Игра с огнем (сборник) - Тесс Герритсен

Пия вскочила и пустилась за ним.

– Марко! – крикнула она. – Пожалуйста, не уходи. Я не могу, когда вы все так ссоритесь!

Все слышали, как она выбежала из дома, как звала брата, как пыталась догнать его. Десятилетняя Пия была в семье настоящим дипломатом, она всегда переживала, когда они спорили, всегда пыталась вести мирные переговоры. Ее голос звучал все тише, но все слышали, как она умоляет брата вернуться.

А в доме воцарилась долгая и тяжелая тишина.

– И что нам теперь делать? – тихо спросила Элоиза.

Профессор Бальбони покачал головой:

– Вы в этой ситуации бессильны. Мы с коллегами подадим петицию в администрацию колледжа. Некоторые из нас тоже пишут письма в газеты, но вряд ли их кто-то опубликует. Все нервничают, все боятся ответной реакции. К несогласным власти могут применить репрессии.

– Мы должны громко и публично заявить о своей лояльности, – сказал Альберто. – Напомнить им обо всех наших заслугах перед страной. Обо всех войнах, в которых мы защищали Италию.

– От этого будет мало проку, мой друг. Ваш еврейский союз выпускает пресс-релиз за пресс-релизом, заявляя о своей лояльности. И каков результат?

– Тогда что еще мы можем сказать? Что сделать?

Профессор Бальбони взвесил следующие слова, и все его тело, казалось, просело под грузом ответа:

– Вам нужно подумать об эмиграции.

– Оставить Италию? – Альберто от ярости одеревенел на своем стуле. – Моя семья прожила здесь четыреста лет. Я такой же итальянец, как и ты!

– Я с тобой не спорю, Альберто. Я только даю совет.

– Какой совет? Оставить страну? Неужели ты совсем не ценишь нашу дружбу, неужели готов выпихнуть нас на следующем пароходе?

– Прошу тебя, ты не понимаешь…

– Чего я не понимаю?

Профессор Бальбони перешел на шепот:

– Ходят всякие слухи. Мои зарубежные коллеги сообщают…

– Да, мы все знаем эти слухи. Их распространяют сумасшедшие сионисты, чтобы натравить нас на власть.

– Но мне рассказывают разные истории люди, в чьей умеренности я ничуть не сомневаюсь, – возразил профессор Бальбони. – Они рассказывают о том, что происходит в Польше. Сообщают о массовых депортациях.

– Куда? – спросила Элоиза.

– В трудовые лагеря. – Бальбони посмотрел на нее. – Отправляют женщин и детей. На возраст и не смотрят, на состояние здоровья тоже – людей арестовывают и вывозят. Захватывают их дома и собственность. Мне рассказывают такие ужасные вещи, что в них невозможно поверить, и я их не буду повторять. Но если такое происходит в Польше…

– Здесь этого не случится, – сказал Альберто.

– Ты слишком доверяешь власти.

– Ты и в самом деле думаешь, будто мы можем оставить Италию? И куда мы все поедем?

– В Португалию или Испанию. Или в Швейцарию.

– А на что мы будем жить в Швейцарии? – Альберто показал на своего зятя, который явно пытался осмыслить новый поворот в их жизни. – У Бруно здесь многолетние клиенты. Он всю жизнь зарабатывал себе репутацию.

– Никуда мы не уедем, – категорически заявил Бруно; он сел прямо и посмотрел на жену. – Твой отец прав. С какой стати нам уезжать? Мы ничего плохого не сделали.

– Но как быть со слухами? – спросила Элоиза. – Ты представь себе Пию в трудовом лагере…

– Ты думаешь, лучше, если она будет голодать в Швейцарии?

– Боже мой, я не знаю, как нам быть.

Но Бруно знал. Здесь был его дом, и хотя он редко заявлял о себе как о главе семьи, теперь ясно дал понять, кто здесь принимает решения.

– Я не брошу все, ради чего работал. Здесь моя мастерская, мои клиенты. И у Лоренцо здесь ученики. Вместе мы как-нибудь перебьемся.

Альберто положил руку на плечо зятя:

– Хорошо. Значит, мы с тобой единомышленники. Мы остаемся.

Бальбони вздохнул:

– Я понимаю, насколько ужасно мое предложение покинуть страну, но я не мог не высказаться. Если события пойдут быстрее, если условия неожиданно ухудшатся, другого шанса уехать может и не представиться. Я думаю, сейчас – лучшее время для отъезда. – Он поднялся. – Извини, я принес тебе дурную весть, мой друг. Но я хотел тебя подготовить, прежде чем ты узнаешь об этом от кого-то другого.

Он посмотрел на Лоренцо:

– Идем, молодой человек, проводи меня. Поговорим о твоих репетициях с Лаурой.

Лоренцо последовал за ним, они двинулись к каналу, но профессор молчал. Он, казалось, погрузился в свои мысли, шел нахмурившись и сцепив за спиной руки.

