Первая в списке - Виткевич Магдалена

Она проснулась, быстро села, укрывшись спальником, под которым они оба лежали. Она была голая, а когда подтянула спальный мешок, я увидела, что и на Петре тоже ничего нет.

– Это не то, что ты подумала, – мямлила Патриция.

– Ина… понимаешь, просто… – Петр попытался что-то сказать, но я его уже не слышала.

Я отвернулась. Наверное, зря, потому что мой взгляд упал на свернутый носовой платок, валявшийся возле выхода, а рядом с ним лежала разорванная упаковка из-под презервативов. Та самая, которую я купила перед отъездом на сплав.

Я точно помню слова Петра: «Но, дорогая, зачем нам резинки, если мы собрались на рафтинг? Какой там может быть интим. В любое время кто угодно может заглянуть к тебе в палатку».

И надо же такому случиться, «кто угодно» заглянул! Точнее, заглянула я и обломала им весь кайф.

– Каролина… – лепетала Патриция. Она даже успела надеть блузку. Под ней были видны торчащие соски – от холода, а может быть, от стресса, но явно не от сексуального возбуждения. А я все думала: ласкал мой жених вот эти самые соски языком? Сделал ли он с ней то, что заставило бы ее дрожать, касался ли он каждого места ее тела? В какой позе они занимались любовью? Прижимал ли он ее всем своим крепким телом так, что она не могла перевести дух? Склонялась ли она над ним, покачивая грудью над его лицом? Кричала ли она, затыкал ли он ей рот, шептал ли, что кругом спят, что надо потише? А в момент оргазма он так же закатывал глаза, а то, может, и вовсе после всего сказал ей, что любит ее?

Я молчала. Мне было очень плохо. Какая-то слабость. Кружилась голова.

Какая же коварная эта судьба. Еще мгновение назад я места себе не находила от страха, что Петр лежит где-то в зарослях, бездыханный. Еще несколько минут назад я все бы отдала, чтобы он вернулся целым и невредимым, а теперь единственным моим желанием было убить его. Или даже лучше – себя, потому что тогда исчезла бы эта ужасная боль, невыносимая тяжесть, навалившаяся на мое сердце. Буквально в одно мгновение я потеряла человека, с которым мы должны были через пару недель пожениться, и лучшую подругу, которой я доверяла все мои величайшие секреты, мечты и желания.

Но судьба оказалась еще более жестокой. Счет потерь в моей жизни этим не ограничился.

Я посмотрела на Каролу. У нее были слезы на глазах.

– Моя мама так бы не поступила, – шумно сглотнула слюну Карола.

– И все-таки она поступила именно так.

– Тогда почему она включила тебя в этот список?

– Не знаю. Прошло столько лет, а я все еще чувствую на нее обиду. Может быть, напрасно? Может, я должна быть благодарна ей? Может, оно и к лучшему, что он изменил мне перед венчанием, оставив мне чистый, незаполненный лист, чем если бы он развелся со мной после нескольких лет трудного брака?

– Она испытала то же самое, что и ты, – сказала Карола. – Она не раз оказывалась в таком же положении. Она не говорила об этом со мной, но я знала, что папа не совсем честен с ней.

– Сколько, ты сказала, тебе лет? – спросила я.

– Восемнадцать.

– Ты умная… для своего возраста. Может быть, даже слишком.

– Иногда жизнь заставляет человека рано начать соображать. – Карола пожала плечами. – Лично я не стремилась к такому результату.

– Хорошо, но мы до сих пор не знаем, чем я заслужила первый номер в списке, – заявила я.

– Мне кажется, мама любила тебя. И всю жизнь жалела, что выбрала отца, а не тебя.

– Ой, наверняка не жалела. Ведь иначе у нее не было бы тебя.

Мне все больше нравилась эта девушка. Она не была тупым подростком, о которых мне иногда приходится писать. Нормальная, умная девочка. Даже слишком умная. Если жизнь дает пинка под зад, то человек может опуститься на самое дно, а потом – либо отскакивает от него, либо распластывается на этом дне, оставаясь там навсегда. Вот Карола отскочила и в итоге оказалась очень высоко. Я, пожалуй, никогда в жизни так высоко не прыгала.

