Старые годы в селе Плодомасове - Николай Лесков

Но вот слышится Марфе Андревне, будто кто-то трогает дверь на лестницу внизу. Крепкая дверь хорошо заперта и не отворится, а Марфе Андревне опять спится, и снова ей слышно, что по комнатам будто кто-то ходит. Полежала Марфа Андреева еще с минуточку, и вдруг ей кажется, что вокруг ее будто ветер веет, а кроме ветра, по ее покоям ходят и живые люди. Марфа Андревна совсем проснулась и покричала девушку, но ответа не было. Тогда она, удивленная, встала сама, надела босовички и вышла. И что же Марфа Андревна увидала? она увидала, что прямо против нее, в другой комнате, на сундуке лежит девушка, та самая, которою грешен был Алексей Никитич, и лежит она очень странно и неестественно - лежит вся навзничь, руки под спиною, а во рту платок.

Как ни смела и подчас ни находчива была Марфа Андревна, но здесь она ничего не могла вдруг сообразить и придумать. А между тем для удивления Марфы Андревны, кроме горящей свечи и связанной девушки, приготовлены были и некоторые другие новины: как раз против вторых дверей Плодомасова увидала молодец к молодцу человек двадцать незнакомых людей: рожа рожи страшнее, ножи за поясами, в руках у кого лом, у кого топор, у кого ружья да свечи.

"Что это такое? видение, что ли?" - подумала Марфа Андревна; но врывавшийся в окно ветер с дождем и еще две рожи, глядевшие в выбитое окно из черных ветвей растущей под самыми окнами липы, пронесли мигом последние просонки боярыни.

"Это, пожалуй, и Пугач!" - решила она и, торопливо накинув на плечи шушун, вышла и стала на пороге двери.

Дом Плодомасовой посетил небольшой отдел разбойничьей шайки. Шайка эта, зная, что в доме Плодомасовой множество прислуги, между которой есть немало людей, очень преданных своей госпоже не рисковала напасть на дом открытой силой, а действовала воровски. Разбойники прошли низом дома, кого заперли,кого перевязали и, не имея возможности проникнуть наверх к боярыне без большого шума через лестницу, проникли к ней в окно, к которому как нельзя более было удобно подниматься по стоявшей здесь старой черной липе.

Марфа Андревна недолго стояла в своем наблюдательном созерцании; разбойники ее заметили и сейчас же одним ударом приклада сшибли ее с ног, бросили на пол и тоже завязали ей рот. При ее глазах взламывали ее сундуки, забирали ее добро, связали, все это в узлы и выкидывали за окно прямо на землю, или передавали на веревках темным страшным людям, которые, как вороны, сидели на ветвях черной липы, и утаскивали все, что им подавали. Ветер выл и заносил в комнату брызги мелкого осеннего дождя; свечи у разбойников то вспыхивали широким красном пламенем, то гасли, и тогда снова поднимались хлопоты, чтобы зажечь их. Марфа Андревна лежала связанная на полу и молча смотрела на все это бесчинство. Она понимала, что разбойники пробрались на антресоль очень хитро и что путь этот непременно был указан им кем-нибудь из своих людей, знавших все обычаи дома, знавших все его размещение, все его ходы и выходы.

Лежа на полу, Плодомасова старалась сквозь мелькавшие у ее лица грязные сапожищи разбойников разглядывать разбойничьи лица и, наконец, в одном из них узнала своего слугу Ваньку Жорнова.

Марфа Андревна ясно припомнила, что она очень недавно видела это лицо в своих покоях, и удивилась, увидав его теперь чуть не атаманом этого отдела разбойничьей шайки.

В печальном положении Марфы Андревны не представлялось никакой возможности уйти вниз, где она еще могла ожидать хоть какую-нибудь помощь; да и то, думала она, бог знает, помощь эта станет ли на ее сторону или на сторону Ваньки Жорнова.

В те времена ни на какое старое добро, ни на какую защиту от своей челади помещики не надеялись, Марфа Андревна, пожалуй, более, чем многие другие, могла положиться на любовь своих челядинцев с которыми она всегда была справедлива и милостива, но тогда и правда и милость не ценились и не помнились. "Добрую барыню" в Самарском уезде мужики и плачучи повесили на ракиту. Да Марфе Андревне это было почти все равно: на ее ли сторону стала бы ее челядь или на сторону разбойников и предводившего ими Ваньки Жорнова, - все равно: ей вниз с своих антресолей теперь не добраться.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ПЫТКА

Марфа Андревна, не видя ни малейшей надежды к спасению, отвернулась от картины разбоя и стала приготовляться к смерти. Сундуки и укладки ее были опорожнены, и все, что в них вмещалось, повышвырено за окно. В покоях оставалось уже очень немного, над чем бы стоило еще поработать. Последнее внимание разбойников пало на один железный сундук, привернутый через медные шайбы винтами к полу и запертый изнутри хитрою стальною пружиною. Ни один лом, ни один топор не брал этого заманчивого сундука. По той тщательности, с которою сундук этот был укреплен и заперт, разбойники не сомневались, что в нем-то я должны заключаться все наиценнейшие богатства домовитой боярыни. А сундук этот только что был Марфой Андравяой перебран прошедшим вечером, и в нем не было ничего, кроме детского белья, припасенного ею ожидаемому новорожденному.

