Туда и оттуда - неизвестен Автор

Что же касается вышеупомянутого салона, то завела его в Антеноре герцогиня де Ш. (настоящего ее имени мы называть не будем, дабы не запятнать славное и знатное имя чернилами, а будем звать просто Роксаной - ибо именно так ее зовут посетители салона). Роксане было около тридцати лет, и два года назад ей пришлось покинуть Столицу из-за политических интриг, в которых она участвовала на стороне королевы Катарины против графа де Боша и его камарильи. Теперь она, будучи дамой образованной и утонченной, держала салон, в котором была окружена поэтами, менестрелями, актерами и кавалерами, многие из которых имели сомнительное удовольствие навлечь на себя немилость короля. Словом, салон Роксаны был островком столичного блеска в унылой жизни запроливной провинции и цветником прекрасных дам. По вышеуказанной причине мы не станем называть их настоящие имена, ограничившись теми, которые эти дамы и их не менее блистательные кавалеры носили в салоне. Каждый здесь старался блеснуть поэтическим либо музыкальным талантом. В их кругу было модно демонстрировать свободомыслие и вольнодумство, однако вне салона его посетители соблюдали все условности и исправно посещали церковь. Сердечные же дела салонного общества были столь запутанны, что причудливые многоугольники, ими образованные, затруднился бы определить самый ученый геометр. Одна из таких фигур и была первопричиной нынешней горести мадемуазель Лилиан.

- Едва увидев его, я поняла - это он, мой единственный! Эти темные кудри, эти синие глаза, струящие неземное сияние! Я не смела с ним заговорить напрямую, но сколько прочувствованных строк я посвятила ему, сколько ночей томилась в ожидании счастья! И если бы не эта подлая предательница, эта мерзкая змея... Он непременно обратил бы свой чудный взор на меня. Но она опутала его сетью своих бесцветных волос - о, с какой радостью я повыдирала бы их! - и увлекла его на погибель. Он обручился с нею, и теперь они почти не появляются в салоне. И тогда я поняла, что надо действовать решительно...

Подлой предательницей и мерзкой змеей была мадемуазель Хрисаида, прежняя сердечная подруга Лилиан, в вечной дружбе и сестринской любви к которой та многократно клялась. Но после столь низкого поведения Хрисаиды мадемуазель да Фюни возненавидела свою "милую сестру" и принялась строить козни. Если ее старания посеять неприязнь к ней в обществе были тщетны - ибо обручение Хрисаиды с вышеописанным персонажем, звавшимся Алькандром, было принято как в высшей степени романтический шаг, - то пострадавшая от подлости подруги и любимого дама стала искать утешения в новом увлечении, одновременно строя планы мести коварной разлучнице.

Новым увлечением некоторой части салонных дам был спиритизм. Принесла его госпожа Сантилена, одновременно ставшая и медиумом, и реципиентом в спиритических сеансах. Мадемуазель де Фюни подробно рассказывала новоприбывшей подруге о последнем вечере, когда Сантилена и Лизимон вызвали ни много ни мало дух покойного архиепископа Трисского, хотя им пытался воспрепятствовать некий Страж Эфирной Дороги. Мадам Илэн слушала вполуха, ловя только имена и сплетни. Подробности столоверчения ее интересовали мало. А, вот что-то новенькое!

- ...И тогда вдруг вошла она - Черная Дама. Нет, это невозможно рассказать, ее надо видеть! И слышать. Это было бы так талантливо... Но это почти непристойно. Я уверена, что она знается с этими... чернокнижниками. Но ты сама все увидишь. Сегодня среда, значит, салон соберется завтра. Ты должна там быть! Посмотришь на это безобразие!

- О, дорогая, наконец-то и вы здесь! - обратились сразу несколько завсегдатаев салона к вошедшей мадам Илэн. - Как прошло путешествие?.. А скажите, вы знаете... Вы уже видели?.. Повесьте ваш зонтик, солнце здесь не печет... Чудесный фонтан, не правда ли?..

Переплетаясь с пением струй фонтана, так же мерно и прохладно журчал вокруг говор:

- Ах, вы слышали, что герцогиня де *** обратилась к папе за разрешением на развод?

- Да, ведь ее супруг оказался...

- Тс-с, здесь не место таким словам...

- О, а вы слышали, что молодой шевалье де Силлек обвинен в ереси и схвачен Святейшей Службой?

- Да, да! Надо же - отпрыск столь древнего рода и такой негодяй!

- Говорят, вся их семья такова.

- Но какое богатство!

- Говорят, с помощью этого богатства его величество решил поправить финансовые дела маркиза де Коллена, своего любимца...

- Скажите лучше - своего собутыльника!