– О том, что у нее есть я, она наверняка не жалела. Но я не помню, чтобы у нее была подруга. Она рассказывала мне о тебе, но ни разу не назвала твоего имени, никогда не рассказывала мне, почему вы больше не общались. Я думала, ты умерла.

«Для нее я умерла. Факт», – подумала я.

Это был трудный разговор. Мне казалось, будто я села в машину времени и уехала на двадцать лет назад. Все воспоминания ожили, и сцены из моей жизни – кадр за кадром – пролетали перед моими глазами. Интересно, оказали они влияние на то, какая я сейчас? На то, что у меня нет мужа, семьи, что я боюсь даже завести кошку, а все цветы отдаю своим друзьям, чтобы они ухаживали за ними, потому что я не пережила бы очередной потери?

– Как ты все это вынесла? – спросила Карола. – У тебя есть еще вино?

– Есть. Погоди, сейчас налью… Не холодно тебе? Может, накроешься чем?

Карола мотнула головой, устроилась рядом со мной на диване. Я открыла еще одну бутылку, разлила по бокалам, и мы укрылись толстым белым одеялом. Теперь я сидела с Каролой точно так же, как когда-то с ее матерью. Только тогда это были совсем другие времена, совсем другая квартира, другое одеяло и совсем другая история. История, у которой тогда еще был шанс закончиться хорошо.

– Спрашиваешь, как я все это вынесла? Тяжело вынесла. Уж думала, что хуже быть не может, но могло. И было.

Как я защитила магистерскую работу – не знаю. Якобы даже отвечала на вопросы складно и по делу. Конечно, все спрашивали, что со мной такое и почему у меня темные круги под глазами.

А я?

Мне даже не с кем было поговорить об этом. Потому что мой лучший друг ушел с моей лучшей подругой. Ладно, некому сказать, так я еще хуже делала – душила все это в себе, а не пыталась выбросить из себя наружу. Рассказала только маме. Вкратце… Я вернулась со сплава на два дня раньше намеченного. Подсела в машину к совершенно случайным людям из соседнего лагеря. Даже не стала собирать свою одежду. Взяла только небольшой рюкзак с самыми необходимыми вещами, документами, деньгами. Мобильники тогда мало у кого были. У меня, например, не было. А даже если бы и был, что бы это изменило?

Наверняка ничего.

Когда я уезжала. Петр и Патриция не вышли из палатки. А я-то, наивная, думала, что они выйдут, что оба будут просить прощения и говорить, что это просто секс, дурь, эмоции, слишком много алкоголя. Сегодня, возможно, я даже поверила бы в это: мне приходилось ложиться в постель с такими, с кем я на трезвую голову не пошла бы даже в кино. Но тогда я была полна веры в идеальную любовь и верность до гроба. И в дружбу.

На машине я доехала до ближайшего городка, села в автобус, который ехал в Косьцежину, а оттуда уже поездом добралась до дома. Я даже не помню, купила ли я билет. Домой вернулась после полудня. Мне открыла мама.

– Привет, доченька, а чего это вы так рано?

Она сказала «вы». Ну да, ведь я же была с Петром.

– Мама, – выдохнула я с трудом, – свадьбы не будет. Отмени ее, пожалуйста.

Она удивленно посмотрела на меня:

– Как это – отмени свадьбу? Что случилось?

– Петр мне изменил. – Я хотела прервать этот унизительный разговор и лечь спать. Закутаться в одеяло, заснуть и никогда больше не проснуться.

– Петр? – Мама не поверила своим ушам.

Я кивнула. И только тогда я заплакала. Эмоции одолели, и мне пришлось их выбросить из себя. Мама обнимала меня, как маленькую девочку.

– Успокойся, дорогая, может… может, на самом деле все не так, как ты подумала? – Она сама не знала, что говорит. Образ идеального зятя рассыпался в прах. – Может быть, вам стоит разобраться в этом на холодную голову, может, Патриция поможет вам найти общий язык?

При имени подруги, бывшей подруги, я разрыдалась еще больше. Мама гладила меня по голове и совершенно ничего не понимала.

– Мама, он – с Патрицией!

– С Патрицией? – недоумевала она. Патриция – еще один человек, который всегда был со мной. Моя мама часто была ей за мать, иногда мне даже казалось, что она предпочитает ее. – Как с Патрицией? С нашей Патрицией?