Со рта Марфы Андревны сорвали платок и потребовали, чтобы она указала, где ключ.

Марфа Андреева встрепенулась. Она обернулась и сказала:

- Как же ты смеешь думать, холоп, что я дам тебе ключ?

- Не дашь?

- Ну разумеется, не дам, - отвечала заносчиво и резко Марфа Андревна.

Раэбойник, не рассуждая долго, ударил старуху сапогом в лицо.

- Подай ключ! - приставали к ней со всех сторон.

- Не дам я ключа, - отвечала Марфа Андревна, отплевывая бегущую из рта кровь.

Что с ней ни делали - били ее, вывертывали ей пальцы и локти, таскали ее по полу за волосы! "Не дам", - отвечала железная старуха.

- Я сказала, не дам, и не дам!

- Так на лучину ее, ведьму! сама заговорит, где ключ спрятан, скомандовал Ванька Жорнов.

С Марфы Андревны стащили ее золотом шитые босовички, согнули ей колени и под икры подсунули пук пылающей лучины.

- Не дам я ключа вам, холопам, - проскрипела сквозь зубы Плодомасова.

- А ты, боярыня, не крепись изнапрасна, мы ведь все допытаемся, заговоришь, - приставал, коптя ее ноги, Жоряов.

- Врешь, подлый холоп: не заговорю.

- Заговоришь.

Но Марфа Андревна собрала силы, плюнула Жорнову в самое лицо и опять назвала его "холопом".

- Холоп! Нет, я твой господин теперь, а ты моя холопка.

- Подлый смерд! - крикнула в азарте, забыв на минуту самую боль свою, истязуемая и снова плюнула прямо в глаза своему палачу.

Ее били и истязали несказанно; она не ожидала помощи ниоткуда: видела сочувствие в глазах одной своей задыхавшейся девушки, но и не думала уступить холопам.

Разбойники становились в тупик: ломать половицы, к которым привинчен сундук, - их не выломишь из-под взакрой положенного венца. Зажечь дом - нет прибыли, да и осветишь след ходящим по всей окружности войскам; сложить ее, старуху, на всю лучину, спалить ей прежде спину, потом грудь и живот страшно, что помрет, а не скажет.

Марфе Андревне было радостно, что эта звери не знали, что с ней сделать.

- А что у тебя тут в сундуке? - спросил ее Жорнов.

- Тут мое золото, да серебра, да окатный жемчуг. У разбойников даже и в сердце похолонуло и в ушах зазвенело.

Даже честью стали просить Марфу Андревну:

- Матущка, старушенька не губи себя, мы твоей крови не жаждоваем: дай ключ от укладки с бурмистским зерном,

- Не дам, - отвечала Марфа Андревна.

- Так мы же у тебя выпытаем!

- Ничего не выпытаешь, холоп.

Но у нас, ни в чем не знавших ни меры, ни удержу, люди на зле, как и на добре, не останавливаются.

У Емельяна Пугачева были пытальщики дошлые - знали, как какого человека каким злом донимать; а предания Емельяновы были живы в народе и не безведомы и Ваньке Жорпову.

Марфе Андревне погрозили непереносным срамом, что разденут ее сейчас донага, осмолят ей голову дегтяным ведром и обсыпят пуховой подушкой да, привязав на шелудивого коня, о рассвете в село на базар выгонят.

Услыхав этот ужасный приказ Ваньки Жорнова, Марфа Андревна вздрогнула, и холодный пот выступил у нее даже по закоптелым опалинам.

"Неужто же надо покориться холопам, или посрамить перед нечистым взором непорочную наготу свою!" Марфа Андревна, однако, сообразила, что уже теперь ей не помогла бы и покорность, что разбойники, найдя в сундуке одни детские тряпки, пришли бы еще в большую ярость и все равно не простили бы ей ее упорства. Они отметили бы ей именно тем мщением, к которому она обнаружила страх и боясь которого отдала бы им ключ. Бесчестье ее казалось неотклонимым.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ПОМОЩЬ НЕЖДАННАЯ И ДЛЯ МНОГИХ МОЖЕТ БЫТЬ, НЕВЕРОЯТНАЯ

Николай Угодник, защити меня, твою вдову грешную, - взвыла голосом страшного отчаяния Марфа Андревна, устремив глаза к висевшему в углу обраазу, перед которым меркла задуваемая ветром лампада и упованию Марфы Андреевы на защиту отселе не было меры и пределов. Вера ее в защиту действительно могла двигать горами.