Мистер Селфридж - Линди Вудхед

Ресторан был переполнен с первой же минуты, как он открывался для утреннего кофе, а ритуал «послеобеденного чая» в универмаге Филда все больше входил в моду. Крошечные сэндвичи приносили в корзиночке, украшенной лентой с бантом, а на десерт предлагали кусочки имбирного пирога и фирменный деликатес – розовый пунш Филда (мороженое с ягодным соусом), который подавали на тарелке со свежей алой розой. Такой штрих был типичным жестом Селфриджа. Цветочный символизм был важной частью сентиментальной культуры XIX века. Журналы и бесконечно популярные пособия по этикету были полны заметок о «значении цветов», а самым обожаемым цветком в то время была полностью распустившаяся, восхитительно роскошная и сексуальная алая роза сорта «Американская красотка», названная в честь столь же роскошной, полной изумительных изгибов звезды сцены Лиллиан Расселл.

Повышение активности вскоре стало приносить дивиденды. За шесть лет, в течение которых Гарри Селфридж управлял магазином, оборот розничного отдела вырос с четырех до шести миллионов семисот тысяч. Такой прирост, считал Селфридж, был прекрасным результатом для мистера Филда, но для себя он хотел большего. Окрыленный успехом, он дерзко попросил Филда сделать его партнером. Можно представить, какие искры летели в кабинете Филда, когда пожилой, сдержанный предприниматель столкнулся лицом к лицу с амбициозным и бесцеремонным менеджером. Понимая, что в противном случае «сорвиголова Гарри» уйдет, Маршалл Филд смирился с неизбежным. Он сделал Селфриджа младшим партнером, лично одолжил двести тысяч долларов на покупку акций компании и выделил ему долю чуть менее трех процентов от годовой прибыли плюс повысил его годовой заработок до двадцати тысяч долларов. Все вместе это означало, что в возрасте тридцати трех лет Гарри Селфридж зарабатывал сумму, эквивалентную четыремстам тридцати пяти тысячам долларов в год.

Гарри откровенно наслаждался своим новым положением. Он и всегда одевался красиво, но теперь крой его смокингов с шелковыми лацканами стал особенно безупречным. Он ненавидел грязные рубашки и пере-одевал сорочку минимум дважды в день. Он всегда носил специальные высокие воротнички-стойки, скрывавшие его необычно толстую шею, и широкие галстуки из индийского шелка, завязанные огромным мягким узлом. Золотые карманные часы на цепочке, пенсне в золотой оправе и роза-бутоньерка, которую он тщательно выбирал из свежих цветов, положенных ему на стол каждое утро, дополняли образ. Кое-кто из коллег находил его невероятно чванливым – и действительно, скромным в нем был только рост, – но он все равно стоял на порядок выше большинства людей, работавших тогда в сфере розничной торговли.

Личная жизнь Селфриджа в тот период остается тайной и по сей день. Его главной компаньонкой была мать, и в газетах часто писали, что они вместе посетили театр. Мы не знаем, кто еще составлял ему компанию, но весьма вероятно, за сексуальные утехи он платил. Проституция в Чикаго была столь же отлаженно организована, сколь и более законные виды деятельности, и существовал ряд весьма элегантных «заведений», которые мужчины вроде Гарри Селфриджа могли посещать, нисколько не замарав своего имени. Любая из двадцати знаменитых девочек Кэрри Уотсон с радостью приняла бы его, как и работницы известного «Дома зеркал» Лиззи Аллен или «Арены», дерзко расположенной прямо на Мичиган-авеню, куда с удобством могли наведываться местные миллионеры и их сыновья.

А потом, внезапно и неожиданно, Гарри оказался помолвлен с Розали Амелией Бакингем. Его невесту описывали как «чикагскую дебютантку». Она действительно была дебютанткой в подростковом возрасте, но ко времени знакомства с Гарри ей было почти тридцать, и она уже несколько лет успешно работала в сфере недвижимости. Розали научилась предпринимательскому делу у отца, инвестора Фрэнка Бакингема, который состоял также членом «Клуба Чикаго» для избранных. Мистер Бакингем умер в начале 1880-х, оставив двадцатитрехлетней дочери достаточно денег на развитие бизнеса.

Совместно со своим зятем Фрэнком Чандлером Розали приобрела землю на Харпер-авеню в Гайд-парке, тогда располагавшемся на самой окраине города. Это было масштабное предприятие. Розали лично планировала и курировала строительство сорока двух вилл и «коттеджей для художников» с сорокапяти– или пятидесятифутовыми фасадами и с подъездной дорогой, ведущей к конюшням в задней части коттеджа. Проект был продуманным, включал в себя инфраструктурный блок с аптекой, семейной бакалеей, кафе, читальным залом и даже залом для собраний, где проводились лекции и концерты. Фасады домов выходили на парки, лагуны и озеро, а в двадцати метрах от поселения проходила железная дорога, которая, по замыслу, должна была гармонично вписываться в пейзаж. Архитектором поселения был выбран Солон Беман, создатель знаменитого «Образцового городка Пульмана», где жили работники Джорджа Пульмана. Но виллы Розали строились не для фабричных рабочих. То были просторные и элегантные дома среднего класса, расположенные в уникальном для этого региона полностью спланированном поселении. Мисс Бакингем не была легкомысленной дебютанткой.

Гарри и Розали поженились 11 ноября 1890 года. Ему было тридцать четыре, ей – тридцать. Гарри Селфридж не был религиозным человеком в обычном смысле этого слова. Воспитанный в пресвитерианской вере, во взрос-лые годы он тяготел к унитарианству. Он глубоко верил в «спасение добрыми делами и упорным трудом» и ратовал за «улучшение через просвещение»: он руководствовался принципом «жизнь такова, какой ее сделаешь ты». В Розали он нашел родственную душу. Свадебная церемония позволила ей почувствовать, какой будет жизнь с подобным шоуменом. Венчание состоялось в центральной церкви, не привязанной ни к одной конфессии, а прием проходил всего в квартале от универмага Маршалла Филда в Центральном мюзик-холле – одном из немногих мест в Чикаго, способных вместить тысячу гостей, приглашенных счастливыми новобрачными. Хор из пятидесяти человек под руководством директора музыкального колледжа Чикаго доктора Фло Зигфелда пел под аккомпанемент великолепного органа, струнного оркестра и арф. Команда декораторов оформила центральный проход и крышу, в точности копирующие собор Или[7] – романтическая причуда, не понятая журналистами, но отдающая дань уважения предкам невесты, которые прибыли в Америку из Кембриджшира. Зал был наполнен ароматом пяти тысяч роз. Еще больше роз и множество лилий и листвы пошло на украшение колонн и лож. Вся церемония была столь же зрелищной, как «Безумства», поставленные впоследствии на сцене Нью-Йорка сыном Зигфелда – которого тоже звали Флоренс. Многие приглашенные и впрямь считали всю затею безумием, но Гарри Селфридж наслаждался каждой блистательной минутой. На невесте было светло-бежевое атласное платье с изысканными кружевными манжетами, струящимися с рукавов, доходящих до локтя. Его шил не Уорт, но это было великолепное платье, дополненное впечатляющим ожерельем из голубых алмазов – подарком жениха.

На медовый месяц пара отправилась в сопровождении Лоис Селфридж – что, похоже, никак не беспокоило новоиспеченную миссис Селфридж. Слава богу, что женщины поладили – ведь им предстояло жить рука об руку до конца своей жизни. Внушительные свадебные подарки показывали статус пары – не говоря уж о количестве приглашенных – и включали в себя ценный участок на берегу Женевского озера, роскошный анклав в ста пятидесяти километрах к северу от Чикаго, подаренный им сестрой и зятем Розали, у которых неподалеку был летний домик. Там Гарри и Роуз – так он всегда называл жену – возведут дом в псевдотюдоровском стиле с огромными теплицами, где Гарри будет выращивать свои любимые розы и призовые орхидеи. Теперь Гарри Селфридж боготворил двух женщин, и обе они беззаветно любили его в ответ.

Глава 4. На всех парах

Мы живем в эпоху, когда единственное, в чем мы нуждаемся, – это ненужные вещи.

Случались дни, когда казалось, будто Гарри Селфридж несется на гребне волны, в другие его будто выбрасывало на берег. Дом Роуз и Гарри настигло несчастье, когда их первенец – дочка по имени Вайолет – умерла через несколько месяцев после рождения. Селфридж скрывал горе, еще глубже зарываясь в дела, а Роуз тихо приходила в себя. Учитывая, каких успехов она добилась с «Виллами Розали», можно было ожидать, что она вернется к работе. Но этого не произошло. В эпоху, когда женщины всеми силами стремились к независимости, Роуз, похоже, не тяготило положение домохозяйки. Она вышла замуж за настоящий вихрь энергии, и, по всей видимости, порой ее это изматывало.

Городские чиновники суетливо разрабатывали стратегию в связи с заявкой Чикаго на принятие «Всемирной выставки Колумба» – американского празднования четырехсотлетия со дня прибытия Колумба на берега континента. Чикаго не скупился на расходы, чтобы победить в жесткой конкуренции с Нью-Йорком, Вашинг-тоном и Сент-Луисом. В апреле 1890-го президент Гаррисон подписал акт конгресса о проведении «Всемирной выставки искусств, предприятий, производств и продуктов почв, гор и морей в городе Чикаго» и пригласил «нации мира принять участие в мероприятии». В 1851 году лондонская Большая выставка зародила тенденцию потребительства, теперь же Всемирная выставка в Чикаго превратила его в неотделимую часть повсе-дневной жизни.