Перелётный жених. Книга первая - Стасс Бабицкий

После пары уточняющих вопросов, поляк сказал «Jasne8» и отключился.

Лев Мартынов ->> путешествует в Христианию

4 апреля, 16:45

Копенгаген, Дания

Доступно: Сташек Долиньский

Ярко-синее небо опрокинулось на спину и заплескалось в неглубоких лужах. Дождь выжал из тучек все возможные капли и теперь ждал, пока приятель-ветер пригонит новую партию. Однако Лев не спешил выходить из уютной подворотни, отсюда удобнее наблюдать. На какой машине приедет Сташек? Логика подсказывала: аферисты всегда пускают пыль в глаза, значит стоит обращать внимание на дорогие Мерседесы или БМВ. Страх же сжимал сердце (и некоторые другие мышцы) при виде бело-синих Фольксвагенов с надписью POLITI9 и мигалками. Мимо фонтана такие сновали с завидным постоянством.

Но поляк удивил.

– Велосипед?!

– Так, – кивнул Долиньский. – В Дании транспортный налог огромный, могут насчитать больше, чем сама машина стоит. Вот народ, в основном, и выбирает два колеса, вместо четырёх. А в нашем деле важно сливаться с толпой и не привлекать к себе внимания. Rozumiesz?10

Лев присматривался к новому знакомцу. Светлые волосы торчат во все стороны, как развороченный сноп сена. Борода того же соломенного цвета, с четко простриженным контуром усов, такая же могла быть у Чехова, если бы он решил заделаться хипстером. Красные кеды и очки с оранжевыми стёклами. Да, такой велосипедист в Копенгагене легко растворится в толпе.

– А как же дальше… Повезёшь меня на багажнике?

Оба представили эту картину и улыбнулись.

– Не-не-не! На автобусе доберёмся, тут как раз за углом остановка.

Сташек прислонил велосипед к стене дома и махнул рукой: догоняй.

– Подожди! Ты что, вот так его оставишь? Прямо на улице? Украдут ведь…

– В Москве или Кракове украдут, w jednej chwili11. А тут за такое сразу дают год за решёткой. Конечно, датские тюрьмы не страшнее пряничного домика, но год жизни терять из-за дешевого велосипеда никто не захочет. На то и расчёт.

Лев не стал уточнять откуда пану так много известно о здешних исправительных учреждениях. Знает и знает, подумаешь. Куда интереснее было выспросить про Христианию. Коммуну хиппи, захвативших лет сорок назад полуразрушенные армейские казармы и сумевших сделать на их месте независимое королевство. Островок свободы, равенства и братства.

Make love, not war12.

Бла-бла-бла.

– На самом деле, разогнать их могли за пол-дня, пригнали бы пару бульдозеров, чтоб даже следа не осталось. Но хиппарики быстро договорились с мэрией и полицией о совместной выгоде, – Сташек потёр палец о палец, пересчитывая невидимые купюры.

– Взятки?

– Oczywiście13, и без них не обошлось. Но тут и другая выгода для города: туристы толпами повалили в коммуну, курнуть травки или вкусить ещё какой дряни. А покуролесив там, они приходили ночевать в гостиницы респектабельной части Копенгагена, где оставляли вполне приличные деньги. Аэропорт, вокзалы, музеи, парки, торговые центры, – у всех выросла прибыль. А что ещё бюргеру для счастья надо? Полиция тоже смекнула, что лучше обнести злачное место стеной и избавить себя от хлопот: укурыши и хулиганы кучкуются в этом квартале, а не расползаются по городу. Один большой гнойник на заднице предпочтительнее россыпи мелких прыщей по всему лицу…

Лев понимающе кивал головой, – если какое-то безобразие власть не может побороть, проще всего узаконить его. Хотя бы на словах.

У входа в царство медитативного пофигизма на двух столбах висело предупреждение: «Внимание! Вы покидаете территорию Евросоюза». Граница, значит. Но её никто не охраняет. Нет замков и решёток. Паспортный контроль? Да вы с ума сошли! Здешний люд против любого контроля, впрочем, как и паспортов. Живи и дай жить другим, как завещал великий Леннон. Или Маккартни. Не важно, брат. Оба молодцы.

Ароматный дымок плыл над улицей, подгоняемый серебряными переливами двух гитар и медью простуженного саксофона. По стенам разбегались граффити, в основном цветы, фрукты и кислотно-причудливые узоры. Кое-где чернели надписи. Смотрелись они нелепо, как таблетка активированного угля в коробке леденцов. Льву бросилось в глаза самое популярное русское ругательство, выведенное на уровне второго этажа, причём вместо точки над Й талантливый художник изобразил герб СССР.

