Незримые старцы - Юрий Воробьевский

Профессор пишет: «…надлежит ли нам следовать за любыми духовными лицами и слушаться их всех, добрых и злых, соблюдая всё, чему они учат, не разбирая, истина это или ложь?

Безусловно, нет! Если бы в Церкви одержало верх такое искажённое представление о послушании, тогда бы в ней и поныне царила ересь, ибо святые должны были бы пребывать в послушании еретичествующим патриархам и иерархам; тогда в ней навеки утвердились бы николаизм (ересь апостольского века – Ю.В.). вкупе с гомосексуализмом…

Послушание Церкви – это послушание вовсе не каким-то конкретным личностям (ибо людям, как известно, свойственно заблуждаться), но непреложной истине Церкви, как она явлена в Евангелии и непреходящем многовековом святоотеческом Предании» [21—3, с. 22].

Если не задаваться вопросом, открыта ли самому старцу или архиерею воля Божия, то логически можно прийти к послушанию в иезуитском стиле: «По повелению Божию, можно убивать невиновного, красть, развратничать, ибо Он есть господин жизни и смерти и всего, и потому должно исполнять Его повеление». [63, с. 396]. О том, через кого дается такое повеление и о том, нельзя ли поставить под сомнение качество этого проводника, иезуиты умалчивают. Кстати, приведённое высказывание в общем католическом контексте не является экстравагантным. Латинянский богослов XVI века писал: «Если даже папа впал в заблуждение, предписывая пороки и запрещая добродетели, Церковь, если она не желает погрешить против истины, обязана была бы верить, что пороки – добро, а добродетели – зло. Она обязана считать за добро то, что он приказывает, за зло – то, что он запрещает». (Цит. по: [54, с. 153]). Развиваясь, эта мысль привела, в конце концов, к догмату о непогрешимости папы. Мы того же хотим?

Нет. Мы помним: «И пророки пусть говорят два или три, а прочие пусть рассуждают». (1 Кор. 14, 29). И еще: «Всё испытывайте, хорошего держитесь». (1 Фес. 5, 21). Православному народу принадлежит полное право рассуждения и испытания того, что делается в Церкви. Это правильно и сама история подтверждает: «Нередко, когда в заблуждение впадали патриархи и иерархи, на защиту Церкви от всевозможных ересей становились как раз простые пресвитеры и иноки, а верующий народ испокон веков, вообще, признаётся стражем Православия». [21—3, с. 26].

«Послушание выше поста, молитвы и… спасения души», – пошутил как-то брат Вонифатий. Он обладал особым юмором. Печальным. Я никогда не видел его смеющимся… Ещё как-то он рассказал монашеский анекдот, столь актуальный для спешно строящихся обителей: «Послушник спрашивает старца: – Какие бывают степени духовного возрастания? – Их две. Первая группа инвалидности и вторая группа инвалидности». Да, приходилось мне слышать такое: пусть мы сейчас мало молимся, зато, когда построим монастырь, на смену нам придут молитвенники… Короче говоря, материальный базис православия создадим сегодня, а «надстройка» появится в светлом завтра. Наступит ли оно, это завтра? Или недостроенные обители снова подвергнутся разрушению? Не получится ли так, что в отсутствии умного делания, вся эта стройка окажется деланием глупым?!

Как не вспомнить житие преподобного Афанасия Афонского! Он с братией начал возводить церковь, но каждую ночь бесы разрушали стены. И только когда в построенном за день храме уже к вечеру была отслужена литургия, демонический мир отступил. Крохотный храм этот и доселе стоит на месте бывшего языческого капища. Надо спешить молиться! И тогда всё приложится.

В общем, чего там говорить: инок Вонифатий не раз напоминал мне в письмах слова свт. Тихона Задонского о том, что уже почти не осталось благочестия, а кругом одно лицемерство.

…Знал я, что, несмотря на полтора десятка лет на Афоне, отцу Вонифатию не разрешают получить греческий паспорт, а, значит, в любой прекрасный день могут сказать: отправляйся, откуда приехал. И вот «прекрасный день» настал!

Помню я, как на Афон приезжал из Донецка схиархимандрит Зосима, духовник отца Вонифатия и одновременно духовник главного в то время благодетеля Пантелеимоновой обители господина Нусенкиса. Тогда, при наличии такого духовного брата, инок не имел особых проблем! А потом схиархимандрит преставился, у Нусенкиса возникли финансовые трудности, и как-то всё резко изменилось. А теперь – эксо! По-гречески – убирайся.

Но ведь старец Зосима благословлял свое чадо умереть на Афоне. Отец Вонифатий даже собирал вещи, необходимые для выживания в одиночестве, в горах. Чтобы любой ценой, независимо от обстоятельств, выполнить благословение. Остаться на Святой Горе. Он писал мне в 2000 году: «Брат Георгий, я счел нужным на всякий случай приобрести некоторые вещи и инструменты. Понадобится всё это или нет – не могу знать. Но настроен я по-серьезному. У меня такое благословение – с Афона не уходить».

