Unknown - Alexandr

- Очень ярком, Диего. Не знаю, каким еще, но ярким – было.

- И посмотри на нас теперь… После стольких лет, мы сидим здесь, на этой веранде,

перед этим парковым фонтаном… Тебе нравится фонтан, а? Не отводи глаз. Я всегда тащился от твоего взгляда, от того, как ты смотрела на мир... и как смотрела на меня. Я и сейчас тащусь.

( Ну уж нет, дружок, как бы не так, держи карман шире. Теперь я не попадусь.)

- Хватит, Диего, не мели чушь. Прошло уже больше десятка лет.

- И что же? Ты все та же. Лучше, ты лучше.

- Перестань, дурачок, давай расплатимся, мне пора идти.

- Заплатишь за меня, ладно? Я без гроша.

- Ну, конечно, ты все такой же бессовестный наглец, дружок!

- Чтобы ты так не говорила, смотри, ты оплачиваешь пиво, а я дарю тебе книгу.

Внакладе не останешься, еще и в выигрыше будешь. Я дарю тебе книгу, которую только что отхватил... Одолжи ручку, я посвящаю эту книгу тебе.

Он нацарапал что-то на первой странице и протянул книгу мне.

- У тебя номер мобильника тот же? Я могу тебе как-нибудь позвонить?

- Да когда захочешь.

Он никогда мне не позвонит.

- Отлично. Чао, Ната!

- Чао, Диего!

Он подарил мне сборник песен Леонарда Коэна. А ну его! У Диего давний пунктик –

склонность к мелодраме, это водилось за ним всегда. Я прочитала посвящение, написанное им на первой странице: “За такую долгожданную и столь неожиданную встречу. Диего С.” Мне было приятно вновь увидеть его почерк, эти “с”, выведенные наоборот снизу вверх. Я всегда считала, что они придавали налет артистичности всему, что он писал.

Жизнь есть жизнь. Много лет я ничего не знала о Диего, но в глубине души всегда

мечтала увидеть его, ведь этот парень очень много значил для меня, хотя и вел себя, как

козел. Чертово время. Оно все лечит.

“ Веспа”(Vespa) – культовый итальянский мотороллер, выпускаемый концерном Piaggio

Буэн-Ретиро – городской парк в центре Мадрида

Монклоа – Дворец Монклоа в Мадриде, с 1977г. официальная резиденция премьер-министра Испании

Гранде Лара Феликс – испанский поэт, эссеист

Леонард Норман Коэн – канадский поэт, писатель, автор песен и певец

Глава 18. Камни.

Я пошла на ужин к Альвару. Нас было четверо: Альвар, Блас, Рита и я. Я пришла поздно,

и когда вошла в дом, они уже достали аперитив, пили пиво, курили, дымя, как паровоз, и

болтали о политике. Мы провели ужин, споря и оценивая новоиспеченную власть,

мордующую нас, как обычно, потому что мы всегда заканчиваем тем, что с жаром несемся

голосовать, сколько бы Блас ни настаивал на том, что мы должны, хотя бы раз в жизни не

делать этого, чтобы преподать урок политикам, использующим нас. Мы высказали Бласу,

что он размазня, вечно у него одно и то же.

- Ладно, – согласился Блас, – пусть я буду размазней, но если вы считаете, что у нас демократия, то должны сообразить, что демократия не представляет собой власть двоих.

- Да, здесь ты прав, все они дерьмо, – ответили мы. Но что тут поделаешь, нам нравится спорить.

Мы уговорили три бутылки вина на четверых, и к концу ужина настолько вошли в раж,

что стали не говорить, а кричать. Если бы кто-нибудь увидел нас сейчас, то непременно сказал бы, что хоть мы и ненавидим политиков, но хотим быть похожими на них, мусоля без конца одну и ту же тему, и ни на йоту не продвигаясь вперед. Ужин удался на славу, мы отлично провели время.

Поужинав, мы перешли из столовой за столик в гостиной, чтобы выпить кофе, и Блас

принес десерт, который мы с Ритой купили в кондитерской на углу. Рита купила слойки со

сливками, а я – плетенки с миндалем. Мы с ней и не знали, что Альвар и Блас теперь не

разговаривают с булочником.

- Видите ли, у него хлеб замороженный, и меня это сильно взбесило, – пояснил Блас.

- Да ладно тебе, вот только не говори, что все потому, что у него хлеб замороженный, замороженный хлеб везде, – поправил друга Альвар, – расскажи правду, Блас. Расскажи, что

ты не разговариваешь с ним потому, что в День Трех Королей он не приберег для тебя

крендель с трюфелями, который ты так хотел, чем довел тебя до истерики, которая

продолжается и по сей день.

- Блин! Ведь мы покупали у него хлеб каждый день, и, по крайней мере, он мог бы

проявить чуткость в этом деле, зная, что мне очень хочется кренделя на День Трех Королей.

- Хорош, Блас, он мог бы проявить чуткость, но, если ты появляешься в пять часов вечера шестого января, как появился ты, потому что на ночь мы ушли и нам дали тысячу, то уж не жди, что этот человек оставит тебе еще и крендель.

