Девочка в красном. серия «Небесный дознаватель» - Сергей Долженко

– Симпатичная, – угрюмо повторил он, и еще раз наклонился к нему. – Иван, я за нее жизнь отдам, и любому глотку перегрызу, кто дорогу мне пересечет.

– Успокойся ты, сумасшедший! – засмеялся Иван Петрович. – У тебя свадьба скоро, а ты глотки грызть собрался! Расслабься.

Но Паша не отвечал, наверное, продолжая мысленно грозить неведомым врагам, собиравшимся покуситься на его невесту. Так и молчал, пока его не увела Алина. Она переоделась, и теперь на ней был короткий халатик, невзрачный, из хлопчатобумажной ткани, небрежно перехваченный тоненьким пояском. Да, и ноги ее далеко не безупречны, как теперь мог убедиться в этом детектив.

«Хороши, но коротковаты, пожалуй», – решил он, все же задержав на них больше внимания, чем положено для того, чтобы их просто оценить мужским взглядом.

На журнальном столике темно-синего стекла плоская коричневая бутылочка на двести пятьдесят граммов, две хрустальные рюмки, похожие на крохотные бочонки, раскрытая коробка шоколадных конфет…

– Коньяк «Дербент», – прочитал Иван Петрович. Прислушался. Из спальни, куда удалились влюбленные, доносился звук приглушенно работающего телевизора. «Коньяк покупал Паша на свои деньги, карманные, поэтому на хороший не хватило», – подумал детектив, и украдкой налил в один из бочонков немного жидкости светло-чайного цвета. Попробовал, причмокнув губами, и выпил разом, словно водку. Впрочем, по вкусу напиток ничем от водки не отличался.

«Да еще паленый», – поморщился Шмыга, отправляя в рот конфетку. Вытянул ноги.

«Осторожнее надо с любовью сына, Надежда Сергеевна – расслабленно подумал он. «Температура и скорость протекания этой биохимической реакции довольно велики. Сначала вы загнали в больницу Пашу, затем и сами в ней оказались. Не трогай чужой котелок, обожжешься!»

Основная мысль ясна, оставалось снабдить ее соответствующей аргументацией. Но все завтра… завтра. Этот вечер он хочет провести здесь, в чужом комфорте и в чужом уюте, который ненадолго стал ему родным.

«Что-то Алина слишком долго укладывает женишка», – подумал он с нетерпением. Выключил свет и подошел к окну, слегка отдернув штору.

На подоконнике с той стороны сидел черный кот с небрежно прорисованным белым галстуком на шее и смотрел на него круглыми желтыми глазами. Потом зевнул, обнажив розовую пасть с острым язычком, и вновь уставился на Ивана Петровича.

Легкие шаги скользнули за спиной, маленькие теплые ладони прикрыли глаза, и горячие губы щекотно коснулись затылка… Алина с едва уловимой насмешкой произнесла:

– Дядя Ваня, вас тоже спать уложить? Не получается без меня?

Он сжал эти ладошки, торопливо поцеловал одну за другой, не соображая, что делает, и не он ли несколько минут назад с высокомерием говорил что-то насчет чужого котелка… Затем повернулся и обнял юную девушку за плечи.

И в третий раз Алина поразила его своим превращением. Сейчас перед ним стояла маленькая беззащитная девочка с прижатыми к груди руками; девочка, которая только что совершила дерзость и теперь спокойно, даже с интересом наблюдала, какое же наказание она за это понесет. Стояла тихо, запрокинув голову, и в глазах ее, прежде цвета весенней зелени, сейчас тревожно шелестела темная осенняя ночь.

Казалось, самое естественное – это подхватить девушку на руки и, нежно целуя, отнести в постель… Но Шмыга медлил, ровное дыхание Алины касалось его груди, разжигая в сердце безобразное пламя, от которого начинал плавиться рассудок. Вот-вот и… но вдруг некто посторонний ответил его голосом, холодным и мерзки-равнодушным:

– Спасибо, я попробую уснуть сам.

Иван Петрович хотел обернуться, чтобы найти наглеца, сказавшего эти невозможные слова, и немедленно убить его, но в следующую секунду догадался, что это был он сам.

И все то непонятное, безумное, страстное, желанное, что рождалось между ним и чужой невестой, вроде бы должно разлететься в клочья от этих слов, но… Алина взяла «дядюшку» за руку и повела в комнату:

– Я помогу тебе постелить.

И добавила фразу, расхожую, обыденную, словно клеенка на кухонном столе, которая вмиг сняла с него возникшее напряжение:

– Куда вы без нас, мужчины!