Теперь, по понятным причинам, я могу сказать то, чего не говорил прежде. Отец Вонифатий, который просил, чтобы я называл его братом, пытался по-серьезному подвизаться. Творить Иисусову молитву. Недоумевал, что в монашеской – святогорской! – действительности даже разговор на тему умного делания вызывает зачастую неодобрительное недоумение.

Как-то он написал мне о трудности быть белой вороной. Белая ворона среди черноризцев!

Прямым текстом…

Физическая тьма – благо для молитвы. Взгляд не цепляется за окружающие детали, внимание не рассеивается. Свеча озаряет только священный текст, ум сосредоточен и обращен к Богу. Но в сердце молитвенника – зажигается иногда сверхприродный Свет. Христианин вообще причастен Свету. Иисусу Христу, Который есть Солнце Правды.

Тишина убогой кельи. Свеча озаряет монашеский опыт. В час, когда в монастыре уже выключен дающий электричество генератор, брат Вонифатий говорит о духовном. И в этом молитвенном полумраке я сердечно вижу то, чего сподобился узреть в тонком сне мой собеседник.

«Как будто я в пустом городе. И все здания в нём построены так, как храмы на Афоне. Кладка из белого камня перемежается кладкой из красных кирпичей. И вдруг – удивительно теплый, ласкающий свет! – я вижу старца Силуана. Он – сама Любовь. И говорит вдруг: «Мы здесь не довольны тем, что вы купаетесь в море голыми»… Тут надо сказать, был такой грех у молодых монахов. Хотя все и знали, что афонские уставы запрещают купания, некоторые – по жаре – соблазнялись ласковой теплой волной.

И второе, более важное, что сказал преподобный: «Молиться надо так. „Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий (на вдохе), помилуй мя, Грешнаго!“ (на выдохе). И сколько у тебя вздохов, столько должно быть и молитв».

Молитва – такая же естественная и необходимая, как само дыхание. Вот в чем смысл, заключил для себя брат Вонифатий.

Вскоре побывал инок Вонифатий у каракалльского старца Меркурия. Спрашивал: не было ли видение прелестью? Тот сказал: иди и приди в меру преподобного Силуана…

Рассказывал мне брат Вонифатий об искушениях, которые у него возникали. О падениях, которые пытался преодолеть…

Написать или не написать?.. Нет, не хочу, чтобы подумали, будто я сочиняю посмертный панегирик. Я пишу о живом человеке, которого люблю.

Так вот. Организм брата Вонифатия не переносил спиртного. Но однажды, было это в начале его афонской жизни, на праздничной трапезе он выпил вина больше своей меры. Перебрал. Тут и полезло то, что характерно для новоначального! Стремление к человеческой справедливости! Обиды восстали! В общем, небывалое дело: афонский инок – на Святой Горе без году неделю – гонял по двору престарелого монаха! Получил епитимью. Первым выходил после трапезы, ждал у ворот и кланялся каждому из братии: «Простите меня, горького пьяницу…» Длилось это полгода. Так, во всяком случае, описывали мне на Афоне один из необычных эпизодов духовного взросления инока Вонифатия.

Конечно, молясь, он всё время оказывался «под обстрелом» лукавого. Однажды рассказывал мне, что во сне видел огромную чёрную анаконду. Она скрутила его и, приблизив пасть к лицу, уже готова была проглотить, но сила Божия спасла святогорца. Очень достоверный был сон! Да и сон ли?!

Однажды, прощаясь перед нашим очередным отъездом с Афона, он неожиданно спросил: «Знаете, почему у нас здесь особенно почитают святую великомученицу Марину? Эта пятнадцатилетняя девица обладала такой святостью, что лукавый был бессилен перед ней. Она отходила диавола молотком, и рогатый рассказал ей обо всех кознях, с помощью которых обманывает род людской. Для монахов, подвергающихся особым нападениям, – это особая святая. Сейчас… – Наш провожатый достал крест-мощевик и дал приложиться к мощам. – Приедете в Москву, – почитайте ее житие с акафистом»…

Почему он делился своими переживаниями именно со мной? Одному Богу известно. Во всяком случае, более чем за десять лет знакомства мы стали испытывать взаимное доверие друг к другу. Какая-то связь установилась… Вспоминаю, как он встретил нас во время очередного приезда в Ксилургу. Показал на печку в своей убогой келье и сказал: «Как-то растопил её в февральские холода, в радиусе полуметра от огня стало тепло, и я подумал: вот бы брат Георгий пришел сюда! Включил радио, а там как раз Жанна Бичевская с тобой беседует. Утешился этим».