Ксенофоб - Лев Пучков

Надо отметить, что иноземцы могут додуматься прийти в «Ацетон» только в том случае, если они радикально культурные, либо укуренные до нулевого цикла и им уже все сугубо по гульфик: каждый третий на дискотеке – член клуба «Патриот», а у нас есть негласная директива решительно пресекать любые бесчинства иноземного характера. Понятно, об чем речь? Толчок, грубость, плевок на пол – в общем любое неверное движение – моментом можно огрести так, что строить потом будет некогда, поскольку придется долго и дорого лечиться.

Вчерашние «ацетоновые» иноземцы были культурные. То есть, по логике, должны были безропотно подчиниться «легионерам» и избавить местное общество от своего присутствия.

Однако, вопреки обыкновению, иноземцы почему-то уперлись и попробовали качать права, ссылаясь на какого-то авторитетного товарища, который разрешил им отдыхать до закрытия дискотеки (во избежание неприятных встреч они обычно в начале десятого вечера организованно сматываются: «легионеры» раньше не приходят, у них все плановые мероприятия заканчиваются в 21.00).

Зря они так! «Легионерам» только повод дай: на бред про авторитетного товарища они и ухом не повели, мгновенно выволокли иноземцев во двор и с энтузиазмом приступили к терапевтическим процедурам.

Несложно домыслить, чем бы закончился этот томный вечер для начинающих строителей, но в самый разгар процедур очень своевременно нарисовался тот самый «большой человек», который в кустах неподалеку обжимался с какой-то юной проказницей.

Вы, наверное, уже догадались, что «большой человек» – не кто иной, как Борман. А вот что это за юная проказница, мы таки не догадались, и теперь этот вопрос изрядно занимает и меня и Федю.

Борман с ходу оповестил инициаторов процедур, что иноземцы состоят под его протекторатом, а поскольку «легионеры» были уже глубоко в процессе и на заявление должным образом не отреагировали, по старой памяти быстренько выписал в дыню всем, у кого туго со слухом. Рома, естественно, помог ему маленько – как же без этого.

Помимо «старшака» (крепкий парниша лет двадцати пяти – «командир отделения», или «сержант», по их табели о рангах ), все остальные там были наши воспитанники, так что связываться с Борманом никто не пожелал. А тут еще публика во двор высыпала, полюбоваться на забавы молодецкие, среди публики полно наших – попробуй только дернись!

Сержант пристыдил своих юнг за малодушие, а Бормана обвинил, ни много, ни мало, в предательстве интересов нации и пособничестве иноземцам.

Сурово, правда?

В ответном слове Борман, долго не раздумывая, предложил простейшее решение проблемы:

– Да, слова говорить ты умеешь. А теперь разминайся – посмотрим, как ты ответишь за эти слова...

То есть, сержант выходит с ним на поединок – здесь и сейчас. По итогам поединка обвинение в предательстве будет либо пересмотрено – с извинениями, либо подтверждено. Равно как и вопрос о пребывании иноземцев в «Ацетоне». Поединок без оружия, до нокаута либо сдачи. Правил нет.

Сержант гордо заявил, что детей не бьет – не так воспитан, на что Борман мгновенно выдал безупречную в провокационном плане заготовку (это сугубо Федино – как впрочем и предыдущий «перл»):

– У вас в «Легионе» все такие дрищи, или это мне так свезло?

«Сержант», может быть, парень неглупый – командир все-таки...

Но он – парень.

А тут еще публика вредная, охочая до кровавых зрелищ, заулюлюкала, завыла, загудела вразнобой. Ну и сорвался сержант: выдал маловразумительный боевой спич (по показаниям очевидцев, и за вычетом мата, что-то вроде: «ну, держись, сопляк – хамишь ты как взрослый, так что и получишь не по-детски...) и бросился на Бормана, как и подобает сильному и глупому воину.

Борман же, скотина этакая, не рубанул сержанта на три счета, как и подобает порядочному пацану, а принялся играть с ним на потеху публике, аки сытый кошак с соседским хомяком. Гонял оплеухами по кругу (представьте, каково# взрослому получать пощечины от такого салабона), несколько раз ронял наземь и совсем уж неблагородно пинал в задницу, громогласно отпуская тупые шутки по поводу бойцовских качеств легионерского комсостава.

В общем вел себя вполне скотски: Федя – образец, никогда бы себе такого не позволил. Тем более в публичном бою.

Прискучив играться с «сержантом», Борман расчетливо и безжалостно нокаутировал его. После чего велел «легионерам»:

– Хватайте тушку и валите, пока я добрый...

