Вой молодых волков (СИ) - Чайка Дмитрий

— Кто? Где? — вскинул голову князь Берислав, и от взгляда его захолонуло в груди у Любима. Немногие знали, что Тайным приказом именно он командовал и держал тамошний люд железной рукой. Хоть и был князь лекарем, а боялись его пуще брата Кия.

— Боярина Святоплука сыновья, — вымолвил Любим. — Мирко и Сташко. В смысле, Мирослав и Станислав. Мне привычней так, родня же по жене… Она сестра им… — последнее он добавил и вовсе шепотом.

— На родню Слово и дело говоришь, — жестко посмотрел на него император, — почему?

— Я присягу давал, — гордо выпрямил спину Любим. — И ее не рушу! Я простым десятником служил, а государь меня возвысил! И сказал, как нужно руку лечить. Она ведь сухая у меня была, словно ветка… Я ему всем обязан. А они… Они не люди, государь! Изменники! Падаль последняя! Не родня они мне! Своей бы рукой порешил гадов!

— Дай-ка обниму тебя, Любим! — император упруго, по-молодому поднялся с кресла и облапил жупана так, что у того кости затрещали. — Я не забуду ни тебя, ни твою семью. Дай только закончится все это! Поезжай к себе и служи дальше.

— Стой! — услышал Любим голос княжича Берислава. — Они тебе предлагали с ними пойти? Так?

— Да, княже, — кивнул совершенно ошалевший от всего произошедшего Любим.

— Соглашайся, — усмехнулся Берислав. — Приедешь домой, скажешь жене, что тут все пропало, и что ты согласен волю и землю себе добыть. Слушай, подмечай и запоминай все, что увидишь и услышишь. Любая мелочь может быть важна, даже такая, которой ты значения не придашь. Человек к тебе придет и шепнет, что второй сын его послал. Ему все и скажешь. Уяснил?

— Слушаюсь! — Любим ударил кулаком в грудь. — Все исполню!

— Иди! — коротко махнул рукой Берислав, и Любим выкатился за дверь, где и прислонился к стене, потирая грудь. Что-то щемило у него там…

— Видишь, сын! — назидательно сказал Святослав, когда жупан из дулебского захолустья ушел. — Вот сидит себе человек в лютой глуши, и никто и не знает о нем. У нас ведь жупанов этих как на собаке блох. А оказался чистое золото, а не человек. Потому и был твой дед великим правителем, что умел таких людей находить.

— Погоди, брат, — перебил его Берислав. — Посмотрим, сколько еще таких будет, как этот… Что-то пока не видать очереди из бояр наших. Выжидают, сволочи, чья возьмет.

— Государь! Княже! — в кабинет зашел руководитель Внешней разведки боярин Константин. Он поклонился. — Семьи Деметриевых и Збыславичей уверяют вас в полнейшей преданности. Мы за вас горой встанем. Но я пришел не за этим. Вести есть из Константинополя…

— Не то братец Владимир хочет войну начать? — невесело усмехнулся Святослав.

— Таких сведений у меня пока нет, — покачал головой Коста. — Но проконсулу Сицилии велено набрать еще две тысячи воинов и расчистить гавань Лилибея (1)… А оттуда до Карфагена двести миль. Одним днем обернуться можно. Думается мне, царственные, что не к добру это.

— Проклятье! — выругался Святослав. — Мне придется уехать отсюда. Владимир все-таки решится напасть на Африку.

— Может быть, это и неплохо, брат, — задумчиво ответил Берислав. — Мы сыграем в шахматы с братом Владимиром, раз уж он так этого хочет. И с князьками словенскими тоже сыграем. А поможет нам в этом боярин Любим, наш человек в Гаване…

— Чего? — удивленно посмотрел на брата император. — Что еще за Гавана такая?

— Понятия не имею, — развел руками княжич. — Ты же сам знаешь, наш отец частенько странными присказками удивлял.

— Да, батюшка наш покойный как будто не от мира сего был, — хмыкнул император, видимо, вспомнив что-то.

