Импотент, или секретный эксперимент профессора Шваца - Нестор Бегемотов

– Нестор! – воскликнул Витя. – Садись, дорогой!

Паша налил Бегемотову полную тарелку. Нестор присел, ухватился за ложку и, попробовав, застыл с раскрытым ртом.

– Как вы это едите? Это же не суп, а огонь! Вы что, туда килограмм перцу вбухали?

– Да ты что? – удивился Паша. – Перец еле чувствуется!

– Совсем не чувствуется, – подтвердил Витя. – У меня отец живет на Кавказе, вот там у них перец, действительно, чувствуется! Ты ешь, Нестор.

– Нет уж, – сказал Нестор. – Ешьте сами.

– Как хочешь, – Витя налил добавки, а Паша подвинул к себе тарелку Нестора. – Больше нам достанется!

С тех пор Нестор Бегемотов не пытался напрашиваться на угощение к Паше Ассу. И к тому же начал всем рассказывать, что Асе варит такой перченый суп, чтобы никто, кроме них с Москалевым, есть его не мог.

Зато после этого супчика Нестор Бегемотов подружился с Пашей Ассом и Витей Москалевым и даже переселился к ним в комнату. А еще через некоторое время и к перчику приучился. И говорил очередному гостю, наливая полную тарелку супа:

– Да ты что? Перца тут почти нет!

К 2000-му году литератор Нестор Онуфриевич Бегемотов стал широко известным, маститым писателем. Его книги пользовались огромной популярностью как в стране, так и за рубежом. Он стал настолько знаменит, что не обязательно стало называть его по имени, достаточно просто сказать «НБ» – и всем понятно, о ком идет речь! Со дня на день ожидалось награждение Нестора Бегемотова Нобелевской премией. Всерьез поговаривали о том, чтобы переименовать город Пушкино, где жил и творил великий Нестор в честь знаменитого писателя. Вот только вокруг названия никак не утихали споры: Бегемотово, Бегемотовск или Бегемотовград?

В своем родном городе Пушкино (пока еще Пушкино!) Нестор Бегемотов был главным редактором толстого литературного альманаха «Пан Бэ», который с удовольствием читал весь цивилизованный мир.

Однажды, Павел Николаевич Асе, тоже литератор, но не сильно известный, ибо у него литература не стала основной профессией, и он работал программистом, зашел к своему другу Нестору Бегемотову в кабинет. Тот, вальяжно развалясь в мягком кресле за большим полированным столом, покуривал гаванскую сигару и распекал какого-то мелкого литератора.

– Нет-с, молодой человек! Этот ваш рассказ никуда не годится! Это, с позволения сказать, не рассказ. Так, рассказик! Или даже рассказюлечка! И, знаете, очень, очень слабый! Идите, работайте…

Бледный молодой человек вышел из кабинета главного редактора и, стеная, выскочил на улицу.

– Застрелится, – предположил Павел Николаевич. – И чего ты его зарезал? У него ж неплохой рассказ. Мы сами лет десять назад писали такие же!

– Он из города Пушкино, – сказал Нестор, нажимая на кнопку два раза, что у него означало приказ для красивой, длинноногой секретарши принести два кофе.

– И что?

– Как что! Станет лет через десять знаменитым, а потом в его честь переименуют мой город Бегемотово!

Раньше по улицам ходили стиляги с прическами под Элвиса Пресли, в узких брюках, а комсомольцы их ловили и ножницами разрезали на них эти ненавистные для строителей коммунизма брюки, а самих стиляг стригли под полубокс. Но это было еще до того, как я родился.

Я родился в стране, построившей развитой социализм. Я стал пионером в музее революции, глазел на желтый труп Ленина в Мавзолее, учил в школе стихи «Ленин и сейчас живее всех живых».

Теперь я валяюсь в тельняшке на диване, пью кофе чашку за чашкой, пишу всякий маразм и совсем не думаю о светлом будущем.

Я, в принципе, не антисемит – никаких плохих чувств к евреям не питаю, хотя иногда и говорю в лучших национал-патриотических традициях: «Если в кране нет воды, значит выпили… (сами знаете кто!)». Тем более, что воды в кране очень часто не бывает…

Я, в общем-то, и не расист – негр, он тоже человек. Правда иногда произносятся фразы типа: «Темно, как у нефа в… (сами знаете где!)». Свет, однако, тоже весьма часто выключают…

Но вот политиков ненавижу! Их надо давить! Политики уничтожат Землю!

