Повести о космосе (сборник) - Александр Зорич

Как только Ресту–Влайя достигла возраста первичной половой зрелости, она сразу же вступила в борьбу за Испытат. За год ею были свершены все необходимые подвиги – сидение на горе, романы с четырьмя соплеменниками и так далее. После чего она решила двинуться к офицерскому патенту и, стало быть, Испытату, наикратчайшим путем.

У тойлангской аристократии считается хорошим тоном формировать частные боевые отряды, я бы сказал – дружины. Оснащение, обучение и экипировка таких дружин проводится из клановых арсеналов. Всё у них собственное: и звездолеты, и бронетехника, и оружие. Кое–что – массовых образцов правительственной армии, кое–что – персональной выделки, кое–что – штучные инопланетные трофеи, предмет постоянной головной боли земной разведки. К счастью, инопланетного оружия у тойлангов немного и работает оно как правило паршиво – вопреки апокалиптическим ожиданиям иных наших паникеров.

Единая стратегия и тактика у тойлангских дружин отсутствует. Координация действий между дружинами и правительственными частями осуществляется от раза к разу. Бывали случаи, когда на одной стороне планеты мы безнаказанно молотили окруженную дивизию правительственной армии, в то время как на другой несколько мощных дружин вместо удара нам в тыл устраивали чемпионат по запусканию воздушных крокодилов.

Иногда, наоборот, разобщенность тойлангских частей действовала против нас – как, между прочим, на Утесе. Позже выяснилось, что разведка Пятого Флота все–таки правильно оценила численность правительственных частей тойлангской армии, но проморгала множество дружин размерами от «пятерки» до полнокровного полка.

Впрочем, к Ресту–Влайе все эти соображения прямого касательства не имеют. Место службы, состав и военные планы дружины ее не заботили. Важным для нее было только одно положение тойлангских законов: любой аристократ, частным образом заявившийся на войну с «соревнителями владения пространством» (то есть инопланетной расой) и пробывший в зоне боевых действий сорок четыре эрруакских дня, получал… да–да, тот самый патент младшего офицера с последующим переводом в правительственную армию либо без оного – по желанию.

Как так получилось, что Ресту–Влайя оказалась в месте разгрома моей курьерской группы, взяла меня, контуженного, в плен и уволокла в лесную глушь – я не знал.

Когда взорвались шаровые молнии, я на какое–то время ослеп и у меня вышла из строя почти вся начинка скафандра. Я понял, что пора надеть кольцо–катализатор, превратиться из человека в ифрита – а дальше будь что будет! Но пока я вслепую нащупывал в кармане проклятое кольцо и выдавливал из него предохранительную мембрану, наши машины были кучно накрыты снарядами «Шакалов».

Взрывная волна подняла и понесла меня очень далеко, через младенческую колыбель, через фисташковые рощи родного Шираза, на орбиту Земли, потом за Трансплутон, потом по звездным рукавам галактики, прямо в систему Кетрарий, прямо на планету Утес, прямо под дерево, обтянутое кожей старого слона, привалившись к которому стояла Ресту–Влайя и любовалась трофеями, извлеченными из транспортных отделений и накладных карманов моего скафандра.

Так мы и познакомились.

Первым делом решили безотлагательные вопросы. Я – ее пленник. Если я попытаюсь убежать или напасть на нее, она немедленно меня зарубит. Для этих целей она намеревалась использовать фамильный боевой топор, очень красивый. На длинном, полутораметровом древке.

Также Ресту–Влайя могла меня застрелить, испепелить, оторвать мне голову и, что самое неприятное, неспешно уморить углекислотой, поскольку содержимое моих кислородных баллонов обещало часов через двенадцать подойти к концу, а газовый фильтр скафандра был превращен осколками в зловонную железную хризантему. У нее же был настоящий универсальный синтезатор – в этом отношении эрруакская технология опередила нашу лет на пятьдесят, а может и принципиально.

Не сказать чтобы синтезатор превращал кучу дерьма в груду золота, но конверсия одних газов и жидкостей в другие осуществлялась им довольно успешно. Синтезатор также умел конвертировать почву и местные грибы в основные блюда тойлангского рациона и, как удалось установить экспериментально, сносно копировал галеты, бастурму и шоколад из моего пайка. Наши же, земные, химические синтезаторы годились только для удаленного получения некоторых лекарственных препаратов, пива и новостных пилюль.

– Выполняет веления моей мысли, – поглядев на меня со значением, пояснила Ресту–Влайя. – Других мыслей не слушает.