– Я тоже не хочу уезжать из Италии, – сказал Лоренцо.

Бальбони бросил на него рассеянный взгляд, словно удивляясь тому, что Лоренцо все еще идет рядом.

– Конечно, ты не хочешь. Никто не хочет отрываться от корней. Я и не ждал от тебя других слов.

– И все же вы советуете уехать.

Профессор Бальбони остановился на узкой улице, повернулся к нему:

– Ты, Лоренцо, рассудительный молодой человек. В отличие от твоего брата Марко. Я боюсь, он совершит какой-нибудь опрометчивый поступок и на всех вас обрушится несчастье. Твой дед всегда был о тебе высокого мнения. Я сам убедился: ты подаешь надежды как выдающийся музыкант. Поэтому я прошу тебя внимательнее относиться к происходящему вокруг. Несмотря на все недостатки твоего брата, он, по крайней мере, видит тенденцию развития страны. Ты тоже должен ее видеть.

– Тенденцию?

– Ты не заметил – все газеты теперь говорят в один голос, голос, который поднимается против евреев? И с годами он становится все громче. Передовая статья там, официальное заявление здесь. Словно мы имеем дело с тщательно спланированной кампанией.

– Дед говорит, это крики невежественных людей.

– Опасайся невежественных, Лоренцо. Они – самый опасный враг, потому как они повсюду.

Они не упоминали недавний приказ, когда Лоренцо пришел в следующую среду на репетицию. И в среду после следующей. Он оба раза обедал с Бальбони, но говорили только о музыке – о последних услышанных записях. Что Лоренцо думает о Шостаковиче? Собирается ли кто-нибудь посмотреть новую музыкальную комедию с Витторио Де Сика? И как печально известие о смерти знаменитого скрипичного мастера Ореста Канди в Генуе. Они словно изо всех сил избегали разговоров о грозовых тучах, собирающихся над их головой, а потому болтали о вещах приятных и тривиальных.

Но запретная тема все равно витала в комнате в виде мрачного лица Альды, которая молча входила и выходила, убирала стол между блюдами. Лоренцо не мог понять, почему Бальбони держат в доме эту угрюмую женщину. Он предположил, что Альда была с семьей еще до рождения Лауры в роли персональной горничной Лауриной матери, умершей от лейкемии десять лет назад. Возможно, за прошедшие годы Бальбони просто привыкли к ее каменному лицу, как люди привыкают к косолапости или боли в коленном суставе.

За три дня до конкурса Лоренцо в последний раз обедал в доме Бальбони.

Генеральная репетиция прошла превосходно, просто великолепно, и профессор вскочил на ноги и принялся аплодировать.

– Всем остальным дуэтам до вас как до луны! – провозгласил он. – Ваши инструменты – словно две слившиеся души, поющие в один голос. Почему бы нам сегодня не отпраздновать вашу победу? Я открою специальную бутылку вина.

– Но мы еще не победили, папа, – сказала Лаура.

– Пустая формальность. Они уже должны вписывать в диплом ваши имена.

Бальбони налил вина, протянул бокалы дочери и Лоренцо.

– Если будете играть так, как сегодня, то не победить просто не сможете. – Он подмигнул. – Я знаю – я слышал других конкурсантов.

– Как, папа? Когда? – спросила Лаура.

– Сегодня в колледже. Профессор Веттори консультировал некоторые дуэты. Когда они играли, я случайно оказался рядом с репетиционной.

– Папка озорник!

– Виноват, я не заткнул уши. Они играли ужасно громко, и я слышал каждую фальшивую ноту. – Он поднял бокал. – Ну, кто скажет тост?

– За победу! – воскликнула Лаура.

– За компетентное судейство! – подхватил отец.

Лаура улыбнулась Лоренцо. Он никогда не видел ее такой красивой – ее лицо раскраснелось от вина, волосы в свете лампы походили на жидкое золото.

– А ты какой тост предложишь? – спросила она.

«За тебя, Лаура, – подумал он. – За каждый драгоценный миг, проведенный нами вместе».

Лоренцо поднял бокал:

– За то, что нас соединило. За музыку!

Лоренцо помедлил у двери дома Бальбони, вдыхая влажный вечерний воздух. Задержавшись на холодке, он слушал, как плещется вода в канале, и пытался навсегда запомнить каждое мгновение прошедшего вечера. Сегодня он в последний раз посетил этот дом и потому не спешил уходить. Чего ему теперь ждать? Теперь, когда Ка-Фоскари для него закрыт, он видел впереди только бесконечные дни в мастерской, где будет работать за верстаком, делать инструменты для других музыкантов. Он состарится в мрачном и пыльном пространстве мастерской, превратится в худую угрюмую версию своего отца Бруно, а Лаура будет жить дальше. Она поступит в колледж, окунется в веселую студенческую жизнь. Ее ждут вечеринки, концерты и фильмы.