Все, кроме правды - Джиллиан Макаллистер

И включил свою игровую приставку.

Я ничего не ответила: он был прав.

Глава 10

Сейчас

В следующие выходные у отца Джека был день рождения.

Мы снова ехали по шоссе. Казалось, что мы с Джеком растянулись, как дешевая упаковочная пленка – пятнистая и замятая, – в попытках узнать друг друга, родственников, всех друзей и все сразу и до появления ребенка.

Наши отношения резко набрали скорость, будто мы запрыгнули в товарный поезд.

Жаль, что он мне в прошлый уик-энд не сказал о нашей следующей поездке. Хотя я могла и не запомнить этого, ведь даже не сразу могу вспомнить, когда у Джека день рождения.

Дорога занимала пять часов, все это время машину вела я. И естественно, все пять часов моросил дождь и работали дворники – гипнотизирующее зрелище, что тоже не облегчало вождения.

– Снова по M74, – сказала я между прочим.

– Да? Я и не знал.

– Как ты мог не знать? – покосилась я на него. Он застенчиво улыбался. Типичный неводитель. Ничего не знал – ни какая дорога куда ведет, ни как куда добраться.

У нас с Одри было свое словечко для взрослых, не водящих машину, – мы называли их «недоростки». У них был целый набор признаков. Например, это люди, которые не могут постирать или погладить одежду. «Недоросток», – иногда шептала мне Одри, когда в кино показывали очередного мужчину-мальчика.

Я про себя гадала, что она думает о Джеке.

– Но ты же получил права? – спросила я у него.

– Ага.

– И что? Больше никогда не садился за руль?

Я нахмурилась, когда это сказала. Обан все-таки не Лондон, там пришлось бы водить, ведь город довольно протяженный.

– Всегда был в стельку.

Джек вытянул ноги и одной рукой обнял меня за плечи.

– Понимаю, – улыбнулась я.

– Я водил до двадцати с чем-то лет. Немножко. А потом несколько лет назад перестал. Сейчас все навыки потерял.

– А почему перестал?

– Да просто отвык.

– Гм… я к тому, что в прошлые выходные мы тоже ездили по М74, вот и все.

– Хорошо, мистер Ворчун, – рассмеялся он.

– Я?

– Ага.

Он лениво потянулся. Его рука лежала у меня на плече. Было приятно и тепло. Хотя у меня на талии уже появился новый слой жирка, а я-то наивно думала, что будет только пузо.

– Просто дорога очень долгая. Хорошо бы было дома посидеть. Субботнее утро, расслабиться под «Нетфликс»[16]. – Я покосилась на него.

– Ты сказала – «расслабиться под «Нетфликс»?

– Да.

– