Охотники на людей - Андрей Русанов

— Тоже чувствуешь? – присев, Михаил мерно покачивался на левой ноге, будто нарочно попадая в такт ветвям стоявшего рядом ясеня.

— Чувствуют нож в спине… – я улыбнулся. – Сколько раз тебе можно повторять?

— Не продолжай, помню, чем заканчивается эта твоя шуточка, помню.

Немного помолчав, добавил: «Всем сердцем что‑то ощущаю, а что, не могу объяснить. Слов нет».

— Согласен.

Нельзя было заметить ничего необычного ни на железнодорожных путях, ни рядом с ними. Слов нет. Вообще ничего нет, кроме этого осточертевшего дождя.

Я тихо, но выразительно выругался.

— Пойду прогуляюсь вдоль дороги, – не дожидаясь ответа, Миша по–мальчишески легко вскочил с места и, звякнув висевшими в ножнах прутами, побежал в сторону переезда. Порыв ветра уже издали принес его слова: «Если повезет, найду что‑нибудь полезное для дома».

После моего трехдневного, а может, трехлетнего бреда я все больше уходил в себя, пытаясь найти совпадения в событиях – тех, что были в прошлом, и тех, что происходили в настоящем. Невыносимо болела голова, но ничего нельзя было поделать. Нет, мне было не все равно, где‑то в глубине души я даже беспокоился за него, но ничего не ответил, даже не повернул голову – в какой‑то момент я просто понял, что в ближайшее время с Мишей все будет хорошо.

Сознание растворилось в шепоте окружающей тишины, зрение перешло на тот уровень, когда видишь исходящие из земли едва заметные серые нити – тонкие, около метра высотой, они мерно колышутся, словно длинные женские волосы в спокойной воде. Еще чуть–чуть – и я сольюсь с окружающим меня лесом, впитав в себя все живое и неживое.

Ветер, тихо завывавший, изменился, усилился и теперь легко толкал меня, развевая полы плаща, будто увлекая за собой. Я снова поправил ворот – похолодало. Плащ, в точности такой же, что и в моем бреду, я нашел совершенно случайно в недавно расчищенном подвале. (Хотя в отсутствие понятия «случайность» моя уверенность достигала максимально возможного уровня).

Я вижу себя метрах в десяти, со спины. Небольшой рюкзак на плечах, меч (я опираюсь на него двумя руками). Устал, я бесконечно устал. Ветер треплет полосы, колышет одежду. Всматриваюсь вдаль. Рядом сидит большой лохматый пес. Впрочем, может и не пес это вовсе. Все вокруг в серых и коричневых красках. Моросит дождь. Картина, не дававшая мне покоя долгие годы. Видение, раз за разом являвшееся ко мне во снах. Мертвый безжизненный лес, легкая роса на пожухлой траве.

Иллюзия, лишь я попытался рассмотреть ее лохматое лицо, тотчас исчезла, оставив меня один на один с реальностью, порядком успевшей вымотать за последние дни.

Всего лишь сон.

Стоя у дерева, впитывая его древнюю мощь, я задремал. Может, эта ель и есть тот пес из сна? Почему нет. Мы все так давно утонули в строгих рядах невесть кем выдуманных стереотипов, что истерично отрицаем и отвергаем саму возможность существования чего‑либо вне стройных, навязанных с детства ассоциативных рядов…

Всего лишь сон. Ничего боле. Я потянулся, и мурашки, как всегда приятной волной, пробежали по всему телу.

Михаил появился практически неслышно, усердно показывая жестами пригнуться и быстро двигаться к нему.

— Там… – Мих был взволнован, его голос дрожал от возбуждения. После глубокого вдоха и довольно сильного выдоха уже ровным голосом продолжил: «Там три каких‑то бугая ведут двух связанных парней. Один весь в крови, кажется, серьезно ранен: он чуть идет, а эти быки его то и дело пинают. У второго перевязана голова и он сильно хромает. Лиц не рассмотрел».

— Быки, говоришь… Парней? – я лениво глянул на Миха и изобразил на лице маску отрешенности, – пусть пинают. Бог им в помощь. Вот если бы…

Я не успел закончить, как Михаил прервал меня сбивчивой скороговоркой о двух больших, явно наполненных чем‑то полезным, рюкзаках, которые «качки чуть несли». Естественно, содержание рюкзаков весьма меня заинтересовало. И тому была веская причина – не зря же мы, к слову сказать, тайком от Татьяны наведывались к железной дороге. В последние дни в подвалах нам практически ничего не попадалось: либо сгнило, либо сожрали крысы, либо добраться до нужного места было практически невозможно из‑за серьезных завалов – их было не разобрать вручную. А в одном месте и вовсе поселилась стая собак. Нападать они не нападали, но и близко к себе не подпускали. Впрочем, даже вдвоем, в телогрейках и ватных штанах, со всем нашим арсеналом желания подойти к ним попросту не возникало.

