Крест на чёрной грани - Иван Васильевич Фетисов

Глава VII

Отговаривала Марина идти в партийный райком в этот день – едва отделался от болезни, по дому скопилась работа, надо поправить заборы, скот в огород через дыры лезет. То да сё – набралось поручений. Да и какая нужда идти-то, семь вёрст хлебать киселя по ухабистому просёлку? Приглашения не было.

Я настоял на своём – побывать надо, без всякого приглашения, его не принесут, райкомовцам обо мне пока ничего неизвестно. Явлюсь, покажу документы, кто такой, тогда будьте милостивы ко мне с почтением.

Упоминание о документах Марину заинтересовало: какие? Послужная армейская книжка? Удостоверения о наградах? Пожимая плечами и укоризненно покачивая головой, она сказала:

– Утаил ты от меня что-то, Саша?

– Да нечего таить-то, Марина. Какая может быть у меня от тебя тайна? Не было и не будет. В партию на фронте вступил – встать на учёт надо. По месту жительства. Вот весь и секрет.

– А сразу не сказал почему-то?

– Так… повода не было. Сейчас опоздал, что ли?

В райкоме безлюдно. Тишина, будто на фронте во время передышки. Огляделся. По узкому коридору пошёл отыскивать нужную комнату – где берут на учёт партийцев. Стараюсь ступать помягче: правая нога грохочет о голый пол, окаянная! Да что остерегаться – спящих тут нету, похоже, не только спящих – вообще пусто. Только и жизни – откуда-то из закутка, в конце затенённого коридора, еле слышен перестук пишущей машинки.

В коридор из ближней комнатушки справа вынырнула низенькая седовласая женщина. Услышала необычные шаги – вышла посмотреть, кто идёт. Спросила, кого нужно мне видеть, приветливо улыбнулась:

– Пойдёмте, пожалуйста, со мною.

В комнате, куда мы вошли, сидела ещё одна женщина, та была молода, с коротко стриженными русыми волосами. Подняла голову от письменного стола, зыркнула глазами и обратилась к пожилой:

– Домна Афиногеновна, товарищ, видно, на учёт?

– Да, Наташа. Оформите прикрепительный талон, – ответила старушка и повернулась ко мне. – С фронта?

– Оттуда…

Заполнить талон много времени не понадобилось – Наташа сделала это быстро. Женщины пожелали мне успешной работы в партячейке, и я вышел из кабинета благодарный, пусть и мимолётному, доброму напутствию.

Скорый, приятно закончившийся визит в сектор партучёта на некоторое время омрачился досадным случаем.

В Нийск я добрался благополучно с Ефимом Тихоновичем. Марина беспокоилась, что придётся «семь вёрст хлебать киселя по ухабистому просёлку», а мне повезло. Вышел за ворота – вижу: рысит по улице знакомая упряжка. В ходке – Ефим Тихоныч. Куда? В Нийск. И мне туда же! Старикан даже обрадовался попутчику да заодно и попенял за излишнюю скромность, что постеснялся сказать о поездке.

А мне, откровенно, просто не хотелось обременять ни Ефима, ни кого-либо другого своими заботами.

В Нийске договорились: Ефим вернётся на условленное место, к подъезду райкомовского здания, через часок-полтора. Отстукало уже два с лишним – Ефима всё нету. Как в воду канул. Загулял мой кучер у дружков или не сумел вовремя провернуть своё дело – добыть у какого-то знакомца щенка охотничьей породы. Мог он предположить и то, что долго задержат меня в райкоме.

Что оставалось делать? Сесть и сидеть на лавочке возле входа в райкомовское здание, смотреть, чем живёт главная городская улица, припоминать прошлое да прикидывать варианты хода домой – веру в кучера потерял безнадёжно.

Дел в Нийске больше не предвиделось. Навестить друзей-товарищей по старым адресам было, считай, затеей пустой – с одними навсегда расстался, лежат в безымянных могилах, другие – в госпиталях, лечат раны.

Когда-то, до войны, Нийск, тихонький, почти весь из деревянных построек городок на Транссибирской железнодорожной магистрали славился базаром, щедрым на привоз из окружавших его сёл и деревушек всякой всячины. Что имел работящий житель сельский, то и волок на базарную площадь. Не в диковинку было купить у добродушной старушки по сходной цене налитого жиром, как воском, увесистого гуся. Охотники до крупной покупки толпились у прясел с бычками и тёлками. Изредка попадали даже лошадки. Торговали ими обычно вечные путники – цыгане. Укатают сивку по дальним дорогам, потеряет коняга свою стать и резвость (смотреть – боль одна) – куда такого? На базар! Может, и клюнет какой любитель полезного для здоровья конского мяса (на базаре два дурака: один продаёт, другой покупает). Об огородной снеди и говорить нечего – завалены были ею прилавки.

А что теперь? Можно, и не заходя, сказать: бедна, если не пуста, нийская базарная площадь. Война… Разве покажет из-под полы спекулянтишка уже потёртую модную тряпицу и, нахвалив, запросит за неё втридорога. Так что тащиться на базар было незачем. В магазинах – тоже шаром покати, купить нечего.

И всё же хулить Нийск, как часто делают чужие, приезжие люди, я не собирался. Этот городок сам по себе примечателен. Вокруг богатые грибами, всякой ягодой и зверем леса. А Ния? Саянская посланница – быстроструйная речуга! Вот она-то и приобщила Нийск к сравнению с крупными именитыми городами, которые разделяются на две части могучими реками. Нийск тоже удостоился этой приметы. И подумалось: не появится Ефим – других попутчиков искать не стану. Выйду на берег Нии, брёвен, досок там валяется вдосталь – свяжу плотик, большой ли мне одному нужен – и сплыву вниз по течению до посёлка. Мне-то, солдату, дело привычное, а Марина удивится находчивости.

Прежде Марины удивиться пришлось самому – на крыльцо вышла знакомая седовласая женщина и окликнула:

– Товарищ… извините, на минутку вас можно?!

Смотрю на Домну Афиногеновну смущённый – меня ли кличет?

– Товарищ Егоров…

Меня, тут Егоров один. Что нужно старушке? Чем я ещё ей обязан?

– Вас просит зайти товарищ Округин. Секретарь райкома. Вот ещё новость! У меня пока к нему дела нету…

– Просил – хочет поговорить…

Домна Афиногеновна проводила меня до двери, обитой чёрным дерматином, тихо сказала:

– Сюда вот. Входите.

Секретарь райкома встретил на середине кабинета, подавая руку, задержал внимательный взгляд:

– Округин. Степан Алексеевич. Я тоже назвал себя.

– Понятно, товарищ Егоров… С фронта явился, – Округин кивнул на диван с обтёртыми подлокотниками. – Присядьте, солдат.

Не пожалел времени на встречу Округин. Редко пока, что ли, встречался с фронтовиками или же привлекло внимание моё знакомство с Сосновым? Трудно сказать, что стояло в тот момент на первом плане, – разговаривал он заинтересованно, выспросил, долго ли я работал на опытной станции, когда ушёл в армию, где воевал и за какие фронтовые дела награды. Мне лестно было от его душевного расположения.

Как-то незаметно, само собой, бывает в обоюдно заинтересованной беседе, Округин переключился на рассказ о своих делах. Скорее всего, я подвёл его к откровению сам, когда услышал о Соснове и спросил,