Святой преподобный Ефрем Сирин. Творения. Том 3 - Святой преподобный Ефрем Сирин

Слыша это из уст детей своих, родители горькими слезами орошают младенцев. И кто спрашивает, и кто слушает — все упали духом. От стенаний не могут говорить родители; скорбь заключила широкую стезю слову, плач возлюбленных удержал слова их. Чтобы не увеличить мучения детей своих, чтобы дети от скорби не умерли прежде назначенного дня, родители удерживают слезы свои, хотя рыдают и внутренне мучаются, не зная, как благоразумно успокоить вопрошающих детей своих. Родители боятся открыть истину, — что день этот недалеко и уже приближается, по слову пророка, и, подобно Аврааму, утешают детей своих пророчеством.

Спрашивал Исаак о жертве: где есть овча еже во всесожжение? (Быт. 22:7). Чтобы не отвечать ему с воздыханием и не унизить тем жертву свою, Авраам ласковыми словами удерживал единородного своего от вопросов, пока не занес нож. Авраам видел, что трудный вопрос предложил ему сын его, но и не умолчал, чтобы не опечалить сына своего, и не выразил скорби, чтобы не со скорбью принесена была жертва. Авраам придумывает, как успокоить своего возлюбленного. Избегая явного, он прорекает сокровенное таинство; не желая открыть правду, — показывает её во всей ясности: боится сказать: «Жертвой будешь ты», — и предсказывает, что будет другая жертва. Сам он уверен, что принесен будет Исаак, но пророчествует, что не он будет жертвой. Уста Авраамовы знают больше сердца; уста, которым должно учиться у сердца, учат самое сердце; молчит ведущий ум, потому что пророчествует язык, и ум, который должен учить мудрости, сам заимствует мудрость у языка. Аз же и детищь пойдем до онде, — сказал Авраам отрокам своим, — и… возвратимся к вам (Быт. 22:5). Думал скрыть истину и произнес пророчество. И действительно: не лжив тот, кто стоит за истину, и слово его делается пророчеством, потому что придумано им к пользе.

Такую же хитрость употребили и Ниневитяне, чтобы успокоить детей своих. Со слезами на глазах говорили они возлюбленным своим: «Бог — благ и многомилостив, не погубит образа, Им Самим сотворенного. И всякий ваятель тщательно хранит сделанное им изображение, кольми паче (тем более) Благий сохранит живой и словесный Свой образ. Без сомнения, дети, не погибнет град, не разорится отечество наше. Угрозой погибели Бог призывает нас к покаянию, страшным гневом Своим обращает нас к чистоте. Сколько раз и вы, любезные дети, терпели от нас вразумления, наказания, побои! И после наказаний делались умнее! Не гнев давал нам в руки жезл. И не для того, чтобы погубить вас. Наказывали мы вас потому, что делали вы проступки, но и радовались, видя ваше исправление. И сами вы понимали, что по любви наказывали мы вас, и сами вы ясно видели, что и по благорасположению к вам наносили мы вам удары. Наказания послужили к вашей пользе, через них вы сделались достойными нашими наследниками. Что оскорбляло вас в наказаниях, то обратилось в великую вам радость; болезненны были удары, но сделались сокровищницей приятного; скорбь ваша заменилась полным удовольствием. По опыту о наказаниях, какие сами несли от мудрого жезла ваших родителей, заключайте теперь, что и Бог, вразумляющий нас Отец наш, к нашей же пользе наказывает нас. Гневно подъемлет (поднимет) Он жезл Свой, чтобы и устрашить, и умудрить нас. Как мы, родители ваши, делали вам выговоры и наказывали вас, чтобы научить и сделать вас хорошими, причинить вам скорбь и тем доставить вам пользу, так и Бог, Благий и Милосердый, вразумляет и наказывает нас, чтобы через это спасти нас по благодати Своей и излить на нас обильные щедроты Свои. Жезлом Своим доказывает он любовь Свою к нам, в наказании Своем отверзает нам сокровищницу Свою. Если и вы уверены, что из одной любви наказывали мы вас, то можем ли мы думать, что Бог наказывает нас не из любви? Наказания, какие терпели вы от нас, пусть будут для вас зеркалом: в нем увидите, что и настоящее наказание есть дело милосердия и благости. Наша любовь к вам и в сравнение не идет с той любовью, какую Бог, по милосердию Своему, имеет к людям. Наша любовь к вам несравненно менее Его любви к нам. И как ни велико наказание Его, но благость Его — несравненно больше. Всякое наказание Его — дар людям. Утешьтесь же, скорбящие дети, удержите слезы ваши. Страх пройдет, гнев минуется, город скоро утешится, отечество наше возвеселится. Наказующий возрадуется, когда вас, детей Своих, увидит исправившимися».

Это и подобное этому говорили Ниневитяне возлюбленным своим. Желая утешить, прорекли действительное успокоение. И поскольку скоро обратились к покаянию, то прорекли верно: как покаяние свое показали на самом деле, так и пророчество исполнилось самым делом. Но, говоря это, не переставали они плакать и, утешая, не прекращали своего сетования. Страх усугублял пост, ужас — молитву. Разумно рассуждали они: «Если праведники не имеют покоя, то сколько должны скорбеть грешники?»