- Отлично, а что здесь такого? Подумать только, теперь мы не разговариваем с булочником по моей вине.

- Блас, признай – из-за тебя. Ведь это ты сказал перестать покупать хлеб у этого ветреного

шалопута... И с того случая с кренделем мы вынуждены ходить за три улицы за несчастным

батоном хлеба.

- Да черт с тобой, спускайся и покупай хлеб у него, если хочешь, пожалуйста, если тебе

так нравится, а то ты говоришь так, будто это я запретил тебе.

- Именно, Блас, запретил, запретил. Ты сказал: “Начиная с сегодняшнего дня, чтоб в этом доме и не пахло хлебом, купленным у Курро, я запрещаю это окончательно и бесповоротно.”

В тот момент я никак тебе не возразил, чтобы не спорить, но должен тебе сказать, что ты

поставил меня в неловкое положение. Лично мне Курро очень нравится, и он не причинил

тебе никакого зла, а я должен переходить через дорогу всякий раз, как вижу его.

- Да ради Бога, здоровайся с ним! Что ты мне-то говоришь?

Это просто партия в теннис. Мяч перебрасывается с одной стороны на другую, не касаясь земли. Совсем запутавшись в этой “хлебной” истории, я окончательно начала думать, что любовь – это сущий ад. Уж если Блас и Альвар, живущие вместе двадцать лет, не смогли закрыть вопрос с хлебом за такой срок и вынуждены ждать, когда случайно встретимся мы с подносом со слойками и плетенками, чтобы начать его решать… и какие же еще вещи скрываются, чтобы вылезти в самый неподходящий момент?

- Кто знает, быть может, вы оба все же перестанете болтать чепуху, ведь кофе уже на столе, – положила конец разногласиям Рита.

Мы подали кофе, и пиршество в кругу друзей продолжалось, пока я не вспомнила о картах

Таро.

- Альвар, сходи, достань карты Таро.

- Веришь ли, их у меня нет. Я оставил их на днях в доме Мариеты, и забыл сходить за

ними.

- Вот, блин, какая досада, а я-то размечталась…

- Ты же можешь бросить камни, Альвар, разве нет? – сказал Блас.

- Ну, конечно, я брошу камни, они тоже очень хороши! Придвинь-ка мне эту цветочную

вазу с белыми камнями…

Я поднялась за вазой. Вот уж никогда не представляла, что камни что-то говорят.

- Все вещи на земле говорят, дорогуша, – сказал Альвар, читая мои мысли. – Все.

Он достал две пригоршни белых камней, поднял руки и высыпал камни на зеленую покерную скатерть, постеленную Бласом. Камни рассыпались в каком-то, только им ведомом,

порядке. Альвар сконцентрировался.

- Я должен спросить у тебя, что ты хочешь узнать? Или мне самому сказать тебе все? –

задал вопрос Альвар, не поднимая от скатерти глаз.

- Как забавно.

- Пока вы играете в камушки, я приготовлю несколько кексов* – заявила Рита. Все хотят кексы?

- Я не хочу, – ответила я.

- Он с другой, – вдруг выпалил Альвар.

- Кто?

- Мой папаша!

- Альберто? Ни за что на свете.

- Он – с другой, твою мать! Здесь это ясно говорится. Вот треугольник, образованный

группой камней. Это – твоя прошлая жизнь, это – настоящая, а вот это – другое, этот камень –

он, и есть еще один, побольше, словно приклеенный к нему. Ты – маленькая, вот здесь и

далека от него. Ты была в его прошлой жизни, но в его настоящей тебя нет.

- Ты совсем дурак, или как? Я же говорю тебе – ни за что в жизни.

- Я говорю только то, что говорят камни.

- Ты все выдумываешь, говоришь мне все это для того, чтобы я разом позабыла о нем.

- Слушай, ты сама меня попросила раскинуть камни, что, не так? А теперь, если тебе не

нравится, что говорят камни, я-то при чем?

- Да пойми ты, Альвар, разве ты не знаешь, что этим топишь меня, уничтожаешь? Тебе же

отлично известно, что сказать мне такое все равно, что избить и оставить истекать кровью на тротуаре. И ты это знаешь, не так ли?

- Да, но разве ты не говоришь, что с тобой все в порядке, и ты не вспоминаешь о нем? –

вмешался Блас. – Зачем треплешься, что отлично проводишь время. А теперь, видите ли, тебе

сказали о Бето, и ты говоришь, что тебя топят… Непонятно, что ты хочешь от него услышать, Ната.

- Альвар, – продолжила я, не обращая внимания на Бласа. – Почему это я должна быть маленьким камушком, а не этим? Почему я не могу быть тем, другим? Почему именно я

должна быть этим дерьмовым камнем?

- Да потому что это так, Ната, понимаешь, это так. Ты только посмотри, Ната, разве ты сама этого не видишь? Ну, видишь? А сейчас уже нет. – Альвар сдернул скатерть со стола, и