Крыса в храме. Гиляровский и Елисеев - Андрей Добров

– Слушаю?

Голос звучал ужасно тихо, неузнаваемо, перебиваемый каким-то механическим потрескиванием.

– Захар Борисович! Здравствуйте, – закричал я в приемный рожок аппарата как можно громче. – Это Гиляровский!

– Кто?

– Гиляровский! Владимир Алексеевич Гиляровский! – завопил я так, что два редактора, сидевшие неподалеку, вздрогнули.

– Гиляровский? Владимир Алексеевич?

– Да! Вы слышите меня?

– Очень плохо. Чертов аппарат!

– Послушайте! В списке, который вы мне вчера показывали, должен значиться некий Сергей Красильников.

– Так. И что?

– Помогите найти его нынешний адрес. Это очень важно! Сергей Красильников!

– Хорошо, попробую.

– Тогда все, отключаюсь. Да свидания!

– Что?

– Да свидания, говорю!

– А! До свидания.

Я нажал рычаг, давая отбой, и повесил наушник на крюк аппарата. Один из редакторов невинно спросил:

– Что, вели конфиденциальный разговор, Владимир Алексеевич?

– Громко орал?

– С вашим голосом никакая газета не нужна, – ответил второй редактор. – Вы к окошку подойдите, и уже вся Москва будет знать последние новости.

Я рассмеялся, угостил сотрудников своим табаком из табакерки и поехал домой.

Глава 5. Соглашение

Пообедав в «Новом Эрмитаже», я вернулся домой, наполнил ванну почти холодной водой и провел в ней не меньше часа, читая переведенных недавно с польского «Крестоносцев» Генрика Сенкевича – книгу, оставленную в прихожей Колей, который, даже надевая ботинки, наверное, не мог оторваться от чтения. В конце концов роман показался мне слишком затянутым и скучным – Сенкевич писал слогом скорее прошлого, чем нынешнего века. К тому же сюжет, пусть и не лишенный интереса, отдавал провинциальной отсталостью – все эти страсти благородных дворян, вся эта рыцарская мелодрама… Безусловно, в Варшаве «Крестоносцы» пользовались бешеной популярностью из-за их патриотического настроя. Но Сенкевич, погружая своих читателей в прошлое, как будто не замечал жизни нынешней – жестокой и интересной, полной новых героев, новых отношений, новых страданий. Насколько сильно вперед вырвалась современная русская литература, с ее вниманием к трагедии простого человека – трагедии более глубокой, чем все эти страдания баронов и графов! Рядом с произведениями Толстого, Горького и Чехова книжка Сенкевича выглядела устаревшей – словно ее нашли в гардеробе за бабушкиным турнюром. А ведь даже развлекая, литература могла приобщать читателя к новым идеям, к идеалам свободы, прогресса. Взять хоть Жюль Верна – его фантастические произведения будили в читателе интерес к науке, к технике, к путешествиям… Я начал вспоминать прочитанные книги француза и не заметил, как задремал. Проснулся от того, что вода окончательно остыла. Вылезши из ванны, я накинул свой любимый цветастый туркменский халат и отнес «Крестоносцев» в комнату Коли. В этот момент в дверь позвонили.

Я открыл. Перед дверью стоял молодой человек в сером летнем костюме с конвертом в руках.

– Владимир Алексеевич Гиляровский? – спросил он.

– Да, это я.

– Здравствуйте. Я от Захара Борисовича. Принес вам вот это.

Он протянул конверт, коротко, но вежливо попрощался и ушел.

Когда в кабинете я вскрыл принесенный конверт, там оказалось два листка – копия списка революционеров из кружка Мураховского и записка:

«К сожалению, сведений об адресе персоны, вас интересующей, я найти не смог. Его последнее местожительство нам известно, но он съехал оттуда два года назад. На свой риск посылаю вам список остальных членов кружка – может быть, вы сможете через них узнать что-то. Постарайтесь сделать так, чтобы этот список больше никто не видел. Из-за него у меня могут быть крупные неприятности».

Я просмотрел список – в нем было семь фамилий, включая Мураховского. Минус он, минус Красильников – оставалось пятеро. Пятеро, а времени такая проверка могла занять очень много. Так что, несмотря на просьбу сыщика, все же придется показать кое-кому этот список. Я взглянул на настенные часы – время было еще не позднее, жаль только, что Ивана я отпустил. Ну, ничего, извозчики в летней полупустой Москве чуть не дрались за пассажиров. Еду на Остоженку!