- Фи, как грубо!.. И каким же образом король хочет обогатить маркиза?

- Наследницей рода д'Отевилль остается юная Софи...

- Эта зазнайка? Она ни разу не соизволила появиться в обществе, а ведь она не лишена талантов. Но она слишком чопорна, бедняжка.

- Да, здесь не место ортодоксам. Свобода мысли - главное. Возьмите хоть Черную Даму...

- Но она же... Ее воззрения - ересь!

- Возможно, это лишь аллегории. Ведь и о Господе нашем Иисусе она говорит с почтением.

- А как поет!

- Да, да! Она будет сегодня?

- Она будет петь?

- Говорят, она простужена.

- Нет, это ее чужеземные курения.

- Но она утверждает, что они служат для успокоения...

- Да, поэтическая душа всегда ранима, а Черная Дама скорбит о горестях многих...

- Я посвятил ей сонет... О, решусь ли прочесть?!

- Она скоро придет.

- Надеюсь, она будет петь.

- О, эти песни!.. Откуда они?

- Эта смелость духа! Этот полет мысли!

- Воистину, душа ее крылата!..

Между тем, само собрание напоминало большое дерево, усиженное птичками в ярком оперении, которые напевали, ворковали, чирикали, слыша только себя.

Прибывающие подходили выразить свое почтение хозяйке, поцеловать ее прелестную ручку, удостоиться радушной фразы или хотя бы приветливого взора живых голубых глаз.

- Здравствуйте, Илэн! Я бесконечно рада видеть вас в своем салоне.

- Здравствуйте, мадам...

- О, зовите меня просто Роксаной. А вы желаете избрать себе имя?

Илэн была прекрасно осведомлена об этом обычае салона госпожи Роксаны, и имя уже было заготовлено - Ириана. Под этим именем она и была представлена тем, кто еще не был знаком с ней.

Тем временем гости салона слегка притихли. Один из менестрелей, по салонному имени - Никомед, взял в руки украшенную лиловыми лентами лютню, поклонился Роксане и запел:

Черной гитары коснутся белые струны,

А менестрель - как свечка тонкий и юный,

Только зачем-то прятал седую прядь,

Словно те, кто любили, могли не знать...

Холод и голод отстанут, устав, в дороге,

Но никуда не сбежать от своей тревоги.

В мире так много лжи и засохшей крови!

Разве они лежали в его основе?

Будет за песни казнен певец на рассвете...

Странным обломком гитары играют дети.

Шепот: "Ты должен уйти, ты нужен живой!

Знаешь, бери гитару мою с собой!"

А через год все снова, хоть плачь, хоть смейся.

В грубых руках умрет струна, как ты не бейся.

"Я им не дам убить - ты тоже из нас.

Струны возьми в подарок, и в добрый час!"

Черной была гитара, а струны белы.

Господи, как же пел он, безумец смелый!

Струны - подарок Света, гитара - Ночи,

Длинны дороги, а жизнь на аккорд короче...

Век менестреля обрежут мечи и злоба.

Друг менестреля напрасно глядит с порога.

Море - его могилу - оплачут птицы,

Песни его навеки уйдут в страницы...

Кто-то с усмешкой: "Ну что, доигрался, видно?"

Кто-то глаза опустит, как будто стыдно.

В мире так много лжи и крови кошмара...

Только созвездьем в небе - его Гитара...

Черной гитары коснулись белые струны...

Песни о несчастной менестрельской доле здесь пользовались популярностью. Певцу одобрительно похлопали, раздавались даже возгласы: "Прелестно! Браво!".

И тут шелест похвал прервал низкий женский голос, произнесший с ноткой усталого терпения:

- Ах, молодой человек, мне бы ваши заботы!

Голос принадлежал одетой в черный шелк молодой рыжеволосой женщине, которая в небрежной позе сидела на кушетке с длинным дымящимся мундштуком в руке. Рядом с ней стояла странная на вид плоская чернолаковая лютня с шестью серебряными струнами, на романский манер именуемая гитарой. Это и была упоминавшаяся выше Черная Дама, Эллен Ле Нуар. Никто не заметил, как она появилась. Но когда заметили - тут же вокруг собралось десятка полтора одетых в черное юношей и девиц, следовавших за ней подобно свите. Среди них были такие юные дарования, как Виолина, Эвизель, Атенаис, Геллан и Флоридор. Последний красовался в новеньком, с иголочки, черном костюме. Изящный бархатный колет был вышит золотом. Взор дамы Ле Нуар вдруг остановился на юноше, и она сухо сказала:

- Подойдите поближе, молодой человек.

Флоридор шагнул к кушетке, еще не понимая, в чем его вина, но уже зная, что сделал что-то не то.