Жестокий поцелуй - М. Джеймс

это было бы ложью, и Елена знала бы, что это ложь. До сих пор я провела большую часть своей жизни с ней, а она со мной, и мы знаем друг друга лучше, чем кто-либо другой. Я не хочу быть уязвимой ни с кем прямо сейчас. Но если и есть кто-то, с кем я могу быть уязвимой, так это моя младшая сестра.

— Да, — говорю я наконец, теребя кусочек вышивки на своей юбке. — Мне страшно. Папа говорит, что выберет кого-нибудь доброго, кого-нибудь близкого мне по возрасту, и я хочу ему верить. Но кто там, в картелях, кто был бы достаточно ценен для нашей семьи, чтобы стать моим мужем, будет молодым и добрым? Если он стар, то, возможно, со временем стал бы добрее, но я не хочу старого мужа. А если он молод, то, вероятно, будет дерзким и высокомерным. И жестоким… — Я делаю глубокий, прерывистый вдох, мои руки сжимаются на коленях. — Я не думаю, что жестокость знает какой-либо возраст. И я думаю, что это, вероятно, хорошо скрывается, когда этот человек чего-то хочет. Особенно чего-то столь ценного, как я. Так что я не думаю, что эти обещания в конечном итоге много значат.

— Ты должна доверять ему, — настаивает Елена, сжимая мое колено. — Он всегда старался поступать с нами правильно, Изабелла, даже если это было трудно. Я знаю, ты этого не хочешь, я тоже этого не хочу. Ни для кого из нас. Но это наша жизнь, и я просто думаю… — Она прикусывает нижнюю губу, когда я смотрю на нее с беспокойством в глазах. — Мы должны стараться наслаждаться своей жизнью настолько, насколько можем. Так мало из нее на самом деле принадлежит нам.

Я знаю, она пытается утешить меня, но на самом деле получается, наоборот. Моя младшая сестра, которой едва исполнилось восемнадцать, не должна была говорить подобные вещи. Я ненавижу быть пойманной в ловушку и скованной всеми правилами и ожиданиями, связанными с тем, что я родилась в семье картеля, но еще больше я ненавижу это из-за нее.

— Давай попробуем насладиться сегодняшним днем, — умоляет Елена. — Мы так давно никуда не выходили. Мы пройдемся по магазинам и сходим куда-нибудь пообедать, и ты сможешь выбрать любое платье, которое захочешь, потому что сегодняшний день посвящен только тебе. Будет весело, если мы позволим этому случиться.

Я не думаю, что есть какой-то способ сделать это веселым, по крайней мере, на самом деле, но больше всего на свете я не хочу разочаровывать свою сестру. Поэтому я киваю, заставляя себя улыбнуться.

— Мы сделаем это веселым, — эхом отзываюсь я, вставая и разминая спину и ноги после долгого сидения на садовой скамейке. — Мы должны подготовиться.

Елена улыбается мне, и улыбка на ее лице говорит о том, что это того стоит, даже если мне придется весь день изображать приятное настроение. Она возвращается в свою комнату переодеваться, а я направляюсь к себе, не обращая внимания на тяжелые шаги Хосе за моей спиной. В последнее время у меня не было особого настроения фантазировать о нем или о ком-либо еще, особенно когда реальность моего сексуального будущего давит на меня так угнетающе. Во всяком случае, мне становится только хуже от мысли о том, чего я не могу получить — молодого и красивого мужчину по своему выбору в первый раз… или в любое другое время, когда-либо. Негодование, бурлящее во мне, лишь слегка утихает, когда я хлопаю дверью у него перед носом, когда он начинает говорить, а я исчезаю в своей комнате.

Я чувствую смутное оцепенение, когда выбираю что-нибудь из одежды для похода по магазинам. Я достаю из шкафа сарафан без бретелек, черную шелковую комбинацию, обтянутую черным тюлем с рисунком в виде роз, и черные балетки для прогулок, оставляя свои волосы распущенными, а лицо ненакрашенным. Я знаю, моя мама скажет что-нибудь насчет “приложи усилия”, но я иду по магазинам, а не на гребаный бал. И, честно говоря, я даже не хочу прилагать к этому никаких усилий. Тот, кто женится на мне, не будет обращать на это внимание. Не совсем. Он женится на мне из-за денег и моего имени, так какая разница, во что я одета? Все это просто еще одна красивая ложь, чтобы все это выглядело чем-то большим, чем есть на самом деле.

Моя мама ждет внизу, когда мы с Еленой спускаемся. Она одета гораздо аккуратнее: ярко-синее платье-футляр с воротником из драгоценных камней, туфли на каблуках, волосы собраны в пучок на затылке, на лице полный макияж. Рядом с ней мы с Еленой выглядим до боли просто, Елена выбрала свой любимый желтый сарафан с ушками и косичками в виде ореола, на ее лице тоже нет макияжа. У нас с ней одинаковые идеи, когда дело доходит до макияжа, до сих пор мы были благословлены идеальной кожей, так зачем ее скрывать? Однако моя мама, похоже, считает, что мы не должны и шагу ступать из дома, не применив по крайней мере пять продуктов.

При виде нас она поджимает губы.

— Вы обе выглядите так, словно готовы поиграть в грязи, а не отправиться на день в город. Но мы опоздаем на встречу Изабеллы в магазине, если задержимся здесь еще немного.

— Ты ведь помнишь, сколько стоило это платье, верно? — Я приподнимаю край тюлевого подола с необработанной каймой. — Оно дизайнерское. Вряд ли это то, в чем можно печь пироги из песка и глины.

— Есть дизайнер, а есть качество. — Мамины губы кривятся. — Но, как я уже сказала, у нас нет времени. Пойдемте, девочки.

Машина, ожидающая снаружи — огромный черный внедорожник, в каких ездят президенты и главы государств по телевизору, с пуленепробиваемыми стеклами. Водитель и пятеро охранников, едут с нами в машине, все одеты в черное, у них пистолеты на бедрах, у двоих из них штурмовые винтовки за спиной. Это заставляет меня волноваться каждый раз, когда мы уезжаем, потому что мне кажется ненормальным, что такой арсенал нужен только для того, чтобы пойти куда-нибудь пообедать и купить платье. Я помню время, когда мы ходили на ужин или мессу только с одним или двумя охранниками, когда я была намного моложе, но по мере того, как семья Гонсалес укреплялась, росла и наша потребность в безопасности. Не говоря уже о более мелких и слабых картелях, которые хотели бы втереться в доверие к Диего Гонсалесу, выдав ему Лупе Сантьяго и двух ее дочерей.

Я ненавижу это, думаю я про себя