Создатель ангелов - Стефан Брейс

Она не знала, то ли ей убежать, то ли вмешаться, то ли держаться в стороне, и в это время в дверном проеме вдруг появились все три сына доктора, каждый с полотенцем на плече.

Лысые. Это сразу бросилось ей в глаза. Головы мальчиков были совершенно голые. На них не было ни единого рыжего волоска, из-за чего их и так огромные черепа выглядели еще больше. Сквозь тонкую кожу просвечивала густая сеть голубых сосудов.

— Как будто три огромные, прозрачные электрические лампочки, — рассказывала она потом своему мужу, который напрасно надеялся выудить у нее побольше подробностей, потому что, еще до того как Ирма смогла рассмотреть лица мальчиков, Шарлотта Манхаут уже подошла к ним, чтобы мягко выставить в коридор.

— Пойдемте, вам надо еще в ванну, — сказала она и, не удостоив никого больше взглядом, вышла из кабинета.

Ирма слышала, как она сказала детям, что все будет хорошо, и после этого наступила тишина. Доктор Хоппе, сидящий напротив, наклонился вперед и сцепил пальцы.

— Так чем я могу вам помочь, фрау Нюссбаум?

Его лицо не выражало никаких эмоций, как будто ничего не случилось.

— Нет, я не хочу!

Михаил громко хлопнул дверью ванной и, сложив на груди руки, остался стоять в коридоре. Фрау Манхаут крикнула ему с другой стороны:

— Михаил, не упрямься и иди сюда!

Она опять открыла дверь и поднялась на лестничную площадку. Михаил стоял у лестницы, готовый бежать вниз, если она подойдет ближе.

Бывало и раньше, что у них завязывалась борьба, когда надо было купаться, но такого сопротивления они еще никогда не оказывали.

— Мы сами, — сказал Рафаил, вставший вместе с Гавриилом в дверях ванной; он засунул руки под мышки, чтобы показать, что сегодня сотрудничать не намерен. Гавриил кивнул и добавил:

— Раздеваться, мыться, вытираться. Сами все можем.

Михаил кивнул с лестницы:

— Все сами.

— Ну хорошо, хорошо, — сказала фрау Манхаут. — Пусть будет по-вашему. Но только сегодня. Давай, Михаил, проходи.

Михаил вошел в ванную, два его братика последовали за ним. Фрау Манхаут покачала головой. Уже некоторое время назад дети вступили в такую фазу развития, когда хотели все знать. Почему это? Почему то? Зачем? Каждый ответ вызывал новый вопрос. В то же время они хотели попробовать делать все сами, хотя еще не все умели. Собственно говоря, ей надо было быть с ними построже, но у нее не получалось. Ей было их жалко. Вот в чем все дело.

Войдя в ванную, она увидела, что никто из мальчиков еще не начал раздеваться.

— Ну, что еще? — спросила она.

— Сначала чистить зубы! — вдруг воскликнул Рафаил и побежал к умывальнику, братья бросились за ним по пятам.

Они взобрались на скамеечки, чтобы достать до крана. Рафаил раздал зубные щетки, которые были у них того же цвета, что и браслетики.

В зеркале фрау Манхаут видела их голые головы. Она вспомнила, как несправедливо обвинила их отца, когда вдруг увидела, что у них нет волос, на следующий день после того, как им исполнился год. Она подумала, что он обрил их наголо для какого-то исследования или просто по собственной прихоти. Но оказалось, что волосы сами выпали за одну ночь. В качестве доказательства доктор Хоппе показал ей волосы, которые он собрал с подушек и положил в три полиэтиленовых пакета. Мальчики тоже подтвердили его рассказ.

— Все будет хорошо, — сказал доктор и добавил, что это временное явление.

Но между тем прошел почти год, а волосы так и не вырастали, и доктор все надоедал детям всевозможными обследованиями, которые, как он надеялся, должны дать какой-нибудь результат. Это были и обычные тесты, когда он слушал сердце и дыхание, измерял давление или проверял их рефлексы, но иногда он проводил и другие исследования, при которых чем-то вроде напильника снимал частички кожи или вкалывал в их тонкие ручки толстые полые иглы, чтобы взять кровь. Обо всех этих неприятных вещах дети докладывали фрау Манхаут. Они деловым тоном рассказывали, что происходило, как будто смотрели на все со стороны, а не были объектом исследований. В этом отношении за прошедшие месяцы мальчики мало изменились. Они сами все еще не знали, как им реагировать на то, что происходит, или же — в этом фрау Манхаут была не уверена, — возможно, и знали, но не могли выразить свои чувства. Как бы то ни было, они были ужасно замкнутыми, кроме тех случаев, когда им не хотелось что-то делать, а это случалось все чаще. Тогда все трое вели себя чрезвычайно упрямо, и фрау Манхаут считала, что таким образом у них проявляется чувство страха.

