

— Ты, видимо, запамятовал, суд меня полностью оправдал, так что мои страдания ограничились добровольной ссылкой в чужих краях. Но спасибо, что спросил!

Джеймс не запамятовал, ему просто очень хотелось как-то выразить свою «радость» от встречи.

Тяжело вздохнув, он присмотрелся к гостю повнимательнее. Седрика не было в Атлантии неполных три года. Но, судя по всему, он не изменился. Даже внешне: его лицо осталось по-лондониумски бледным, никакого юго-восточного загара или следов морского ветра. И нравы его, вероятно, тоже не изменились.

— Не заметно, чтобы ссылка послужила твоему исправлению.

— О, ты даже не представляешь, насколько я изменился! — Седрик воззрился на коллекцию оружия на стене и присвистнул. — Не дурно. Только странно, что ты не пожертвовал всё это разнообразие в наш Музей.

— Если ты так изменился, почему не хочешь жить у родителей? — Джеймс упрямо не желал любезничать. Он не мог понять, рад он всё-таки видеть этого безумца или нет?

При этом Джеймс пытался незаметно дочитать письмо, но листок располагался слишком неудобно.