«Легионеры» подняли поверженного командира и безропотно покинули поле боя. Борман (вот ведь неугомонное животное!) вслед им крикнул: передайте свои «дрищам», чтобы впредь иноземцев трогать не смели. Потому как они (иноземцы) тоже люди, и если ведут себя пристойно, никто не имеет права гнать их из «Ацетона» и прочих высококультурных учреждений развлекательного типа.

Вот такая получилась зарисовка.

Знаете поговорку: «мир не без добрых людей»?

Пока Борман глумился над «легионерами», в толпе нашелся доброхот и позвонил Феде.

Случилось это в самый разгар веселья – я успешно флиртовал с симпатичной редакторшей отдела «Химия в массы» и пребывал уже в двух шагах от недвусмысленного предложения. Не знаю, чего там Феде наговорили, но был он багров, подобно закату накануне расстрела, и так расстроен, что даже не поинтересовался, как там у меня обстоят дела – а просто грубо оторвал от дамы и, пересиливая музыку, рявкнул в ухо:

– Все бросай, помчались! Борька развязал войну с «Легионом»...

Ну что ж, помчались, так помчались. Редакторша – местная, никуда не денется: долюблю потом, если выпадет случай.

Насчет войны, это, конечно, сильно сказано – но не исключено, что если бы мы своевременно не отреагировали, дальнейшие события развивались бы по несколько иному сценарию.

Приехали, пообщались с публикой. Борман, естественно, все интерпретировал в свою пользу: пришлось пристрастно опрашивать очевидцев и на основе обобщения разрозненных мнений составлять резюме по происшествию. Потом возникла необходимость топать в «Патриот», за визиткой вождя «легионеров», так что первый контакт установили уже около полуночи.

Усольцев сообщил, что находится на выезде, но по происшествию в курсе и держит руку на пульсе, а все вопросы можно порешать с Руденко. Вот номер.

Позвонили Руденко.

Общался я (Федя был на взводе, что очевидно не способствовало решению деликатных вопросов): выразил сожаление по поводу произошедшего, уведомил, что мы уже во всем разобрались и высказал пожелание как можно скорее встретиться – разрулить ситуацию.

Руденко сказал, что он как раз разбирается по существу вопроса, сейчас поздно, а встречаться будем завтра – он позвонит и скажет, когда и где.

Ну вот, уже какое-то взаимодействие.

С утра Руденко позвонил Феде и пригласил встретиться в 16.00 на нейтральной территории.

Занятно. Не сказал: я к вам подъеду – «перетрем», не пригласил к себе... И как прикажете это понимать?

Не успел толком покурить, слышу – Федя с кем-то спорит по телефону. Причем не в привычном гусевском формате – иронично и покровительственно, а с какой-то безысходностью и даже обреченностью. Ни дать ни взять – лев, обманом загнанный в клетку. То есть он, конечно, самый сильный и страшный и легко порвет любого в радиусе видимости... Но он – вот ведь незадача! – в клетке, и теперь сила и грозный вид уже не играют никакой роли.

Теперь им командует укротитель. В нашем случае – укротительница.

По ряду причин я стараюсь держаться в стороне от их интонаций, урчаний-рычаний, и прочих хищных изысков.

Но... Обреченность?! За десять минут до такого ответственного мероприятия это нам нужно меньше всего. Поэтому я глубоко затянулся в последний раз, с сожалением затоптал жирнючий окурок и вернулся на трибуну.

– А я сказал... Не, погоди... Не, ну... Ну мы же вроде бы определились...

Впрочем, не буду восстанавливать целиком Федину половину диалога – там одни междометия, и какой-то вообще детский лепет. Негоже в таком виде выставлять сильного мужчину, а то у вас еще сложится превратное впечатление.

Отговорив по существу, побагровевший Федя качнул телефон в руке, примериваясь – не запустить ли им в ближайший баскетбольный щит, но сдержался, сунул трубку в карман, и, шумно выдохнув, буркнул:

– Поедешь с Ленкой. В Москву.

– Эээ...

– В 17.15, на экспрессе.

– А что ж раньше-то...

– Ты меня спрашиваешь?!!!

Ну е... А я, наверное, болен? Или, может быть, у меня кто-то срочно умер... Нет, это не поможет, проходили уже...

Так, секунду: сначала дело, потом рефлексии.

– Спортзал – Акимов – баскетбольный мяч, – я хлопнул Бормана по плечу и кивнул в сторону спортзала. – Если Акимов играет, подойди к Равшану. Скажешь – Федя просит.

– На кой буй мне твой мяч?!!

– Думаешь... – усомнился было Борман.

– Надо, – подтвердил я, выразительно постучав ногтем по циферблату часов. – Давай.