Она снова посмотрела в зеркало на трех мальчиков и подумала, замечают ли они, что в отражениях их шрамы почему-то проступают резче, чем в действительности, и из-за этого их уродство еще больше бросается в глаза. Конечно, они должны были это видеть, когда смотрели друг на друга. С одной стороны, в этом было преимущество их схожести: глядя друг на друга, они могли видеть, какое впечатление производит их внешность на других людей. В то же время это было и огромным недостатком — потому что, когда один из братьев смотрел на другого, он сразу же видел, насколько тот некрасив. Обычные дети могут закрыть зеркала или отвернуться, когда не хотят иметь дело со своим отражением, но у близнецов не было такого выбора. Собственно говоря, фрау Манхаут даже не знала, осознавали ли мальчики, что выглядят иначе, потому что они редко видели других людей или других детей. Она никогда не говорила с ними об этом, а их отец — тем более.

И хотя за год братья сильно изменились, они все еще были поразительно похожи друг на друга. Все трое были одинаково маленькие и худенькие, а их головы были ненормально велики. У всех троих в одном и том же месте криво росли зубы, и шрам у них зарастал, одинаково деформируясь. В их кровеносных сосудах, которые просвечивали сквозь кожу на голове, не было ни изгиба, ни поворота, который отличался бы от другого — хоть на расстоянии, хоть вблизи; у всех троих была видна одна и та же большая артерия в форме серпа, идущая от правого уха вдоль затылка.

Когда фрау Манхаут только пришла работать к доктору, она была уверена, что быстро научится различать детей. Так было всегда, если у нее в классе учились близнецы. Но на этот раз ей пришлось признать, что доктор, с самого первого дня решительно уверявший, что это ей не удастся, был прав. То же самое было и сегодня.

— Готово!

Один из мальчиков положил зубную щетку на место и слез со скамейки. Он повернулся и показал зубы, приподняв верхнюю губу и выставив вперед нижнюю челюсть. Фрау Манхаут всегда старалась сначала незаметно взглянуть на браслетик ребенка, чтобы определить, какого он цвета. С сегодняшнего утра ей надо было быть особенно бдительной, потому что мальчики поменялись именами, как часто делают близнецы. Они и раньше пробовали это делать, но по разноцветным браслетикам она всегда понимала, кто находится перед ней. А сегодня им наконец удалось открыть застежку. Рафаил отдал браслет Гавриилу, Гавриил отдал браслет Михаилу, а Рафаил надел браслет Михаила. Но надолго их не хватило. Не то, чтобы она сама это увидела, но когда она спросила что-то у Рафаила, взглянув на его браслет и назвав его Михаилом, Михаил немедленно ответил:

— Он — Рафаил, а я — Михаил.

Другие дети закричали бы «Попалась!» и расхохотались, но мальчики лишь кивнули, как будто бы говоря: «А я об этом знал». Тем не менее фрау Манхаут заметила, что им хотелось, чтобы она чаще ошибалась в их именах, и в то утро она сделала так намеренно несколько раз.

Когда она собиралась уходить домой в половине двенадцатого, малыши приложили пальцы к губам и зашептали, чтобы она ничего не говорила их отцу. Это навело ее на мысль, что она еще не спрашивала, как он относится к тому, что они меняются браслетами.

— Так хорофо? — спросил Михаил, стараясь не двигать губами.

Она мельком взглянула на его рот.

— Молодец, Михаил. Осталось только немножко зубной пасты в уголках рта.

Рафаил и Гавриил тоже слезли со своих скамеечек и показали зубы. Фрау Манхаут удовлетворенно кивнула.

— Вот видите, мы можем сами, — сказал Гавриил.

— Еще немножко, и я буду вам не нужна, — подмигнула фрау Манхаут. — А теперь раздевайтесь. Я набираю ванну.

Она подошла к ванне и открыла кран. Прошло немного времени, пока вода достигла нужной температуры, и когда Шарлотта снова обернулась, то увидела, что только Михаилу удалось снять свитер. Гавриил едва вытащил одну руку из рукава, а у Рафаила никак не получалось стащить свитер через голову, он шарил пальцами по спине, выставив вперед локти. И в этот момент фрау Манхаут увидела в зеркале то, чего раньше не замечала.

— Что это у тебя там? — спросила она и показала на отражение голой спины Рафаила.

— Это отец сделал, — сразу ответил он.

Она подошла к ребенку и сняла с него свитер. Между лопаток оказался кусочек белого бинта размером с почтовую марку, прилепленный к коже пластырем.