Анна и французский поцелуй - Стефани Перкинс

Жаль.

Я убила время за чтением первой заданной книги. И ничего себе. Теперь-то до меня окончательно дошло, что я во Франции. Поскольку в «Как вода для шоколада2» есть секс. МНОГО секса. Из-за женского желания буквально разгорается пожар в доме, а затем солдат бросает на лошадь обнаженную девушку, и они занимаются любовью прямо на скаку. В Библейском поясе3 такое не разрешат. Распутней «Алой буквы» мы ничего не читали.

Я обязана рассказать Бриджет об этой книге.

Письмо я заканчиваю почти к полуночи, но в коридоре до сих пор шумно. У десяти- и одинадцатиклассников больше свободы, так как теоретически мы достаточно зрелы, чтобы знать, что с ней делать. Я-то да, но у меня серьезные сомнения относительно моих одноклассников. У парня напротив уже целая пирамида пивных банок у двери, потому что в Париже шестнадцатилетним разрешено пить пиво и вино. А с восемнадцати можно напитки и покрепче.

Не то, чтобы я не видела, что здесь творится.

Интересно, а когда мама подписывалась на все это, она представляла, что я могу наклюкаться на законных основаниях. Она выглядела достаточно удивленной, когда упомянули семинары по жизненным навыкам, и вечером за ужином мне прочитали длинную лекцию об ответственности. Но я не собираюсь напиваться. Мне всегда казалось, что пиво пахнет как моча.

В приемной сидят несколько работников на полставки, но в общежитии проживает только один смотритель. Его зовут Нейт, и его комната находится на первом этаже. Он учится в аспирантуре где-то в университете неподалеку. США должно быть ему хорошенько приплачивает.

Нейту где-то двадцать с хвостиком, он низенький, бледнокожий, и у него бритая голова. На словах звучит дико, но на самом деле выглядит красиво. Он учтивый и похож на парня, из которого выйдет хороший слушатель, но голос у него человека ответственного. Весь его вид словно говорит «со мной шутки плохи». Мои родители полюбили его. А еще рядом с его дверью лежит чашка презервативов.

Интересно, а это родители видели.

Девяти- и десятиклассники живут в другом здании. В комнатах живут не по одному, этажи разделены на мужские и женские, и тонны воспитателей. Также у них введен комендантский час. У нас его нет. Мы только должны расписываться в журнале всякий раз, когда приходим и уходим ночью — пусть Нейт знает, что мы все еще живы. Да. Уверена, здесь никто и никогда не использует в своих интересах эту высокую степень безопасности.

Я ковыляю в туалет. Занимаю свое место в очередь — она вечна, даже в полночь — позади Аманды, девочки, которая напала на Сент-Клера во время завтрака. Она ухмыляется, приметив мои выцветшие джинсы и винтажную оранжевую футболку.

Не знала, что она живет на моем этаже. Супер.

Мы храним молчание. Я вожу пальцами по цветочному узору на обоях. Дом Ламберт — специфическая смесь парижской изысканности и подростковой практичности. Хрустальные светильники освещают коридоры золотистым жаром, но в спальнях гудят флуоресцентные лампы. Полы из глянцевой древесины, но коврики на них - промышленная штамповка. Вестибюль украшают свежие цветы и лампы Тиффани, но вместо кресел противные диванчики для двоих, а столы изрезаны инициалами и неприличными словами.

— Значит, ты новый Брэндон, — говорит Аманда.

— Чего?

— Брэндон. Номер двадцать пять. Его выгнали из школы в прошлом году; учитель нашел кокс в его рюкзаке. — Она снова смотрит на меня и хмурит брови. — Так, откуда ты?

Я понимаю, о чем в действительности она спрашивает. Она хочет знать, почему на его освободившееся место выбрали кого-то как я.

— Атланта.

— О! — говорит она. Как будто это объясняет мою полнейшую и беспросветную провинциальность. Только с этим у нее просчет. Атланта — один из самых больших городов в Америке.

— Ты так мило щебетала с Сент-Клером за завтраком.

— Гм.

Я представляю для нее угрозу?

— Но я бы не раскатывала губу на твоем месте, — продолжает она. — Даже с таким милым личиком, ты его не уведешь. Они будут вместе навечно.

Это был комплимент? Или нет? Ее акценты начинают действовать мне на нервы. (Мои нервы.)

Аманда преувеличенно зевает.

— Интересная прическа.

Я застенчиво касаюсь полоски.

— Спасибо. Подруга мелировала.

Бридж добавила толстую прядку к моим темно-каштановым волосам только на прошлой неделе. Обычно я убираю ее за правое ухо, но сегодня вечером она стянута в конском хвосте.

— Тебе нравится? — спрашивает она. Типичная стервенская речь из разряда «ты отстой».

Я опускаю руку.

— Да. Поэтому я ее и ношу.

— Знаешь, я бы на такое не решилась. Ты похожа на скунса.

— По крайней мере, от нее не воняет как от некоторых. — Позади меня появляется Рашми. Она навещала Мередит; я слышала их приглушенные голоса сквозь стены.

— Восхитительные духи, Аманда. В следующий раз надушись еще сильнее. Вдруг тебя еще не унюхали в Лондоне.

Аманда огрызается:

— Хорошие очки.

— Не отрицаю, — невозмутимо отвечает Рашми, но я замечаю, что она задета. Ее ногти цвета электрик, как и оправа очков.

Рашми поворачивается ко мне:

— Я живу на два этажа выше, комнате 601. Заходи, если что-нибудь понравится. Увидимся на завтраке.

Значит, она меня не ненавидит! Или возможно она просто больше ненавидит Аманду. Так или иначе, я благодарна и кричу до свидания ее удаляющейся фигуре. Она махает рукой и сталкивается с Нейтом у лестницы. Он приближается к нам в своей тихой дружелюбной манере.

— Ложитесь спать, леди?

Аманда сладко улыбается:

— Конечно.

— Вот и славно. Твой первый день прошел хорошо, Анна?

Так непривычно, что здесь все уже знают твое имя.

— Да. Спасибо, Нейт.

Он кивает, как будто я сказала что-то стоящее размышления, желает нам спокойной ночи и идет к парням, которые болтают в другом конце коридора.

— Ненавижу, когда он так делает, — жалуется Аманда.

— Что?

— Нянчится с нами. Придурок.

Дверь ванной открывается, и крошечный рыжик проскакивает мимо Аманды, которая стоит словно Королева Порога. Девочка должно быть одиннадцатиклассница. Не помню, чтобы видела ее во время урока английского.