Глоток Мрака - Лорел Гамильтон

Копы переглянулись. Что они друг другу сказали взглядами, понять было сложно, поскольку лица у них после хватки щупалец были изрядно помятые. Но похоже было на что-то вроде: «Ты им веришь?».

Один из копов, чуть постарше, отважился сказать:

— Так вы говорите, что эта… эта штука на вашей стороне?

— Именно так, — сказал Дойль. Я внесла свою лепту:

— Господа, это все равно что вы вошли бы в мою спальню и принялись стрелять в мою собаку, потому что она вас напугала.

Старший из полицейских сказал, отодвигая от своего горла кольца щупалец:

— Мадам… Ваше высочество, это — не собака.

— Настоящую собаку в больницу не пустят, — сказала я.

Доктор Мэйсон спросила, не вставая с пола, где она скорчилась за спиной Галена:

— А если мы разрешим вам привести собак, вы гарантируете, что вот это в наше здание никогда больше не войдет?

Дойль кивнул Галену, и этого было достаточно. Гален помог доктору встать, но ее широко раскрытые глаза не отрывались от щупалец с зажатыми в них полицейскими… а может, от ночных летунов, повисших на стене как раз над головами копов. Так много всего интересного, что трудно понять, куда именно она смотрит.

— Я велю своим подданным оставаться у окна принцессы, — сказал Шолто, — пока мы не убедимся, что опасность миновала.

— То есть эти… То есть они тут все время будут за окном? — спросила доктор дрогнувшим голосом.

— Да, — сказал Шолто.

— Разве осмелится на меня кто-то напасть при такой охране? — спросила я, предоставив доктору самой решать, кого именно из присутствовавших здесь фейри я включаю в понятие «охраны».

Старший коп сказал:

— Нас никто не предупредил, что в вашей страже есть… — Он не нашел подходящего слова.

— Негуманоиды, — подсказал его напарник, нахмурившись, словно это определение звучало неверно даже на его слух, но лучшее он подыскать не попытался. Впрочем, не такое уж плохо он справился. Вполне подходящее определение, как ни странно.

— От нас не требуют информировать полицию обо всех предосторожностях, принятых ради безопасности ее высочества, — сказал Дойль.

— Раз уж мы стоим в охране, нам надо иметь список того, что на вашей стороне, — сказал старший коп. Логично. Он явно оправился от нападения гигантских, лишенных тела щупалец и кошмарных крылатых созданий. Крутой коп. А может, просто коп. На этой работе не крутые не задерживаются. Судя по виду, десятилетнюю планку он уже перешагнул, так что ему крутости не занимать. Его молодой напарник все еще нервно поглядывал на летунов на потолке, но и он, кажется, набирался смелости от своего умудренного опытом наставника. Я такое видела, когда работала в контакте с полицией, будучи детективом в Агентстве Грэя. Если напарники хорошо подобраны, старший придает младшему уверенности.

— Можно нам получить пистолеты обратно? — спросил младший коп.

Старший метнул в него взгляд, ясно говоривший, что выпрашивать назад свое оружие неприлично. У них явно припрятаны запасные, у старшего так наверняка. Инструкции пусть говорят что хотят, а я не много полицейских знала, кто не носил запасное оружие. Слишком часто от него зависит жизнь.

— Да, если вы обещаете больше не стрелять ни в кого из наших, — сказал Дойль.

— С той женщиной все в порядке? — спросил старший коп, указывая головой на Ба, которую все еще держал Шолто — и руками, и дополнительными конечностями, хотя я почти уверена была, что ни один из офицеров на руки Шолто и не глянул. На что угодно поспорю, что попроси их потом его описать, и они скажут только про щупальца. Полицейских учат наблюдать, но даже для людей в форме есть вещи, от которых взгляд оторвать невозможно.

Рис с улыбкой шагнул к нам.

— С ней все будет хорошо. Только чуточку магии применить.

Он улыбался невероятно радушно, да еще тратил гламор, пряча утраченный глаз. Он очень старался выглядеть безобидным, а при виде шрамов люди нередко думают, что они не просто так у вас появились.

— Это что значит? — спросил старший коп. Уйти без объяснений он не желал. Он стоял тут вдвоем с зеленым напарником в окружении кошмарных, как ему казалось, тварей; у них отобрали оружие, и надо было дураком быть, чтобы не видеть физической силы Дойля и прочих находящихся в комнате мужчин, не говоря уж о дополнительных аксессуарах, которыми щеголял Шолто. Дураком полицейский не был. Но Он смотрел на Ба и видел маленькую старушку, и не собирался уходить, не убедившись, что ей не причинят вреда. Я начинала понимать, как он продержался на своей работе больше десяти лет — а может, понимать и то, почему он не дослужился до штатского костюма. Я бы на его месте давно бы уже сбежала и вызвала подмогу. Впрочем, я женщина, а женщины осторожней относятся к физическим угрозам.

— Бабушка, — позвала я. Крайне редкий случай, чтобы я называла ее так. Она для меня всегда была просто Ба. Но сейчас мне надо было показать полицейским, что мы родственники.

Она посмотрела на меня страдальческими глазами.

— Мерри, дитятко, зови меня как всегда.

— Даже если ты не одобряешь мой вкус к мужчинам, Ба, это не дает тебе права крушить магией больничную палату.

— Меня околдовали, ты же видела.

— Так ли? — Голос у меня прозвучал холодновато, я не так уж была уверена на ее счет. — Чары рассчитаны были только на то, чтобы усиливать твои истинные чувства, Ба. Ты на самом деле ненавидишь Шолто и Дойля, а они — отцы моих детей. И никак этого не изменить.

— Вы хотите сказать, что эта ста… что эта леди заставила все здесь летать и биться? — недоверчиво спросил старший коп.

Ба попыталась высвободиться:

— Я снова в своем уме, Властитель Теней. Пусти меня.

— Поклянись. Поклянись Всепоглощающей Тьмой, что не станешь причинять вреда ни мне и никому, кто здесь стоит.

— Клянусь, что не сделаю вреда никому, кто здесь есть, в сей час, но не далее того, потому что ты — убийца моей матери.

— Убийца… — повторил старший коп.

— Он убил мою прабабушку примерно пятьсот лет назад, если я не промахнулась на век-другой.

— Промахнулась почти на двести лет, — сказал Рис. Он щедро улыбался полицейскому, но магии, способной повлиять на человека, в его улыбке не было. Впрочем, она была у кое-кого другого. — Гален, ты не объяснишь все господам полицейским?

Гален не понял, почему его просят, но подошел к копам. Если ему не нравилось стоять прямо перед стаей ночных летунов, то он никак этого не показал. А значит, ничего неприятного он рядом с ними не испытывал — Гален не способен так хорошо скрывать свои чувства.

— Прошу простить нас за этот переполох, — сказал он рассудительно и дружелюбно. У него был природный дар вызывать расположение к себе. Мало кто из людей считает такой дар магической способностью, но очаровывать вовсе не просто. Я начинала замечать, что на людей его талант действует особенно хорошо. До некоторой степени ему поддавались и сидхе, и многие малые фейри. У Галена всегда была этакая харизма, гламор особого рода, но с тех пор, как все наши силы многократно возросли, его «очарование» вышло на уровень настоящей магии.