Егерь Императрицы. Кровь на камнях - Андрей Владимирович Булычев

Зал рукоплескал отважному командиру Астраханского полка.

– Ох, как удачно-то всё у Петра Ивановича случилось! Наш человек! Из Измайловских лейб-гвардейцев он в армию вышел. Помню его, давно, ещё в начале своей службы на разводах при дворцовых караулах я с ним встречался, – обсуждали награждение соседи слева.

– Полковник Михаил Николаевич Леонтьев! Под городом Браилов сей доблестный муж разбил неприятельскую конницу и принудил её бежать в крепость. При осаде Силистрии атаковал неприятельский ретраншемент и выгнал из оного с немалым уроном оборонявшихся турок. Несмотря на тяжкое ранение, был до самого конца баталии в строю и действовал там с примерной храбростью! – зачитал из наградного свитка Румянцев.

«Хороший командир, – согласился в душе с этой наградой полковника Лёшка. – Вместе с ним Нагорный редут Селистрии у османов забирали. Он ещё своих пехотинцев строил на его северных скатах, чтобы атаку неприятеля штыками отбивать. Сам слабый от потери крови, шатается, а перед шеренгой бодрится, стоит и кричит: “Не посрамим, братцы, русской славы, не отдадим сей бастион врагу!” – вспоминал эпизод недавнего боя Егоров. – Хороший воин, по заслугам ему награда!»

– Вот и Леонтьев уже в бригадиры скаканул, – вновь комментировали соседи. – Ну а что, как только сухопутный кадетский корпус закончил, так его сразу же и в поручики произвели, как-никак он ведь сын генерал-аншефа Николая Михайловича Леонтьева. В родстве с Нарышкиными и Паниными состоит и вообще даже племянник Румянцева. А ты что, Серж, не зна-ал?!

– Михаил Сергеевич Потёмкин! – вызвал для награждения очередного кавалера фельдмаршал.

«Ну всё, теперь ему тут точно все его косточки обсосут, – подумал с усмешкой Лёшка. – Как-никак дальним родственником Григория Александровича приходится, того самого, чья звезда только-только начала стремительно разгораться в этом году в далёком столичном Санкт-Петербурге. Хотя, с другой стороны, этот награждаемый ведь тоже родом из лейб-гвардейцев, кавалергардов. Глядишь, может, всё-таки и помилуют его».

– Секунд-майор, Байков Василий Сергеевич, прошу вас для награждения! – К центральному проходу из задних левых рядов протиснулся высокий крепкий мужчина в форме артиллерийского офицера.

– А этот пушкарь, сын полковника-то, куда? – качали головой соседи. – Он вот только в шестьдесят восьмом в штык-юнкеры был произведён, после окончания артиллерийского кадетского!

А Пётр Алексеевич уже зачитывал его наградной лист:

– За проворное и искусное действие артиллерии во время поиска на Цымбру, наипаче же при деревне Изласе, когда кавалерия наша была подвержена опасности, отбив и поразив неприятеля, совершенно рассеял его!

… – Для награждения приглашается! – генерал-фельдмаршал сделал небольшую паузу и затем начал быстро зачитывать из свитка: – Капитан-поручик Егоров Алексей Петрович, командир отдельной особой роты главного квартирмейстерства армии, за личную храбрость в поисках при Туртукай и Гурабалах, а также в сражениях при Силистрии и Кючук-Кайнарджи. За недопущение захвата неприятелем тела командира дивизии, генерал-майора Вейсмана, а также знамени Ширванского пехотного полка, где он многажды ранен был, но однако же не уступил неприятелю и воодушевил наши войска на атаку!

Алексей сдвинулся влево. Два гвардейских хлыща во все глаза таращились на худенького молодого офицеришку в этом его неброском зелёном мундире и даже не думали уступать место для прохода.

– Пардон, господа! – и, слегка ткнув локтем крайнего в поддых, он, проскакивая к проходу, разумеется, совершенно случайно наступил второму на всю его стопу, да ещё и с проворотом каблука. – Извиняйте, господа, ежели кого вдруг зашиб случаем, тесно здесь!

А главнокомандующий уже дочитывал наградную реляцию, и Егоров, проскочив по центральному проходу зала, шагов за шесть от Румянцева перешёл уже на строевой шаг. Дум! Дум! Дум! Хлопнули подошвы сапог по расстеленной красной дорожке.

– Ваше высокопревосходительство! Капитан-поручик Егоров для награждения прибыл! – на весь зал громко доложился егерь, вскинув руку к картузу.

– Вот это я понимаю, герой! – аж крякнул одобрительно пожилой полководец. – Отрадно видеть в этом зале вот такого молодца, – и его губы расплылись в широкой улыбке. – Только ты, голубчик, уже не капитан-поручик, а господин капитан, да ещё и со старшинством с переходом в следующий свой чин. Всё, как и прописано в положении к сей высокой награде. Носи её гордо, никогда не снимая! – и он приколол колодку на чёрно-жёлтой георгиевской ленте с золотым крестом к груди Егорова. – Поздравляю тебя, господин капитан!

– Благодарю покорно, ваше высокопревосходительство! – кивнул с достоинством Лёшка. Резко развернулся, да так, что аж волчий хвост хлопнул по его картузу, и, приложив руку к головному убору, он громко, на весь зал гаркнул: – Служу России и матушке-императрице!

Бум, бум, бум! – как и учили в «Рязанке», три строевых, яростных шага отхода, а потом уже обычными на своё место.

«Хлыщи» при приближении егеря резко дёрнулись вправо и освободили ему удобное место прямо у прохода. И правильно, топтать теперь никого не нужно! Егоров с прищуром глянул на гвардейцев, они мгновенно отвели от него свои взгляды и с каменными лицами принялись разглядывать затылки у впереди стоящих.

Ну, а приём продолжался далее. В качестве награды отличившимся военачальникам зачитывались высочайшие монаршие благоволения, объявлялось производство в новые чины от бригадира и старше. Шло перечисление заслуг высшего командного звена армии и отличившихся в боях частей. Наконец официальная часть приёма подошла к концу, оркестр сыграл марш преображенцев, и под барабанный бой фельдмаршал со свитой прошёл в один из боковых залов. В большом приёмном сразу всё перемешалось. Приглашённые сбивались в группки и живо обсуждали последние новости. Алексей чувствовал себя здесь как не в своей тарелке. Промелькнуло среди толпы несколько знакомых лиц, но все они были из высокого начальства и имели в своих собеседниках таких же, как и они, по рангу, а то и гораздо повыше. Он подошёл к стене, на которой были развешены картины неизвестных ему французских и итальянских художников. Живопись Франции переживала сейчас время расцвета и была представлена здесь множеством полотен, а владелец лучшего общественного заведения Бухареста, похоже, был большим знатоком современного изобразительного искусства. Алексей же в силу своей дремучести даже не мог отличить стили рококо от барокко или, скажем, того же ампира, он просто ходил и любовался красотой. В полотнах живописцев в основном преобладали светлые оттенки: розовые, голубые, светло-зелёные, зачастую в сочетании с золотом и серебром. Обращаясь к библейским и мифологическим сюжетам, художники создали нарядные, лёгкие и какие-то воздушные полотна, явно призванные услаждать самый изысканный вкус аристократической публики. Многие картины здесь были из пасторального жанра, изображая пастухов и пастушек, которые походили здесь не на реальных крестьян, а на переодетых в театральные костюмы дам и кавалеров. Возле одной из картин с изображением отдыхающей у ручья богиней охотницей Дианой Лёшка задержался,