Да если бы ты всю правду знал, брат, — подумал Берислав и покосился на верхний ящик стола. Там лежала книжица, исписанная сплошь. Отец многое успел рассказать ему перед смертью…

1 Лилибей — совр. Марсала. Древнейший город в самой западной точке Сицилии. Бывшая колония карфагенян. К 7 веку пришел в полный упадок, но возродился при арабах, став пиратским гнездом.

Глава 6

За месяц до этих событий. Константинополь.

Грамматик Либерий старательно читал один документ за другим. В этом и заключалась его работа — составлять документы в канцелярии императора. Должность грамматика почетна и важна. Не привели господи, ошибка какая в письме случится, это же позор для императорского имени, а то и прямая измена.

Сейчас работать сложнее стало, и к пустой писанине относятся строго. Ведь египетский папирус теперь приходится покупать, а не получать в виде податей, а цена на словенскую бумагу тоже кусается. Так им сам господин протонотарий сказал. Потому и переписка стала короткой, емкой, и ее сократили вдвое. А вслед за этим вчетверо сократили штат чиновников. И впрямь, а зачем они, если столько земель потеряно? И как еще Корсику с Сардинией не захватили, не говоря уже о Балеарских островах, что всего в дне пути от Испании? Только воля императора Само держала остатки римского мира в равновесии. Но что будет теперь, когда он погиб?

Этот вопрос витал в воздухе полупустой канцелярии, где сидели евнухи и юноши из «бородатых». Удивительное дело. Раньше в канцелярии только «безбородые» трудились, а теперь, когда закон императора Само накрыл своей сенью и Восток, этот гнусный промысел почти сошел на нет. Еще тайком покупали певчих для частных церквей, да кое-кто из сенаторов, не боящийся церковной епитимьи, брал в дом красивого мальчика, но на этом все. Вход на службу для лишенных мужского естества теперь закрыт. По слухам, сам василевс, чье языческое имя Владимир вслух не произносили, евнухов не терпел, считая их никчемными калеками. Он был воспитан воином и воинами, с малых лет проживая в каком-то лагере вместо дворца. Император Василий, так писали грамматики в документах, про себя прибавляя прозвище Склавин. Хотя склавин он только по отцу-императору, а по матери принадлежит к славнейшему римскому роду. И жена его августа Анастасия — самого василевса Ираклия дочь. И только эти факты примирили гордых ромеев с властью чужака.

Впрочем, в Восточной империи все складывается довольно неплохо. Государь отменил несколько особо ненавистных налогов, и горожане благословляли его имя. Многие еще помнили бесчинства воинов узурпатора Валентина и расточительство государыни Мартины. Теперь двор стал скучен и пуст, а вместо восьмидесяти силенциариев осталось всего десять. И, как выяснилось, они водворяют тишину на пути следования августейшей особы точно так же, как и раньше. И четырех тысяч веститоров, хранивших императорский гардероб, оказалось слишком много. Государыня Мария не стала гнать на улицу тех, кто жил, служа августам, и они понемногу старели и умирали, наполнив переходы Большого дворца пустотой. Содержать такую орду бездельников, как сказал когда-то сам император, страна больше не может. Деньги нужны на войну, а не для того, чтобы злить охлос бессмысленным блеском двора.

А еще Либерий, чье жалование было совсем невелико, хранил страшную тайну. Ему совершенно не улыбалось умереть в крошечной комнатке в полном одиночестве. Он принял предложение странного человека, худого, как палка, который подсел к нему как-то в харчевне и угостил отменным вином. Они стали друзьями, а потом Симеон, так назвался тот муж, положил перед ним кошель с полновесным серебром. И евнух не устоял, уж очень он хотел пожить, не считая каждый нуммий. Так Либерий стал работать на того человека, лелея надежду встретить старость в пусть небольшом, но собственном имении в Анатолии. Он ненавидел нищету и боялся ее. Он часто просыпался в поту, представляя себя на месте одного из своих товарищей, которого похоронили на днях в безымянной могиле.

— Да, это точно заинтересует господина, — пробормотал он, когда получил указание написать письмо проконсулу Сицилии. — Интересно, зачем это вдруг понадобилось приводить в порядок гавань Лилибея и нанимать воинов? Разве Сицилии кто-то угрожает? Не угрожает! Сегодня же вечером и передам… Ох, до чего же мне виллу с виноградником хочется!