Конечно же, запасы у нас были и даже в достатке, но никогда не нужно забывать о том, что эти самые запасы необходимо не только уничтожать, но и своевременно пополнять.

— Качки, говоришь… Рюкзаки? – напускное безразличие сменилось улыбкой, – ты умеешь уговаривать. Пойдем, посмотрим, что в рюкзаках.

Достав пруты и низко пригибаясь, мы почти неслышно побежали.

Это не было ни мигом безумия, ни минутой помутнения, ни ребячеством. Всего лишь часть спонтанно родившегося, а впоследствии неоднократно обдуманного, тщательно обработанного, но так ни разу и не опробованного плана, который до сего дня был чем‑то, что поддерживало нас в тонусе, давало пищу для импровизации во время порядком поднадоевших тренировок. Мы не хотели никого трогать и заранее договорились не нарываться на неприятности. Так что эту ситуацию мы расценивали, скорее, как практикум, цель которого – держать потенциального противника в поле зрения, не давая зайти на «нашу территорию».

Грош цена тому множеству теорий, к которым не прилагается и крупица практики. Мы знали эту избитую истину, поэтому, когда впереди показались люди, мы прекратили бег и далее стали двигаться почти на четвереньках, кое–где припадая к земле и продолжая свой путь ползком. Мы старались находиться за естественными укрытиями, благо, делать это пришлось совсем не долго.

— Через час начнет смеркаться, – прошептал я Михаилу, как только мы добрались до очередной груды кирпича. Я вдохнул заметно похолодевший воздух и показал на щеку: рана начала болеть.

— Раньше, – Миша сделал несколько коротких движений большим пальцем правой руки, показывая вверх, – тучи.

Дальше мы передвигались уже в полном молчании.

Километра через два группа решила остановиться и разбить лагерь. Сначала пленников привязали друг к другу спина к спине, а затем двое, что несли рюкзаки, сняли свою нелегкую поклажу и, осматриваясь, медленно разошлись в разные стороны. Минут через десять они вернулись и долго очень бурно, срываясь на крик и размахивая руками, что‑то обсуждали. Затем уже один из тройки удалился, а двое других быстро срубили и вкопали в землю шест, развернули какой‑то объемный сверток и стали устанавливать, как говаривал кот Матроскин «индейскую национальную избу». Третий вернулся с внушительной вязанкой досок и хвороста, и вскоре в лагере загорелся небольшой, практически бездымный костер, спрятанный от внешнего мира за вертикальным овальным тентом.

Дальше троица занялась маскировкой, и уже через каких‑то полчаса мы не смогли бы найти лагерь, если бы не видели его изначально. Издали легко узнавались четкие, слаженные действия хорошо тренированных людей. Все окончательно встало на свои места, когда один из них, размотав сверток, достал из него что‑то черное, что напоминало ружье.

Пронаблюдав за лагерем до тех пор, пока его не окутал плотный туман, мы растворились в непроглядной темноте пасмурной ночи.

Снова начался дождь. Стало невыносимо холодно.

Дорога обратно заняла около получаса легким бегом. Местность мы знали, как свои пять пальцев, а дома нас ждал камин, горячий ужин и Татьяна, которая, хоть и привыкла к тому, что мы часто уходили из дому, но наверняка волновалась. Тане мы решили ничего не рассказывать, а к лагерю вернуться до рассвета.

— Могли бы и раньше вернуться! – по недовольному Таниному лицу было понятно, что она сердится, – мне тут, между прочим, одной очень страшно было! Все время казалось, что за забором кто‑то ходит! Закрылись с котом дома и дрожали перед камином.

— Никого мы там не видели! – Миша подмигнул Татьяне.

— Даже собак, – добавил я и подумал, что ведь действительно собак сегодня не было весь день и даже утром не завывали.

— Танюш, если тебя это успокоит, то и нас никто не увидит: окна же плотно закрыты, а то и вовсе забиты, – проговорил Михаил и уже из кухни, сделав нарочито глубокий вдох, добавил, – разве что унюхает.

Пахло действительно замечательно. Легкий аромат заваренных трав изысканно переплетался с теплым запахом домашнего грибного супа. Хозяйка из Тани получилась отменная – в таких жестких условиях творить чудеса не любой женщине под силу, а тут молоденькая девчонка.

— Как ты умудряешься все это делать? – не удержался я, наградив девушку довольной улыбкой. Было больно, но улыбка получилась искренняя.