Марид Одран - Джордж Эффинджер

— Хочу хорошенько напиться как можно быстрее, — сказал я. — Кстати, я остался без гроша.

— Ты разве не сорвал три тысячи с русского? Ты ведь, кажется, сам мне сказал. Или я слышала от кого-то другого? Может, от Ясмин? Знаешь, после того, как русский скушал пулю, мои новенькие сразу попросили расчет, и с ними ушла Джамиля. — Она налила мне следующую порцию зелья.

— Ну, Джамиля небольшая потеря. — Это был предоперационный гетеросек, который и не собирался делать операцию.

Я протянул руку к стакану. Кажется, сегодня я пью за счет заведения.

— Тебе легко говорить… Посмотрела бы я, как ты заманиваешь сюда туристов без баб, трясущих голыми сиськами на сцене. Ты мне расскажешь, что с тобой приключилось?

Я осторожно взболтал содержимое стакана.

— Как-нибудь в другой раз.

— Ищешь кого-нибудь?

— Никки.

Чири коротко рассмеялась:

— Да, кое-что это объясняет, но все-таки Никки не могла тебя так хорошо отделать?

— Сестры.

— Все три? Я поморщился:

— Да, все вместе и каждая в отдельности. Чири подняла глаза к потолку.

— Почему? Что ты им сделал? Я фыркнул:

— Пока еще не знаю.

Чири наклонила голову и искоса посмотрела на меня.

— Послушай, — произнесла она вполголоса, — я ведь видела сегодня Никки.

Она приходила сюда примерно в десять утра. Просила, чтобы я передала тебе ее благодарность. Не сказала за что, правда, но, думаю, ты сам знаешь. Потом отправилась искать Ясмин.

Я почувствовал, как во мне закипает злость.

— Не сказала, куда идет? — Нет.

Я снова расслабился. Если кто-нибудь в Будайине знает, где обретается моя бывшая подружка, это Тамико. Но меня никак не привлекала перспектива снова столкнуться с толстой рожей бешеной суки, а судя по всему, придется.

— Не знаешь, где мне достать немного пилюлек?

— Что именно тебе нужно, детка?

— Ну, скажем, полдюжины «солнышек», столько же треугольников и «красоток».

— И все это, учитывая, что ты сейчас без гроша? — Она снова запустила руку под стойку и вытащила свою сумочку. Порывшись в ней, извлекла черный пластмассовый цилиндрический контейнер. — Держи. Зайдешь сейчас в мужской туалет и отсчитаешь сколько нужно. Потом заплатишь. Что-нибудь придумаем например, что скажешь, если я приведу тебя сегодня ночью к себе?

Волнующая и вместе с тем страшноватая перспектива. Вообще-то меня не осаждают толпы жаждущих моих ласк фем, обрезков, гетеросеков или мальчиков, я не какой-нибудь гигант секса, машина любви, но в общем справляюсь, когда нужно… Однако от мысли о ночи с Чири мороз по коже подирает. Эти зловещие узоры из шрамов по всему телу, вампирские клыки…

— Скоро вернусь, — сказал я, нежно поглаживая контейнер с пилюльками.

— Я только что купила новый модик Хони Пилар, — крикнула Чири мне вслед. Не терпится испробовать его. Когда-нибудь хотел трахнуть Хони Пилар, Марид?

Соблазнительное предложение, но, увы, в ближайшее время у меня есть другие дела, никак не терпящие отлагательства. А потом… вставив личностный модуль непревзойденной секс-бомбы Хони Пилар, Чири станет ею. Чернокожая амазонка будет любить меня так, как делала это сама Пилар, когда записывала модуль.

Достаточно закрыть глаза, и в твоих объятьях — самая сексапильная женщина на свете, и из всех мужчин она жаждет лишь тебя одного, молит тебя о любви… Я пополнил свой лекарственный запас за счет хозяйки клуба и вернулся в бар. Чири рассеянно оглядывалась по сторонам. Я вложил контейнер в ее руку.

— Этой ночью никто не зашибает хрустики, — сказала она подавленно. — Еще по стаканчику?

— Надо бежать, Чири. Дело есть дело…

— А бизнес есть бизнес, — отозвалась Чири. — Любой. Лишь бы он вообще был.

Скажем, если дешевые ничтожества, собравшиеся здесь, начнут тратить хоть немного денег, это снова будет бизнес, а не бесцельное отсиживание задницы…

Не забывай, что я тебе сказала о моем новом модике, Марид.

— Слушай, Чири, если ты еще будешь здесь, когда я освобожусь, мы испробуем его вместе. Иншалла.

Она подарила мне свою замечательную улыбку, которую я так любил.

— Ква кери, Марид.

— Ассалам алейкум, — ответил я и вышел из клуба.

Меня окутал теплый, влажный ночной воздух; я глубоко вдохнул аромат распустившихся цветов и поплелся по улице.

Тэнде здорово подстегнуло меня, кроме того, я проглотил треугольник и одно «солнышко». Когда ворвусь в крысиную нору псевдогейши Тамико, ей придется плохо. Я попытался бегом преодолеть расстояние до Тринадцатой улицы. Увы, обнаружилось, что это выше моих сил. Раньше я мог пробежать куда большую дистанцию. В конце концов я решил, что возраст тут ни при чем. Все дело в мучениях, которые пришлось претерпеть этим утром. Да, конечно.