В советских фильмах воспоминания обычно изображают черно-белыми. Так можно назвать какую-нибудь книгу воспоминаний: «Черно-белые времена». Обязательно напишу такую книгу. Но позже…

Небритый мужчина в спецовке, заляпанной машинным маслом, зашел в зоомагазин и наклонился над прилавком, разглядывая разложенные под стеклом товары.

– Что-нибудь угодно? – любезно спросил продавец.

– Мне бы таких белых червячков, – сказал покупатель с акцентом, – по-русски они называются «опарыши», а как по-американски, я не в курсе!

– О! Не волнуйтесь, у нас есть то, что вам нужно! – продавец ловким жестом достал коробку, где шевелилась живая масса опарышей. – Они?

– Ага! Точно, они!

– Вам сколько?

– А вы как, килограммами продаете?

– Как вам будет угодно, хоть килограммами, хоть поштучно.

– Тогда мне вот в эту коробочку, – небритый достал из кармана спичечный коробок и протянул продавцу. – Сколько это будет стоить?

– Двадцать центов.

Мужчина уплатил двадцать центов, сунул коробочку в карман и вышел на улицу.

Через два часа этот же мужчина, но уже чисто выбритый и во фраке сидел в ресторане и обедал. Запивая мясо и креветочный салат французским вином, он поглощал разнообразные закуски, которыми был уставлен весь стол. Наконец, насытившись, мужчина разломил вилкой последний кусок мяса, достал из кармана заветную коробочку и высыпал шевелящихся червячков в тарелку.

– Официант! – закричал он, пряча коробку. Прибежавший официант с ужасом глядел на ползающих по мясу опарышей.

– Что это такое? – грозно спросил мужчина, указывая пальцем в тарелку. – Вы что, хотите чтобы меня тут вырвало? Безобразие! Я буду жаловаться в санитарную инспекцию! Я разрекламирую ваш ресторан в прессе! Я подам на вас в суд!

На шум прибежал директор ресторана. Узнав, в чем дело, он рассыпался в извинениях.

– Прошу вас, – говорил он, убирая тарелку, – мы все уладим! Все будет в порядке! Господин, э…

– Петрович, – подсказал мужчина.

– Господин Петрович! Ресторан компенсирует!

– А если меня вырвет? Я чувствую, что меня уже тошнит!

– Двести долларов! – воскликнул директор. – Только не шумите! Вы нам распугаете всех клиентов!

– Но я еще долго буду вспоминать эту гадость, и мне будет так противно! – сказал Петрович. – Я русский, кушал в советских столовых, но чтоб с червями! Этого еще не было!

– Триста! – воскликнул директор.

– Ладно, – вздохнул великодушный Петрович. – Уговорили!

Радостный директор отсчитал триста долларов, Петрович прихватил со стола бутылку бренди и, откланявшись, вышел из ресторана.

Ресторанный швейцар, приняв двадцать центов на чай, сказал:

– Спасибо.

На что Петрович, садясь в подъехавшее такси, ответил:

– Не за что, приятель. У каждого свой бизнес!

Ресторан Бронсона светился неоновой рекламой.

Изящно одетый господин при фраке и в цилиндре вышел из такси и с достоинством вошел в ресторан. Услужливый швейцар принял у дорогого гостя цилиндр, подскочивший официант тут же усадил его за столик, накрытый белоснежной скатертью, господин надменно сделал заказ.

Через минуту стол был уставлен закусками, изящный господин кушал мясо и запивал его дорогим вином.

Вдруг из подсобки выскочил грязный посудомойщик с бутылкой томатного соуса в одной руке и кремовым тортом в другой. За посудомойщиком бежал повар, выкрикивая:

– Отдай торт, гад!

Посудомойщик дал повару ногой по колену и устремился к изящному господину.

– Ага! Буржуйское отродье! – заорал он и, с хлюпом влепив торт в холеное лицо, начал поливать господина томатным соусом, приговаривая:

– Я там на кухне вкалываю, а эта свинья тут жрет! Завизжали дамы. В ужасе прибежал директор ресторана господин Бронсон.

– Вы уволены! – закричал он посудомойщику.

– Я и сам не буду работать в ресторане, где жрут такие задницы!

И, кинув на пол мокрый фартук, посудомойщик гордо удалился.

– О, Господи! – стонал директор, пытаясь счищать с господина торт. – Прошу вас, извините…

– Э… – привстал замазанный господин. – Испортили фрак… От Диора фрак-то…

– Не извольте беспокоиться! Пройдемте ко мне в кабинет, через полчаса фрак будет как новый, а вы умоетесь…

– Э… Моральный ущерб… Полицию… надо бы…

– Не извольте беспокоиться! Мы возместим! Сто долларов вас устроит?