Истина - Эдуард Хруцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, так. Видимо, должна быть статья, на основании которой вы меня вяжете?
— Естественно.
— Я могу узнать?
— Конечно, 102-я, если вам это о чем-то говорит.
— Да уж фраеров нынче нет. Заглядываем в кодекс. Умышленное убийство, так, кажется?
— Рад, что вы прекрасно знаете Уголовный кодекс.
— Тогда другой разговор. Но хочу узнать, кто свидетель?
— Некто Грушин.
— Это который из Березки? Ах, ладно, тварь поганая. Гражданин начальник, показания буду давать в присутствии этого Грушина.
Наумов посмотрел на Леню.
— Сейчас привезут, — ответил Сытин.
Действительно, через несколько минут в дверь заглянул Прохоров.
— Ну? — Олег встал.
— В соседней комнате.
Грушин сидел в соседней комнате. Был он бледным, руки тряслись, глаза бегали по сторонам.
— Гражданин Грушин. — Олег с беспокойством посмотрел на свидетеля. Не нравился ему Грушин, ох, не нравился.
— Вы должны сейчас подтвердить ваши показания.
— Это какие?
— О конфликте на даче Бурмина.
— А зачем?
— Вы же видели драку Бурмина и Коробкова, слышали, как Коробков грозил убитому.
— Я никакого Коробкова не знаю.
— Хорошо, тогда вы видели человека в итальянских брюках, какой-то там куртке, приехавшего на машине госномер ММЗ-00-09?
— Видел.
— Он дрался и угрожал Бурмину? Слушайте, Грушин, вы знаете, что бывает за дачу ложных показаний?
— А я что, я как лучше хотел.
Голос Грушина был пронизан ужасом.
Олег вышел и вернулся с Коробковым.
— Какая встреча, — засмеялся Коробков, — это же Пончик. Значит, он и есть главный свидетель?
— Гражданин Грушин, повторите ваши показания.
— Пусть он уйдет, — истерично закричал Грушин и отскочил к стене.
— Зачем же мне уходить? Ты, Пончик, на меня не тачку, а самосвал накатишь. Ты уже говорил, зачем я к тебе приезжал?
— Вы приезжали к нему? — удивился Олег.
— Именно.
— Зачем?
— Ну, Пончик, — засмеялся Коробков, — говори.
— Он приезжал ко мне.
— Да, что там, майор, я долг с него получал. Ну и помял этого гада немного.
— Это правда?
Грушин кивнул головой.
— Выйдите, Коробков, — сказал Олег, — я с вами потом договорю.
— Ну, — повернулся он к Грушину, — как было дело?
— Бандит он, товарищ начальник, сволочь и бандит, — завизжал Грушин, — он меня бил, японскую систему расколотил!
— А вы долги вовремя отдавайте, — зло сказал Олег. Он уже понял суть конфликта и роль Коробкова в нем. — А вот за дачу заведомо ложных показаний вам придется ответить. Я уж постараюсь.
Олег вышел в коридор и закурил. Гадина, этот Грушин, решил так свести счеты. Из-за его доноса в засаде сидят двое ребят, целый день напряженно работали службы ГАИ, выехала на задержание оперативная группа. Почему у нас так редко применяют статью 181? Почему любой трус, доносчик, клеветник может заставлять работать огромный аппарат, отвлекая людей от важных и сложных дел?
— Прохоров, — сказал он Борису, — у меня к тебе личная просьба.
— Ты о чем, Олег?
— Сними с Грушина новые показания, возьми старые, передай следователю и оформляйте ему 181-ю.
— Хорошо, — спокойно ответил Борис.
— Только очень прошу, помоги довести это дело до суда.
— Сделаю.
Прохоров никогда не выражал своего отношения ни к чему происшедшему. Но работник тем не менее был толковый и аккуратный.
— Что, майор, — спросил Коробков вошедшего в комнату Олега, — я могу уходить?
— Подождите. Значит, вы получали долг?
— Точно.
— Большой?
— А это как смотреть.
— Грушин был должен вам?
— Другу.
— Можно узнать его фамилию?
— Нельзя.
Коробков улыбнулся весело и открыто.
И Олег понял, чем занимается в свободное время «ответственный работник» Коробков. Лет пятнадцать назад, когда расплодились дельцы и жулье всякое, им понадобились такие Коробковы для охраны и выколачивания долгов. И если хозяев Коробкова можно было прихватить, то с их подручными было сложнее. Знал таких «мальчиков» Олег Наумов. Спортивных, праздных.
Называли их «бомбардиры».
— Вы долги получаете для всех?
— Кто хорошо попросит, — усмехнулся Коробков. Он сидел веселый и безмятежный, отлично понимая, что сделать ему ничего не могут.
— Вы, майор, под меня не копайте. Я не тунеядец, не фарцовщик, не вор. Между прочим, работаю. Гоняю на фурах по стране. Работа не мед, но четыреста своих в месяц имею. Так что у меня все чисто.
— Слушайте, Коробков, на соседней даче убили человека. Вы когда ехали к Грушину?