Поскольку при дверях был конец, то вышел и показался народу царь, в трепет пришел город, увидев его вретище. Кто из вельмож при угрожающем гневе не убоялся явиться в виссоне (драгоценной тонкой ткани)? Плакал царь, видя сетующим весь город; плакал город, видя пепел на голове царя; плакал царь о городе, потому что весь он был во вретище и в печали. Плакал весь город, и самые камни стен призывал к плачу. Кто так молился? Чьи молитвы были так усердны? Кто так смирялся? Кто так уничижался? Кто столько очищал себя от скверн, тайных и явных? Кто когда-либо отвергал так удовольствия, столь любимые, как и члены? Кто когда, слыша только слово, терзал так о грехах сердце свое? Кто когда, услышав глас уст, восстенал так духом? Кого когда, по слову убогого, так обымали болезни смертные? Кто когда в покаянии так живо представлял Бога пред очами своими? Кто когда так ясно видел Правосудного, извлекшего невидимый меч Свой? Кто видел великий город весь в вопле и плаче? Кто может снести вопль и плач детей, желавших себе долговременной жизни и узнавших, что жизнь их прекращается? Кто в состоянии снести вопль старцев, искавших себе гроба и погребающих, когда услышали, что город будет разрушен? Кто может стерпеть великий вопль юношей, которые готовились к брачному пиру и внезапно обрекаются на смерть? Кто может стерпеть вопль и плач новобрачных, которые из брачных чертогов должны идти в преисподнюю земли? Кто может не плакать при виде плачущего царя, который вместо царского чертога принужден идти в шеол (ад) и, будучи царем среди живых, сделаться прахом среди мертвых? Не о великолепной колеснице слышит он, но о том, что град его будет разрушен; не об удовольствиях и приятностях слышит он, но о том, что поглотит его смерть; не о покойном ложе, но о том, что и царь, и город внезапно обрекаются в бездну гнева.

Созвал царь воинства свои, оплакивал он воинов, и его оплакивали воины. Исчислял он, во скольких бранях приобрели они победные венцы; напоминал, в скольких сражениях прославились. А теперь он умален, уничижен, и нет спасения и помощи. «Не брань теперь, возлюбленные, — начал говорить он, — не брань, на которую мы, по обычаю своему, пошли бы и, победив, сколько угодно торжествовали. Даже исполины (герои, богатыри) приведены в трепет страшной вестью, какая возвещена нам. Побеждали мы многих, но нас победил один Еврей. В трепет приводили мы царей, а его гласом сами приведены в смятение. Много городов покорили мы, а он победил нас в собственном городе. Матерь исполинов — Ниневия устрашена одним убогим. Львица в логовище своем пришла в ужас от Еврея. Ассирия гремела в целом мире, а глас Ионы возгремел над ней. Вот как уничижено семя сильного Немврода!»

Добрый совет дал царь мощным воинам своим, сказав: «Советую вам, возлюбленные, и теперь не ослабевать; будем подвизаться как исполины, чтобы не погибнуть, подобно людям презренным. Кто благодушествует и мужается в опасности, тот, если и умирает, то умирает как доблестный, а если остается живым, прославляется. Поэтому если и смерть знаменита и жизнь славна, то славный мужеством своим приобретает себе две выгоды, равно как малодушный получает себе в удел двоякое зло, потому что и смерть его позорна, и жизнь его бесславна. Поэтому вооружимся, ободримся, будем мужаться и прославимся. Если и не приобретем ничего, будем, по крайней мере, иметь имя готовых на все. Из древнего предания отцов наших слышали мы, что у Бога есть правосудие, но есть и благость, что правдой Своей угрожает Он, а благостью милует. Умилостивим же правду Его, и прославит нас благость Его, потому что если умилостивлена бывает правда Его, то готова вспомоществовать благость Его. Если умилостивлена бывает правда Его, то на всех изливаются щедроты Его. Если и разгневанной останется правда, то молитва наша не будет осуждена; если и не умилостивлена будет правда, то моление наше не будет укоризненно. По правде ли, по благости ли Божией, но покаяние отринуто не будет. Уготовим себе, возлюбленные, новое оружие для нового града. Призваны мы к невидимой брани, возьмем же себе и оружие невидимое. От предков, которые возвещали миру истину, слова и славные деяния которых дошли до нас по преданию, слышали мы, что человечество не лишено разумной рассудительности; по всему миру распространилась молва о праведниках, которые так спаслись. В целом мире известно, что безрассудный подвергается осуждению. Слышали мы также, что нечестивые за дерзость свою были истреблены. Как в зеркале представлено, что всякий, кто бесстыдствовал, был посрамлен. Это явлено напоказ всему миру, но возвещено также и покаяние, чтобы те, кто слышит о нем, к нему обращали взоры свои. Покаяние показано на земле, чтобы взор свой обращали к нему грешники. Кто не знает о страшном потопе? Недалеко от нас событие потопа, бывшего во дни Ноя, когда по мановению правды погибло в водах все человечество. Не лишено оно было рассудительности, и не отнят у него был разум. Но поскольку, дети мои, жившие во дни Ноя, даже и имея разум, нечествовали, то и заслужили осуждение. И там была проповедь о грядущем потопе, но нечестивые слушали и все более прогневляли Бога, потому что смеялись над проповедью. Стук секиры и долота возвещал о потопе, звук режущей пилы громко вопиял о наводнении, но они посмевались (издевались) стуку секиры, глумились над стуком долота, пока не был построен ковчег и не открылось карающее правосудие. Когда же открылось правосудие, — бесстыдная дерзость подверглась осуждению. Разверзлись источники водные и возревели на глумившихся нечестивцев, восшумел вдруг потоп на посмевавшихся нечестивцев. Глумившиеся над стуком секиры наказаны гласом громов, смеявшиеся над звуком пилы ослеплены блещущими при громах молниями. Устремились они к ковчегу, над которым смеялись, но заключил он двери свои для смеявшихся над его построением. Не будем же, братия, пренебрегать словом Еврея Ионы. Не с презрением должно нам взирать на его проповедь, но рассудительно её рассмотреть и со всех сторон внимательно исследовать.