Тайны Парижа. Том 2 - Понсон дю Террайль

— Отлично.

— Таким образом, — продолжал капитан, — наш брак может состояться через восемь или десять дней.

— Превосходно.

— Вы прекрасно знаете, дорогой граф, — горячо продолжал капитан, — что я не буду откладывать нашей свадьбы. Под моими сединами таится сила и пыл двадцатилетнего юноши. Я влюблен, я страстно люблю ее, и этим все сказано.

Майор молча улыбнулся.

— Идемте, — сказал Гектор Лемблен, как только он окончил свой туалет, — отдаю себя в полное ваше распоряжение.

Майор провел капитана к Даме в черной перчатке. Он называл молодую женщину Ольгой, и Гектор прибавил к этому имени фамилию де Рювиньи, будучи глубоко уверен, что Дама в черной перчатке действительно дочь покойного генерала.

Он застал молодую женщину лежавшею на диване, утопая в мягких подушках; ее поза была томная и мечтательная. Капитан, очарованный, пораженный, остановился на пороге. Никогда еще он не видал ее такой прекрасной.

— Милое дитя мое, — сказал майор, входя, — я надеюсь, что вы не замедлите согласиться принять имя госпожи де Лемблен. Ваш друг только что вернулся из Парижа…

— Граф, — с живостью прервала Дама в черной перчатке, — я хотела бы одну минуту переговорить с господином де Лембленом наедине; не правда ли, вы ничего не будете иметь против нашей беседы?

Майор поклонился.

Что касается капитана, то он задрожал от радости и надежды. Майор вышел. Молодая женщина жестом пригласила капитана сесть рядом с нею. Он повиновался и хотел было взять ее руку и поднести к губам. Но она отдернула ее со словами:

— Садитесь и поговорим серьезно. Я должна сообщить вам нечто важное.

Высокомерное выражение, появившееся на лице Дамы в черной перчатке при этих словах, поразило Гектора Лемблена.

— Капитан, — продолжала она, — я дочь генерала де Рювиньи. Отец мой, которого я совсем не знала, оставил мне наследство. Хотя оно и исчезло, но вы великодушно предложили мне взамен его вашу руку.

— Ах, сударыня, — прервал ее Гектор, — голос сердца сильнее во мне чувства долга.

— Допустим это; я верю вашим словам, но вы меня не знаете, капитан, не знаете моего странного, капризного характера…

— Я знаю, что вы прекрасны и что я люблю вас…

И Гектор Лемблен опустился перед нею на колени и прошептал:

— Разве этого мало?

— Берегитесь! — сказала с улыбкой Дама в черной перчатке. — Я потребую от вас очень многое.

— О! Говорите… приказывайте…

— В таком случае, прежде всего, вы дадите мне клятву.

— В чем?

— Клятву во всем слепо повиноваться мне, не делая мне никаких вопросов до тех пор, пока я не буду вашей женой.

— Клянусь вам.

— Пусть я покажусь вам странной, пусть мои требования будут необычны — вы не должны расспрашивать меня.

— Согласен, клянусь вам в этом моею честью.

— Если же вы нарушите клятву, то вам придется отказаться от женитьбы, — холодно прибавила она.

— Повторяю, что я согласен на все, — храбро произнес капитан. — Чего вы еще требуете от меня?

— О! — воскликнула она. — Самые пустяки.

— Однако?

— Вы отпустили своего камердинера?

Капитан вздрогнул, вспомнив об украденном миллионе.

— Жермена? — спросил он.

— Да, вы прогнали его?

— Это правда, — пробормотал он.

— Его необходимо вернуть. Гектор побледнел.

— Но я не знаю, где он… и притом это такой негодяй.

— Я это знаю, но мне кажется, что он раскаялся, — возразила она.

— Вы в этом уверены?

— Да, вчера он приходил ко мне и умолял меня замолвить за него словечко.

«Боже мой, — подумал капитан. — Неужели он проговорился?»

И Гектор Лемблен задрожал, как осужденный, которого ждет удар палача.

— Что же, — спросила Дама в черной перчатке, — вы уже отказываете мне?

— О нет, нет! — живо перебил ее капитан, страшась, как бы она не заметила его ужаса. — Вы можете сообщить ему, что я его прощаю.

И капитану пришло в голову: как может человек, обладающий миллионом, который он украл, питать желание вновь взять на себя обязанности камердинера?

Дама в черной перчатке продолжала.

— Это еще не все. Я хочу пользоваться здесь безусловной свободой.

— Я ваш раб.

— Я хочу подвергнуть вас еще испытанию: быть может, это мой каприз, а быть может, я вынуждена к этому необходимостью.

— Я жду ваших приказаний…

— Капитан, пройдет еще, по крайней мере, две недели, прежде чем состоится наша свадьба.

— Увы! — прошептал капитан.

— Так вот, каждый вечер, часов около восьми, вы будете уезжать верхом.

— Хорошо.

— И не будете подъезжать близко к замку.

— В какую сторону прикажете мне ездить?

— В какую хотите.

Капитан, по-видимому, не понимал ничего.

— Вы должны уезжать, — повторила она, — и возвращаться в замок не ранее десяти часов.

— Зачем это?

— Это мой секрет. Но погодите, это еще не все.

— Говорите, — прошептал капитан с видом человека, готового на всякую жертву.

— Вы будете брать с собой охотничий рог и на расстоянии пяти или шести сот метров от замка трубить в него изо всей силы.

Улыбка скользнула на губах Гектора Лемблена.

— Что за фантазия, — сказал он, — она, по меньшей мере, смешна.

— Вовсе нет, — возразила его собеседница, — это вовсе не фантазия. Ваша труба будет вовремя предупреждать меня о вашем возвращении.

Брови капитана нахмурились.

— Вы желаете принимать кого-нибудь в мое отсутствие? — спросил он.

— Может быть.

И Дама в черной перчатке насмешливо улыбнулась.

— Вы ведь дали клятву исполнять все мои желания, не правда ли?

— Да.

— Так сдержите вашу клятву. Гектор Лемблен снова нахмурился.

— О, — продолжала Дама в черной перчатке, — это еще не все, капитан.

— Что же дальше?

— Я хотела бы занять другую комнату в замке.

— Это не трудно, весь замок в вашем распоряжении. Молодая женщина посмотрела на капитана чарующим взглядом.

— И вы очень любили покойную госпожу Лемблен? — спросила она.

Капитан вздрогнул и побледнел.

— Да, — прошептал он наконец.

— Быть может, любите ее и до сих пор?

— Нет, я люблю вас.

— Я хочу убедиться в этом.

— Каким образом?

— Вы отдадите мне комнату, в которой она умерла. Капитан побледнел как смерть.

— Ах, — прошептал он, — какое странное желание!

— Возможно.

— Вы должны отказаться от него.

— Нет, я так хочу. Гектор опустил голову.

— Пусть будет по-вашему, — покорно сказал он.

— Вы будете каждый день приходить ко мне и беседовать со мною у камина.

Волосы у капитана от ужаса встали дыбом.

— Мы будем говорить о ней.

— О, никогда, никогда! — прохрипел он. — О ней — никогда.

— Почему? Если вы ее любили… а теперь уже больше не любите…