Сейчас полтретьего или три часа ночи, а из окна Тами доносится громыхание музыки кото! Я барабанил в дверь, пока не отбил кулаки.

Она не слышала меня то ли из-за громкой музыки, то ли из-за наркотиков. Я налег плечом на дверь и обнаружил, что она не заперта. Медленно и осторожно поднялся по ступенькам. Практически каждый житель Будайина как-нибудь модифицировал себя. Ввинченные в мозг модики и приставки-училки дарят самые разные знания, навыки и целые библиотеки информации, или, как в случае с Хони Пилар, другое «я», совершенно новую личность. Я один оставался нетронуто-естественным, полагаясь на природные рефлексы, собственный опыт и осторожность.

Я превосходил других, используя дарованный Аллахом разум против их компьютеризированной натаски.

И вот сейчас дарованный Аллахом разум говорил мне, что здесь что-то не так. Тами не оставила бы дверь открытой, разве что ради Никки, забывшей дома ключи…

Она лежала примерно в той же позе, в какой я застал ее накануне. Лицо густо набелено, иссиня-черная краска на веках. Но сейчас Тамико была полностью обнажена, и ее странное созданное хирургами тело выделялось кричащим белым пятном на деревянном полу. Кожа имела болезненно-бледный синеватый оттенок, на ней ярко проступали темные следы ожогов и багрово-красные полосы вокруг запястий и шеи. Горло перерезано от уха до уха; белила смешались с кровью, растекшейся огромной лужей вокруг Тами. Эта Черная Вдова больше никого не сможет ужалить.

Я опустился на подушки рядом с безжизненным телом и попытался сообразить, что здесь произошло. Может быть, Тами выбрала не того клиента, и он нанес ей удар первым? Следы ожогов и кровоподтеки говорили о том, что ее истязали; пытали долго, неторопливо, так, чтобы причинить максимальную боль. Тами с лихвой заплатила за то, что сделала со мной. Квадаа уквадар — правый суд Аллаха и судьбы.

Телефон на моем поясе зазвонил как раз в тот момент, когда я собрался связаться с лейтенантом Оккингом. Я настолько ушел в свои мысли, уставившись на труп Тами, что звонок ударил по нервам. Что ж, сидеть так в компании мертвой женщины, которая неотрывно глядит тебе в лицо, — довольно неприятное времяпрепровождение. Это кого угодно выведет из себя. Я взял трубку.

— Слушаю.

— Марид? Ты должен… — Связь прервалась. Трудно было сказать, кому принадлежит голос, но, кажется, я все-таки узнал его. Похоже на Никки.

Я посидел еще немного. Что хотела передать мне Никки — попросить о чем-то, предупредить? Тело сковал озноб, я не мог пошевелиться. Стали действовать наркотики, но сейчас я почти не почувствовал этого. Несколько раз глубоко вздохнул, собрался с силами и продиктовал код Оккинга в трубку. Сегодня ночью Хони Пилар мне не светит.

Глава 5

Я выяснил один интересный факт.

Правда, это знание никак не стоило мучений, перенесенных мною за сегодняшний ужасный день, но все же заслуживало того, чтобы поместить его в копилку моего замечательного мозга. Оказывается, лейтенанты полиции редко преисполняются энтузиазмом, когда им сообщают об убийстве за полчаса до конца их дежурства.

— Твой второй труп, а неделя еще не кончилась, — меланхолично отметил Оккинг, прибыв на место происшествия. — Учти, если ты добиваешься комиссионных, мы не собираемся выплачивать. Обычно мы стараемся отвратить граждан от подобной практики.

Я взглянул на вытянувшееся, усталое лицо Оккинга. Принимая во внимание, что сейчас глубокая ночь, сказанное можно было с натяжкой оценить как своеобразный полицейский юмор. Не знаю точно, откуда Оккинг родом — скорее всего из какого-нибудь прогнившего, выродившегося европейского государства или из Северо-Американских Федераций, — но он умудрялся прекрасно уживаться со всеми разношерстными группировками, находившимися под его юрисдикцией. Он говорил по-арабски, пожалуй, хуже всех, кого мне приходилось слышать (обычно мы беседуем с ним по-французски), и все же Оккинг находил общий язык со всеми жителями Будайина — представителями разных течений ислама, святошами и теми, кто пренебрегает религиозными обязанностями, арабами и людьми других национальностей, богатыми и бедными, добропорядочными и ступившими на путь порока. С каждым лейтенант обходился одинаково, элегантно и ненавязчиво создавая впечатление сочувствия и понимания. Поверьте, я по-настоящему ненавижу легавых. Масса жителей Будайина боится, не доверяет или попросту не любит фараонов; я их ненавижу. Когда я был еще совсем маленьким, матери пришлось заняться проституцией, чтобы получить пропитание и крышу над головой. Я до боли четко помню, в какие игры играли с. лей тогда полицейские. Это происходило в Алжире много лет назад, но для меня легавые всюду одинаковы. За одним-единственным исключением в лице лейтенанта Оккинга.