В комнате окна были распахнуты настежь, белые тюлевые занавеси выгибались от ночного сквозняка, холодившего кожу. Алина наклонилась над широкой двуспальной кроватью, собирая покрывало. Иван Петрович стоял позади, мир дробился и плыл в его глазах.

Расправляя простыни, она склонилась ниже над кроватью, поставив на матрац одну коленку. В каждом ее движении простом, ловком, по-кошачьи грациозном не было и тени намека на непристойный провокационный подтекст, но… эта стянутая тонким пояском гибкая талия, смуглые бедра, эта маленькая розовая пяточка босой ступни – все вместе являлось величайшим из всех искушений, которые когда-либо приходилось переживать Шмыге.

Она села, взяла вторую подушку, обхватила ее руками и прерывистым шепотом сказала, отводя прядь волос, сбившуюся на глаза:

– Ложись.

Иван Петрович медленно, как загипнотизированный, подчинился.

– Мне нравятся сильные мужики, – призналась она. – Нравится смотреть на них, нравится, когда они меня сжимают…

– Любишь читать женские романы? – спросил Шмыга, стараясь придать голосу твердость и даже насмешливость.

– Я вообще не люблю читать, – она двинула от себя подушку и легла головой на его колени. Легла так просто, естественно, и так неожиданно, что Иван Петрович ничего не смог предпринять. Даже не отодвинулся. Лишь безвольно подумал «Вот будет весело, если войдет жених!»

– Паша спит, – сказала она задумчиво. – Он слишком рано выписался из больницы.

Шмыга нисколько не удивился, что Алина способна читать его мысли. Ему казалось, что он сейчас весь, как открытая книга, которую можно пролистать от начала и до конца, если, конечно, того ей захочется.

– Ты его любишь? – осторожно спросил он, надеясь услышать единственно приемлемый для него ответ «нет».

– Конечно, иначе бы замуж не собиралась – сказала она, потерлась щекой о его бедро, и неожиданно пожаловалась:

– От тебя так хорошо пахнет, а от моего Паши только лекарствами.

И затихла, перебирая пальцами складку простыни.

На подоконнике стоял высокий ленточный кактус, и в ярком пронзительном свете полной луны его черная тень с иглами на макушке упрямо карабкалась к ним на кровать.

– Спать хочу! – Лениво поднялась, склонилась над ним, коснулась его щеки нежными прохладными губами:

– Спокойной ночи, дядя Ваня.

– Спокойной ночи, – ответил измученный Шмыга, проклиная службу, свое знакомство с чертовым «племянником», проклиная эту идиотскую жизнь, ставящую его в тягчайшее унизительное положение, а заодно моральные принципы, вбитые ему в голову добродетельной матушкой.

«Если бы Алина сказала мне одно слово, одно слово…»

Спустя час, ворочаясь на простыне, как на раскаленной сковороде, он повторял про себя:

– Три. Положено три искушения…

Но как Иван Петрович не прислушивался, надеясь вновь услышать легкие волшебные шаги, которым был намерен немедленно покориться, – во всех комнатах стояла мертвая тишина.

Время третьего искушения еще не пришло.

Глава пятая. Девочка в красном

В деле Бурцевых пора ставить точку. С утра детектив, сбросив амплуа беспечного хабаровского дядюшки, засел в своем офисе, готовя отчет для Москвы и рекомендации клиенту. Работалось легко, да и описывал Иван Петрович вещи простые, ставшие привычными за последние несколько лет.

Энергетическая связь между кровными родственниками идет напрямую. Они словно лампочки в гирлянде – одна погаснет, остальные перестанут светиться, пока не составят другую гирлянду и вновь не замкнут цепь. Всплески отрицательных энергий мгновенно передаются от одного к другому. Как если бы обнаженные провода под напряжением в 220 вольт сунуть в плату радиоприемника. Как пойдет слепящий огонь по дорожкам печатной платы, что воспламенится, что выйдет из строя – даже опытный электронщик не скажет.

Есть заботливая мама, и есть вдруг ставший непокорным сын. Отец ушел из семьи, когда Павлу не было еще и двух лет. То есть, вдвоем с матерью они представляли единую самобалансирующую энергосистему. С годами энергия матери убывает, сына возрастает, идет незаметная перекачка на пользу обеим. Распространенная в последнее время боязнь вампиров мало обоснована. Донор-вампир – отношения довольно неопределенные. Донор утром после тяжелой раздражительной работы может легко обернуться вечерним безжалостным вампиром. И наоборот, страдающий гриппом вампир, после выздоровления превращается в неистового сверхдонора. В чистом виде вампиризм, как патологически сформировавшаяся жажда потребления энергии, встречается редко.