Заморские клады. Кладоискательские истории - Александр Косарев

Почему только часть? Почему не всю? Ну, это же мне кажется очевидным. Улугбек наверняка сам отбирал необходимые книги и взял только те из них, которые мог прочесть. А ведь большая часть захваченных его дедом литературных шедевров прочтению не поддавалась, поскольку были написаны на уже забытых языках. Так что в караване у Али Кушчи вряд ли была и десятая часть библиотеки Тимура. Поэтому, вполне возможен такой вариант, что большая часть собрания сочинений так и осталась в Самарканде и была погребена обломками башни рухнувшей при землетрясении, что в тех местах случаются нередко.

А вторая, меньшая её часть вполне могла быть захоронена в склепе какого-нибудь старого кладбища или горной пещере. Эта гипотеза подтверждается в частности тем, что в конце ХХ столетия от жителей кишлака Башары, что расположен как раз вблизи Китаба, поступило несколько сотен (!) раритетных древних книг. Нередки случаи, когда на местном базаре или в чайхане к приезжим подходят люди и предлагают редкие книги.

Существует версия, что помощник и ученик Улугбека в Самарканд не вернулся, а под видом дервиша долгое время скрывался в кишлаке Башары. Кстати, именно здесь на холме Нияз-тепе имеется и обширное старинное кладбище. Один из стариков рассказывал, что когда ему было 12 лет (дело происходило в начале ХХ века), на холме раскапывали участок под строительство сарая. На глубине 2-х метров землекопы наткнулись на большой плоский камень. Когда его подняли, то увидели подземный ход с расширением, а в нём сундуки, хурджины и какие-то рулоны. Суеверные старики, боясь навлечь на селение беду, повелели положить камень на прежнее место и закопать его. Впоследствии на это место приезжала некая экспедиция, но отыскать камень и подземный ход ей вроде бы не удалось.

Конечно, возможно после отъезда археологов, за дело взялись местные гробокопатели, и им видимо удалось докопаться до истины. Ведь в такой глуши раритетные манускрипты могут отыскаться только из древнего захоронения, по домам там такие книги не хранят.

Сокровища Капудании

Поиски пропавших некогда сокровищ ведутся не только на земле. В прилегающих к российским берегам морях тоже имеются клады достойные внимания. Я расскажу вам о сокровищах Капудании – отличного и новейшего турецкого корабля, погибшего в первом же плавании. Итак, шла очередная русско-турецкая война…

В начале августа 1790 года русская армия развернула наступление против турок на Дунае. Для его поддержки в Херсоне была подготовлена гребная флотилия под командованием О. М. Дерибаса. С целью преградить путь Лиманской флотилии, готовившейся проследовать к Дунаю, турецкий флот в составе 14 линейных кораблей, 8 больших фрегатов и 23 вспомогательных судов (имели на бортах около 1400 орудий) под командованием капудан-паши Гуссейна вышел в море и направился к Днепровскому лиману.

22-летний Гуссейн только что приступил к командованию турецким Черноморским флотом. Однако его шурин султан Селим III, уже имел все основания быть недовольным своим адмиралом из-за его первого неудачного столкновения с эскадрой Ф. Ф. Ушакова у Керченского пролива 8 июля 1790 года.

Гуссейн тогда отступил, уведя с собой все повреждённые суда. Видимо, желая подстраховать своего слишком молодого капудан-пашу, Селим прислал ему в помощь старого капитана-бея, или полного адмирала, Саид-бея, поднявшего свой флаг на 74-х пушечном корабле «Капудания», одном из самых лучших в турецком флоте. Это был совершенно новый корабль, вооружённый 38 и 18 фунтовыми орудиями, первый раз вышедший в море.

Несколько дней быстро и скрытно двигался оттоманский флот к Кинбурнской косе, затем вечером сделал разворот строго на север и остановился вблизи южных берегов Крыма. Об этой остановке Саид-бей заранее предупреждал Гуссейна, мотивируя её необходимость взять ценный груз, однако ни в какие подробности молодого капудан-пашу посвящать не стал. После полуночи к «Капудании» подошло несколько шлюпок. Тяжёлый груз из них принимало сразу несколько матросов. Погрузились лишь к рассвету и тут же подняли паруса.

К вечеру 27 августа вся турецкая эскадра зашла за остров Тендра и остановилась в виду маленькой крепости Гаджибей, на расстоянии в 40 вёрст от берега. Гуссейн нервничал – на следующий день предстояло совершить бросок к устью Днепра и там перехватить и уничтожить Лиманскую флотилию, пока русский флот стоит в Севастополе. Он не знал, что ещё 25 августа эскадра Ушакова (10 линейных кораблей, 6 фрегатов, 1 бомбардирский корабль, 1 репетичное судно, 17 крейсеров и 2 брандера – всего около 826 орудий) вышла с мест базирования на соединение с Лиманской эскадрой.