Люди, живущие в Христиании, были под стать своим домам. Разрисованные. Руки, плечи, груди, лица – все, что не скрывалось от посторонних глаз и весенних сквозняков, – заполняли татуировки. Это выделяло местных в любой толпе туристов, это и ещё пустой взгляд. Тотальное отсутствие интереса к окружающему буйству красок. Такое равнодушие присуще черно-белым телевизорам, когда они показывают новую серию «Звёздных войн». Или бразильский карнавал…

Довольно часто встречались знаки, сделанные по типу дорожных: перечеркнутые машины, шприцы и кулаки. Даже в хипповском раю, где на каждом шагу пахнёт свободой (аж в горле уже першит), существуют запреты. Скажи нет дракам и тяжёлым наркотикам! А машину оставь за воротами. С нарушителями особо не церемонятся: гонят взашей обратно в Копенгаген, где законов, правил и условностей несоизмеримо больше.

Они прошли главную улицу почти до самого конца, а потом свернули к белоснежному дому. Спокойному и серьёзному, как медсестра в дурдоме. Никаких украшений, лишь крылечко из трёх ступенек с кованными перилами да неброская вывеска «Trofaste hustru».

– «Верная жена», – перевёл Сташек с датского. – Вот здесь ты и будешь жить. Пойдём, познакомлю z kochanką14.

– А что тут? Гостиница?

– Лучше. Это бордель.

Лев Мартынов :-( теряет ориентацию

6 апреля, 10:26

Христиания, Копенгаген

Закрытая запись

Проснуться в незнакомом месте от дикой головной боли и с похмельно-высохшим языком. Это давно уже стало традицией, Левушка. Да-да. Вот уже пару лет чуть не каждое утро начинается одинаково: в голове – если потрясти, – перекатываются кусочки воспоминаний, из которых нужно сложить пазл. Может быть тогда удастся понять, отчего так погано на душе…

Пить он начал, когда ушла Оля. Боль не прошла, но притихла и забилась поглубже. С тех пор, если выскакивала из норки, сразу получала двойной удар. Чаще тройной. Ещё чаще залп из всех стволов, занимавших стратегически-выгодные высоты за барной стойкой. Или, все-таки, раньше? После того, как провернул первую незаконную сделку? В тот же вечер урезался в хлам чем-то там дорогим и шотландским. Совесть топил. Только эта стерва выплыла, отряхнулась на берегу и снова вгрызлась в мозг. Пришлось достать новую бутылку, уже литровую…

Сейчас в его жизни появился новый повод выпить. Страх бегущего зайца. Вроде бы косой все делает правильно, петляет следы, отпрыгивая неожиданно в сторону, меняет цвет одежки под сезонный фон… Но чуткие уши все равно различают далёкую поступь охотников. Сердце колотится в бешеном ритме, от малейшего щелчка или хруста. Ветка под сапогом? Ружейный затвор? Сжаться под кустом, перевести дух.

А в это время кто-то большой и отвратно пахнущий, соединяет прицел и мушку, проводит воображаемую линию дальше, пока она не уткнётся в пушистый затылок. За секунду до выстрела у беглеца появляется металлический привкус во рту, он подбирает задние лапы и прыгает. Успеет? Или забьётся в агонии, причитая: на что я вам сдался, серенький и невзрачный, из меня даже рагу толком не приготовишь, ну кому, кому вы будете хвастаться таким бездарным трофеем?! Но вряд ли суровые дядьки с двустволками обратят внимание на затихающий бубнеж. Им крайне важна твоя шкурка, чувак, без неё тулуп не сшивается. Поэтому охоту никто не отменит, иначе дичь покрупнее придётся выпускать из клеток…

Вот эта фаза подкустового ожидания – она ведь хуже всего. Ты даже не догадываешься, кто тебя преследует, как близко они крадутся и с какой стороны зайдут в итоге. Хочется сломя голову бежать вперёд, уже дергаешь хвостиком, высовываешься… Но вдруг там капканы и ловушки?! Come back15 в заросли! А накатил бы заяц сто грамм, для храбрости…

Лев вчера вечером накатил. Даже позавчера, получается. Точно. Сташек познакомил его с пани Иреной, хозяйкой самого необычного борделя в Христиании и за пределами, вероятно, тоже. Здесь не было ни одной проститутки. Вообще. Только приличные датчанки: скучающие домохозяйки или бизнес-леди, у которых вечно не хватает времени на личную жизнь. Все – замужние, это главное условие. Они приходили в скромных плащах и туфлях без каблуков, с немытыми волосами, стянутыми в унылый пучок. Гусеницы в коконах своих ежедневных проблем. А полчаса спустя порхали как бабочки в ярких развратных нарядах, готовые ублажать незнакомцев.