Мой сводный американец - Мэри Ройс

золотистая рамка, на которой красуются Томми с отцом. Смотрю на брата и пытаюсь представить, какой был Александр в молодости. Он определенно разбил не один десяток девичьих сердец. Даже невзирая на возраст, фигура у отчима крепкая, а резкие черты лица добавляют ему мужского шарма. Глядя на снимок, так и не скажешь, что его сын знатный засранец. На лицах у обоих улыбки, да и глаза искрятся радостью. Интересно сколько здесь Тому лет? Не отдавая отчета своим действиям, я снимаю со стены фотографию и пальцами провожу по лицу брата, очерчивая линию скул.

— Зачем тебе копия на фото, если можно воспользоваться оригиналом?

Вздрагиваю от неожиданности и с ужасом поднимаю глаза, обнаруживая стоящего чуть выше американца.

Глава 11

Мия

— Так, значит, маленькая Ми втайне любуется старшим братом? — подстегивает он. — Думаешь, твоя мамочка одобрит это?

С каждой новой секундой позвоночник покрывается сковывающим льдом, в груди же, напротив, происходит атомный взрыв, а по факту я и рта раскрыть не могу, чтобы послать его куда подальше.

— Трусливая и лживая, вот какая ты на самом деле. — Том облизывает нижнюю губу, прежде чем продолжить уничтожать меня словами. — А знаешь что? Пожалуй, на людях ты тоже молчи и не называй меня братом. Ведь мало кто знает, что моя избалованная, лживая сестренка мне не родная.

Зло усмехнувшись, Томас больше не задерживается и оставляет меня в одиночестве и полном смятении. Не глядя на стену, дрожащими руками пытаюсь повесить рамку обратно, и у меня получается только с третьей попытки, а потом я по-прежнему продолжаю стоять на месте. Глаза жгут подступающие слезы, и я зажмуриваюсь, чтобы не разреветься. Почему он так себя ведет? Почему в этом парне столько жестокости? Однако больше всего меня раздражает то, как умело он скрывает свое истинное лицо под маской тупого мажора. Только вот он далеко не тупой. И я выясню, какую цель проследует этот мерзавец!

За одно мгновение соленая горечь превращается в ядреный адреналин. Не задумываясь о последствиях, я пускаюсь вслед за ним и бесцеремонно врываюсь в щедро выделенную ему комнату. Но замираю на пороге, судорожно сглатывая остатки разочарования, когда он одаривает меня высокомерным взглядом, вальяжно развалившись на кровати. И это окончательно выводит меня из себя.

— Что я тебе сделала? — выпаливаю, не сдержавшись. — За что ты так со мной обращаешься?

— А ты не догадываешься? — со скучающим видом протягивает он, лишая меня последних крох самообладания.

— Представь себе, не догадываюсь! Почему ты так себя ведешь?

Не в силах больше стоять на месте, быстрыми шагами прохожу внутрь и останавливаюсь у кровати, для большей убедительности упирая кулаки в бока.

— Как? — с безразличным выражением лица интересуется он, перекрещивая руки за головой.

— Как полный придурок! — шиплю на него.

Этот наглец прерывает меня надменным смешком, после которого указывает на стул, находящийся рядом с кроватью.

— Присаживайся, если уж не собираешься уходить.

— Я не собираюсь рассиживаться с тобой, как ни в чем ни бывало! Просто прекрати меня цеплять! Оставь в покое!

— А что если мне нравится тебя цеплять? М?

— Ты ужасен! — с презрением цежу сквозь зубы и от отчаяния бросаюсь на него с кулаками, но в следующую секунду уже жалею о необдуманном поступке, потому что одним ловким движением Томми скручивает мне руки и подминает меня под себя.

— А ты прекрасна, — с притворной нежностью шепчет он, но его холодный взгляд обжигает так, что у меня перехватывает дыхание. — Прекрасна, даже когда лжешь, глядя мне в глаза, — Томас медленно проводит костяшками пальцев по моей щеке, ускоряя и без того сходящее с ума сердцебиение. Однако внезапно ласковое прикосновение сменяется грубым, когда его пальцы до боли сминают подбородок, заставляя меня посмотреть прямо в его жгучие опалы. — Но прекрасна ты только снаружи, — Томас склоняется к самому уху и я ощущаю, как с каждым новым вдохом его грудь вздымается все сильнее, придавливая мою, — а внутри ты просто отвратная. — Горячий шепот словно въедается в мою кожу, но смысл его слов заставляет в секунду замерзнуть и сжаться в комочек.

— А разве тебя это волнует? — отчаянно сиплю я и предпринимаю попытку оттолкнуть его от себя, но парень даже и не думает ослабить напор. — Раз я такая отвратная, отвали от меня!

Извиваюсь под ним, желая исчезнуть, однако стоит заметить в его потемневших глазах яростную борьбу с самим собой, и я замираю, боясь даже вдохнуть, потому что только сейчас осознаю опасную близость наших тел. Правда, все же здравый смысл берет вверх над крохотным мозгом американца, и тот слегка поднимается на локтях, но по-прежнему удерживает на месте, нависая надо мной.

— Больше не волнует. Как и слезы в глазах, которые я намерен сделать главным твоим аксессуаром на целых три месяца.

После этой угрозы, что будто копье, слетела с ядовитого языка братца, Томми отпускает меня и рывком поднимается на ноги. Не теряя ни секунды, я отползаю на противоположный край кровати. Хочется бежать от него как от открытого огня и скрыться от его пронизывающего взгляда, который вынуждает чувствовать себя беззащитной перед ним.

— Больше не смей ко мне прикасаться! — требую сдавленным голосом, нервно поправляя волосы. Выдохнув, я на дрожащих конечностях слезаю с кровати и осторожно двигаюсь к выходу, соблюдая максимальную дистанцию между нами. — Я не твоя игрушка. И ты не будешь запугивать меня! Все, что случилось сегодня в кафе, я тоже не забуду, будь уверен.

— О, я очень на это надеюсь, — хладнокровно произносит он с хищным оскалом на лице. — Надеюсь, ты дашь мне отпор. Потому что если мне будет скучно, я зайду дальше.

Ловлю ртом воздух и, не в силах ответить на мерзкую провокацию, выбегаю из комнаты, хлопнув дверью так, что петли, наверное, едва выдерживают такой удар. А когда оказываюсь на безопасном расстоянии от этого самодовольного подлеца, невольно провожу пальцами по месту, где еще секунду назад ощущала его жесткое прикосновение. Сердце бьется с такой силой, что в груди становится тесно от боли. Однако в преддверии семейного ужина стараюсь как можно быстрее взять себя