Она хотела сказать, что управление синтезатором – только телепатическое и настроено исключительно на свою хозяйку. Другого интерфейса нет. Изготовить себе самостоятельно я не смогу ни стакана биологически чистой воды для питья, ни одного литра кислорода. Следовательно, даже если я завладею синтезатором и убегу, я буду обречен на мучительную смерть в объятиях ядовитых стихий Утеса.

– Приму к сведению.

– Как тебя зовут?

Я представился.

Она назвала себя. Просто «Ресту–Влайя», без хвоста фамильных имен, которого можно было бы ожидать от аристократки. Аристократку я сразу признал в ней по боевому топору (ну зачем обычному правительственному солдату топор?!).

– Из какого ты рода?

Таких вопросов тойлангам задавать нельзя. Ресту–Влайя ужасно разозлилась и зашипела:

– Невежда! Еще один подобный вопрос – и я тебя убью!

Я тоже разозлился:

– Убей уж лучше сразу. На все ваши обычаи этикета не напасешься.

В ответ она промолчала. Презрительно или пристыжено – кто знает?

Не люблю затянувшихся пауз. Я решил задать нейтральный вопрос, составленный по канонам тойлангской риторики:

– Доставь мне удовольствие, подтверди мою догадку, высокородная: ты ведь не из числа воителей Единого Управления Пространства?

Ресту–Влайя ответила охотно, почти дружелюбно. Великая сила – вежливость.

– Нет. Я из войска моего двоюродного брата.

(У тойлангов любая дружина – «войско», даже когда в ней бойцов ты да я, да мы с тобой.)

– Где же другие воины твоего двоюродного брата?

– Мы с ними свидимся. Со временем.

– Ты родилась на этой планете?

– Нет, на Эрруаке. Мне здесь не нравится – говорят, очень холодно зимой. К счастью, зиму я уже не застану. Буду дома.

«Или в могиле… – подумал я. – Кстати, ведь ее можно сперва запугать, а потом попытаться сагитировать…»

Разумеется, даже в плену я оставался полковником Бюро–9.

– Большая часть околозвездного пространства Кетрарий контролируется нашим флотом. Даже полный разгром десантного корпуса на Утесе не сможет решительным образом изменить ситуацию в вашу пользу. Не хочу тебя огорчать, но домой ты скорее всего не вернешься.

– Почему?

– Правда не понимаешь? Наши корабли охотятся за всем что движется. Ты и твои соплеменники просто не смогут выбраться с Утеса!

– А как я, по твоей мысли, здесь оказалась?

– Прилетела. Как еще?!

– Пернатые рыбы летают. Ресту–Влайя не летает.

Это была как бы шутка. А с другой стороны – как бы правда. Даже мне, свободно владеющему тойлангским языком эксперту, было нелегко следить за подтекстом и модальностью ее высказываний. Если бы я говорил с человеком, мне, скорее всего, хватило бы проницательности заподозрить в сказанном нечто большее чем каламбур или иронической трюизм.

– Хорошо, Ресту–Влайя не летает. Но сейчас будет окончательно сломлено ваше сопротивление на планетах… (я произнес тойлангские названия для небесных тел, которые проходили в нашем оперативном планировании как Дол и Луг). Мы перебросим сюда два, а если надо – четыре десантных корпуса! У тебя будет небогатый выбор: либо погибнуть, либо сдаться в плен землянам. Так почему бы тебе не сделать этого сразу? Если ты отведешь меня к людям, я гарантирую тебе не только жизнь, но и свободу. В разумных пределах, конечно. Мы содержим пленных тойлангов на планетах с подходящей для вас атмосферой, на специально отведенных островах.

Ресту–Влайя выслушала меня внимательно и не перебивая. Но ответила она довольно своеобразно:

– Остров не годится. На острове я уже насиделась.

Я был сбит с толку:

– На каком еще острове?

Высокомерие и амбициозность соседствуют в тойлангах с подкупающим прямодушием. Не смущаясь тем, что мы едва знакомы и я принадлежу к их заклятым врагам, она рассказала мне о каллиграфии, офицерском патенте и крохотной выслуге в рядах своей дружины. И об испытаниях, через которые ей пришлось пройти прежде, чем перейти к соисканию офицерского патента.

– Вот видишь, – сказал я, когда она закончила, – война – не твое призвание. Ты мечтаешь о благородной карьере каллиграфа. А я мечтаю о том, чтобы снова оказаться среди своих друзей. Отпусти меня – и разойдемся каждый в свою сторону!