— Утром. Рано совсем, чтобы его тепленьким взять. Со сна человек сговорчивее.
— А вы психолог.
Коробков снисходительно улыбнулся.
— Вы ничего не заметили необычного?
— А что? Поселок как поселок.
— Хорошо, идите.
Коробков встал.
— А теперь не для протокола, почему вы выбивали долг?
— Такие, как Пончик, два падежа знают — дательный и брательный. А я два действия арифметики — отнимать и делить. Такая нынче жизнь, майор.
Коробков вышел. Олег достал сигарету, закурил, не чувствуя вкуса. В комнату вошел Толя.
— Ну как?
— Пустой номер.
— Я уже слышал, ты этого делягу из «Березки» привлеки.
— Постараюсь.
— Может, ко мне зайдем, я рядом живу. Чаю попьем, поговорим.
— А Зоя?
— Она привыкла, а тебе просто рада будет.
И тут Олег вспомнил о щенке и улыбнулся.
— Ты чего? — удивился Толя.
— У меня дома собака негуленая.
— Жениться тебе пора.
Олег вышел к машине. Прохоров и Сытин стояли молча и курили.
— Ну что, особая группа?
— Да ничего, — ответил Сытин.
— Тогда поехали.
Он только до ручки машины дотронулся, как во двор влетела синяя «вольво».
Коробков резко затормозил, вылез из машины.
— Явление второе, те же и Коробков, — сказал Прохоров.
— Майор, — не обращая внимания на реплику Прохорова, сказал Коробков, — а где эта дача?
— Какая?
— На которой этого Барядина замочили?
— Бурмина.
— Какая разница. Где его дача?
— В поселке.
— Где находится, если от дачи Грушина смотреть?
— Чуть наискось.
— Вспомнил я. Ехал утром рано. На просеках никого. Повернул к даче, а рядом с домом Грушина мужик стоит.
— Какой мужик?
— Ну, модный такой, высокий, в пиджаке светлом.
— Ну и что?
— Так он не то ту дачу фотографировал, не то в бинокль рассматривал.
— Пойдемте-ка в отделение, Коробков, вы там мне все подробно расскажете.
И началось все сначала.
Леня Сытин сгонял в Управление за планом поселка. Коробков точно нарисовал маршрут.
— Теперь о мужике. Где вы его увидели? Укажите на плане.
— Вот здесь, — Коробков поставил точку.
— Что он делал?
— Я ехал быстро. И в поворот вписался тоже на скорости. Он не то фотографировал, не то в бинокль дачу Бурмина рассматривал.
Олег посмотрел на точку. Она была чуть наискосок от дачи Бурмина, напротив дома Архипова. Утром надо будет съездить туда, благо генерал встает рано.
— Коробков, опишите этого человека.
— Я на скорости шел. Высокий, пиджак светлый и штука какая-то в руках. А потом уж из окна брюки бежевые увидел и ботинки «Хэрорртс».
— Какие ботинки?
— Ну фирма такая, английская, дорогая.
— А вы не перепутали?
Коробков посмотрел на Наумова, как смотрят обычно на несмышленых детей.
Второй раз за этот день Олег столкнулся с энциклопедическим знанием западных изделий легкой промышленности.
— Ну, что было дальше?
— Я пошел к Грушину.
— Понятно. Слушайте, Коробков, если что-нибудь вспомните, то позвоните мне по этому телефону.
На улице Прохоров спросил Олега:
— Что завтра делать будем?
— Ты, как и прежде, ищешь оружие, ты, Сытин, внимательно просмотришь все газетные статьи Бурмина, запросишь дела, на основании которых он писал. Проверь всех героев его выступлений. Кто где находится.
— Что вы имеете в виду?
— Кое-кто из них сидит, кое-кто освободился, а кое-кто и открутился от ответственности. Понятно. Я поеду к генералу Архипову. Может быть, он что-нибудь, кроме ботинок, видел.
Олег вышел из машины. Постоял у подъезда. Переулок был тих и безлюден. Почти все окна в домах погасли, только в темноте на лавочке во дворе напротив горели огоньки сигарет. Когда-то и он сидел там и курил одну сигарету за другой.
Это место было своеобразным ночным клубом не одного поколения местных мальчишек. Вот сидят и курят. Зимой пойдут в подъезды, а по телевизору модные корреспондентки молодежных программ опять будут рассуждать о проблемах свободного времени молодежи. И профессора будут рассуждать, и комсомольские работники, а мальчишки по-прежнему будут сидеть в подъезде, так и не зная, сколько умных людей пекутся об их досуге.
Когда Олегу приходилось видеть эти передачи, он почему-то испытывал острое чувство неудобства за этих людей. Ну о чем говорить-то? Вон актер известный как красиво говорил о помощи молодежным любительским студиям. А ты не говори. Приезжай хотя бы на Патрики и организуй такую студию. Но как же. У него времени нет. Театр, съемки, институт. Все эти говоруны, теоретики порассуждали красиво и пошли, а ребята опять без дела.