На рассвете 28 августа русские обнаружили турецкие корабли, стоявшие под ветром на якорях между Тендрой и Гаджибеем. Не перестраивая эскадру с походного положения в боевое, Ушаков с разгону врезался в самую гущу султанских кораблей. Он начал расстреливать их в упор из всех своих орудий. Гуссейн сразу понял, что, несмотря на своё численное превосходство, ему следует срочно уходить. Застигнутые врасплох турки в панике стали рубить якорные канаты и на всех парусах уходить в сторону устья Дуная. В это время со стороны Очакова к месту боя уже спешила Лиманская флотилия Дерибаса.

«Не стерпя жестокого огня, с великою силою на него производимого, противник начал уклоняться под ветер», – записано было тогда во флагманском журнале.

К вечеру турецкая эскадра была растрёпана и рассеяна, корабли обратились в беспорядочное бегство. Их преследование продолжалось до темноты.

Утром сражение возобновилось. «Капудание» и следовавший за ним 66-пушечный «Мелеки-Бахри» («Владыка морей»), из-за сильных повреждений, полученных накануне, заметно отставали. Ушаков отдал приказ отрезать их от остальных судов турецкого флота. Пушки «Мелеки-Бахри» молчали. Потеряв капитана Кара-Али, убитого ядром и около 90 человек команды, оставшиеся на борту 510 человек, побросав оружие, упали на колени и стали молиться пророку, покорно ожидая своей судьбы. Корабль взяли на абордаж, и на нём взвился бело-голубой флаг русского флота. (В дальнейшем этот трофейный корабль был отправлен в Херсон, отремонтирован, вооружён 74 пушками и введён в строй русского флота под названием «Иоанн Предтеча»).

Ушаков на «Рождестве Христовом» всё ближе и ближе подходил к массивному «Капудание», зарывшемуся носом в волну у мелководной Кинбурнской косы. Видя безнадёжность своего положения, Саид-Бей приказал капитану корабля Магмет-Тарие-Заим-Мустафе-Аге выбросить за борт, взятый в Крыму груз. Через несколько минут чёрные от пороховой копоти матросы стали выкатывать на палубу бочки, выносить лари и мешки. Они с недоумением смотрели на капитана, не понимая, что со всем этим делать дальше. Однако жест Саид-Бея был категоричен – всё в море.

У одного матроса, поднимавшего тяжёлый груз, ящик выскользнул из рук и, упав на палубу, разбился вдребезги. Под ноги оцепеневшей команды посыпались золотые монеты, слитки, драгоценные камни и различные украшения из золота и серебра. Один из офицеров бросился к драгоценностям и принялся забивать ими карманы и даже наматывать на руки ожерелья. Чтобы навести на борту порядок, паша выстрелил в того из пистолета в упор. Матросы бросились врассыпную, оставив в луже крови бездыханное тело. В этот момент на решительный удар выходил русский флагман «Рождество Христово». Зайдя с кормы неприятельского корабля, Ушаков произвёл залп всем бортом с расстояния всего в 30 сажен (что по морским понятиям равносильно выстрелу в упор). Сокрушительный залп буквально распорол «Капудание». Корабль запылал, и его команда начала покидать обречённый корабль. Саид-Бей выбросил белый флаг.

Люди с неприятельского корабля, – писал Ушаков, – выбежав все наверх, на бак и на борта, и поднимая руки кверху, кричали на мой корабль и просили пощады и своего спасения. Заметя оное, данным сигналом приказал я бой прекратить и послать вооружённые шлюпки для спасения командира и служителей. Ибо во время боя храбрость и отчаянность турецкого адмирала трёхбунчукового паши Саид-Бея были столь беспредельны, что он не сдавал своего корабля до тех пор, пока он не был разбит до крайности, заливался водою, все три мачты сбиты долой вплоть по палубы. Густой дым от влепившегося в его корму брандскугеля, начал показываться так, что до распространения пожара передовые шлюпки едва успели взять только упомянутого адмирала Саид-Бея, капитана корабля «Капудание» Мустафу-Агу и 18 человек чиновников: другие же шлюпки, за объятием корабля огнём, пристать не могли и при скрепчавшем ветре, с поспешностью удалились на другие суда.

В это время посреди моря возник вулкан: пылающий «Капудание», гордость турецкого флота влетел на воздух и рассыпался горящими обломками. Взметнувшиеся к небу сокровища, равно как и весьма значительная казна, предназначенная для выплаты жалования всему султанскому флоту, ушли на дно вместе с телами приблизительно 800 матросов.