Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади - Роберт Силверберг

Потом мы прошли через крытую галерею, где в многочисленных закутках Торговцы предлагали товары со звезд, дорогие безделушки из Африкии и аляповатые изделия здешних Производителей. Выйдя из галереи с другой стороны, мы попали на площадь, в центре которой красовался фонтан в виде корабля, а за ним виднелись потрескавшиеся и обитые временем ступени, ведущие к пустырю, покрытому щебнем и сорной травой. Гормон подозвал нас кивком головы, мы быстро прошли это унылое место и вышли к роскошному дворцу, который, похоже, был построен в начале Второго, а то и в Первом Цикле, и будто навис над поросшим зеленью холмом.

— Говорят, это центр планеты, — воскликнул Гормон. — В Иорсалеме тоже можно найти такое место. Они считают, что центр планеты там. Но это место отмечено на карте.

— Как же это у мира может быть один центр, — спросила Эвлуэла. — Ведь он круглый.

Гормон рассмеялся. Мы вошли внутрь. Там в холодной темноте высился огромный глобус из драгоценных камней, освещенный изнутри ярким светом.

— Вот ваша планета, — произнес Гормон и сделал величественный жест.

— О! — выдохнула Эвлуэла. — Да здесь все, все есть!

Глобус был воплощением подлинного мастерства. На нем были обозначены все контуры и возвышенности, моря казались глубокими бассейнами, пустыни были настолько реальны, что вы начинали испытывать неутолимую жажду, а в ярко освещенных городах бурлила жизнь. Я разглядывал континенты: Эйропу, Африкию, Айзу, Стралию. Я видел просторы Земного Океана. Я пересек золотистую цепь Земного Моста, который я прошел недавно пешком с таким трудом. Эвлуэла бросилась к глобусу и стала показывать Рам, Эгапт, Иорсалем, Парриш. Она дотронулась до высоких гор к северу от Хинды и тихо сказала:

— Вот здесь я родилась, здесь, где лежат льды, где горы касаются лун. Вот здесь находятся владения Воздухоплавателей. — Она провела пальцем на Запад к Фарсу и дальше, к страшной Арбанской пустыне и дальше до Эгапта. — Вот куда я полетела. Ночью, когда я простилась с детством. Мы все должны летать, и я полетела сюда. Сотни раз я думала, что умру. Здесь, здесь в этой пустыне… песок в горле… песок сечет крылья… Меня швырнуло на землю, проходили дни, а я лежала обнаженная на горячем песке. Потом меня заметил какой-то Воздухоплаватель, он спустился, пожалел меня и поднял наверх и, когда я была высоко, силы вернулись ко мне, и мы полетели к Эгапту. А он умер над морем. Жизнь покинула его, хотя он был молодым и сильным, и он упал в море, и я полетела вниз, следом, чтобы быть вместе с ним, а вода в море была горячей даже ночью. Меня качали волны и пришло утро, и я увидела живые камни, которые, подобно деревьям, росли в воде, и разноцветных рыб. Они подплыли к нему и стали кусать его покачивающееся на воде тело с распростертыми крыльями, и я оставила его, я толкнула его вниз, чтобы он нашел там покой, а сама поднялась и полетела в Эгапт, одинокая и напуганная, и там я встретила тебя, Наблюдатель. — Она застенчиво мне улыбнулась. — Покажи нам место, где ты был молодым, Наблюдатель.

С трудом, будто у меня вдруг окостенели суставы, я подошел к глобусу с другой стороны. Эвлуэла встала рядом, а Гормон остался стоять позади, как будто ему это было ни капельки не интересно. Я показал на разбросанные островки, поднимающиеся двумя длинными лентами из Земного Океана — остатки Исчезнувших Континентов.

— Здесь, — сказал я, показывая на мой родной Остров на западе. — Здесь я родился.

— Так далеко! — воскликнула Эвлуэла.

— И так давно, — заметил я. — В середине Второго Цикла, так мне иногда кажется.

— Нет! Этого не может быть!

Но взглянула она на меня так, будто и вправду мне было несколько тысяч лет.

Я улыбнулся и коснулся ее бархатной щеки.

— Это мне только так кажется, — сказал я.

— А когда ты ушел из дома?

— Когда я был вдвое старше тебя, — ответил я. — Сначала я пришел сюда, — и я показал на группу островов на востоке. — Десятки лет я был Наблюдателем в Палеше. Затем Провидение повелело мне пересечь Земной Океан и отправиться в Африкию. Я отправился. Какое-то время я жил в жарких странах. Потом отправился дальше, в Эгапт. Там я встретил одну маленькую Воздухоплавательницу.

Наступило молчание. Я долго смотрел на острова, которые когда-то были моим домом, и в моем воображении исчез неуклюжий, потрепанный жизнью старик, которым я стал, я увидел себя молодым и сильным юношей, который взбирается на зеленые горы и плывет в студеном море, и проводит Наблюдение у кромки воды на белом берегу, о который неустанно бьет прибой.

Пока я вспоминал, Эвлуэла подошла к Гормону и попросила:

— А теперь ты. Покажи нам, откуда ты, Мутант.

Гормон пожал плечами.

— На этом глобусе нет этого места.

— Но это невозможно!

— Разве? — спросил он.

Она прижалась к нему, но он отстранил ее, и, пройдя через боковой выход, мы оказались на улицах Рама.

Я начал уставать, но Эвлуэла просто жаждала увидеть этот город, она хотела все увидеть днем, и мы брели по сплетению улиц, мимо сверкающих особняков Магистров и Торговцев, мимо грязных лачуг Слуг и Продавцов, которые переходили в подземные катакомбы, мимо прибежищ Клоунов и дальше, туда, где союз Сомнамбул предлагал свой сомнительный товар. Какая-то опухшая Сомнамбула умоляла нас войти и купить правду, являющуюся ей, когда она была в трансе, и Эвлуэла наставала, чтобы мы вошли, но Гормон отрицательно покачал головой, а я только улыбнулся, и мы прошли мимо. Теперь мы подошли к парку совсем рядом с центром города. Здесь прогуливались жители Рама, двигаясь с такой энергией, которую редко заметишь в жарком Эгапте. Мы присоединились к этой марширующей толпе.

— Посмотрите, — воскликнула Эвлуэла. — Какая яркая!

Она показала на сияющую арку громадной полусферы, под которой покоилась какая-то реликвия древнего города. Прикрыв глаза ладонью, я увидел внутри обветшалую от времени и погоды стену и горстку людей. Гормон сказал:

— Это Уста Правды.

— Что это? — переспросила Эвлуэла.

— Идем. Увидишь.

Под полусферу тянулась очередь. Мы встали в нее и вскоре были уже у входа, стараясь разглядеть бесконечное, не подчиняющееся времени пространство. Я не знал, почему эта реликвия в числе нескольких других была снабжена специальной защитой, и спросил об этом Гормона, чьи познания были столь же невероятно глубокими, как познания любого Летописца. Он ответил:

— Потому, что это царство определенности, где то, что кто-то говорит, соотносится с тем, что есть на самом деле.

— Я не понимаю, — сказала Эвлуэла.

— В этом месте невозможно лгать, — сказал ей Гормон. — Можно ли представить себе памятник старины, который бы стоило больше оберегать, чем этот?