Там находилась контора частной охранной фирмы «Ваш ангел-хранитель», к услугам которой я прибегал тогда, когда у самого не хватало времени и сил собрать необходимую информацию. А полгода назад пришлось привлечь «ангелов» и к настоящим боевым действиям в Марьиной Роще, что, впрочем, для них было совсем не в новинку – я никогда не спрашивал хозяина конторы, бывшего циркового борца Петра Петровича Арцакова, о подробностях работы его «ангелов», потому что и сам знал – они не гнушаются ничем, лишь бы клиент заплатил и лишь бы полиция в конце концов не предъявила им свои претензии. Даже если речь шла о делах незаконных, о вымогательстве, например, Арцаков брался за них, но только при гарантии, что и вымогатель, и жертва будут одинаково молчать. А таких случаев в криминальном мире Москвы было предостаточно. Равно как предостаточно было кредиторов, желавших получить свои деньги от должников, супругов, хотевших заиметь свидетельства измены своих благоверных для организации бракоразводного процесса, или купцов, которым нужна была охрана для перевозки особо ценных товаров. Хотя в Москве работало несколько частных охранных контор, они вполне спокойно делили рынок таких услуг и жили себе в удовольствие. У них даже была собственная униформа или отличительные знаки, чтобы не перебегать друг другу дорогу при случайных встречах. Так сотрудники конторы «Надежный друг» с Варварки носили зеленые галстуки, отставные военные из «Верного товарища» с Якиманки вставляли в петлицу красную гвоздику, а «ангелы» одевались в черное – почти как похоронная команда. Впрочем, думаю, что выбор этого цвета для одежды был сделан именно с таким пугающим расчетом.

Войдя в дверь конторы, рядом с которой висела скромная табличка, я поздоровался с пожилым «ангелом», который неизменно сидел справа в закутке за старым столом, и спросил – здесь ли Петр Петрович. Впрочем, на моей памяти Арцаков не так часто отсутствовал в своей конторе – только если не выезжал по моим же экстренным делам. Вот и теперь он был на месте и приветствовал меня клубом дыма своей кривой и тонкой сигары, которую почему-то предпочитал даже моему нюхательному табаку.

– Владимир Алексеевич! Опять принесла тебя нелегкая!

Мы пожали руки, и я сел на стул перед столом Арцакова. В кабинете ничего не изменилось – все то же маленькое зарешеченное окно с мутными, давно не мытыми стеклами, которое никогда не открывалось, картотека – почти как у сыщика Архипова, но старая, обшарпанная, – вот и все, если не считать бутылки рома под столом, хотя Арцаков и не держал ее на виду, я точно знал, что она там есть.

– Не рад ты мне, Петр Петрович? – спросил я, усмехаясь. – А что так?

– Чего же тут радоваться? – ответил Арцаков, выкладывая перед собой свои пудовые кулачищи. – В прошлый раз ты меня чуть под монастырь не подвел.

– Так уж и я? А сам ты что, поневоле со мной пошел?

– По воле, по воле, – пробурчал старший «ангел». – Рому хочешь?

– Нет.

– Ну, на нет и суда нет. С чем пожаловал?

Я вынул из бумажника список Архипова, в котором заранее вычеркнул фамилию Мураховского, и положил на стол перед Арцаковым.

– Вот, смотри, Петр Петрович. Здесь значится некий Сергей Красильников. А остальные – его товарищи, с которыми он в семидесятых состоял в одном студенческом революционном кружке. Где теперь этот Красильников – одному Богу известно. Мне нужно, чтобы твои ребята нашли остальных из этого списка и мягко, без нажима узнали у них – может, кто и даст адрес Красильникова. Вот и все.

– Ага, проще простого в нашей маленькой деревушке отыскать людей, разбежавшихся тридцать лет назад. А вот этот, Мураховский, которого ты вычеркнул, он помер уже, что ли?

– Нет, с ним я сам уже поговорил.

– Не знает?

Я задумался. Спрашивал ли я у Мураховского адрес его бывшего товарища? Ведь нет! Впрочем…

– Его не беспокой. У него дочка недавно погибла. Ему не до этого сейчас.

– Ладно, – сказал Арцаков, – постараемся без него. Цены наши ты знаешь, Владимир Алексеевич, мы хоть и друзья, однако жалованье моим людям платить надо. Не обессудь.

– Конечно, – кивнул я и снова полез за бумажником…

Возвращался я пешком – хоть и далековато, но дневная жара наконец спала, повеяло ветерком, улицы опустели – дачники-мужья уже дремали в поездах, идущих прочь от Москвы. Но дома у самых дверей меня встретил взволнованный Коля.

– Владимир Алексеевич, – прошептал он, – хорошо, что вы пришли. Вас уже второй час какой-то важный гость дожидается. По виду никак не ниже князя.

– Кто бы это мог быть, – спросил я сам себя, повесил кепку на крючок и вошел в гостиную.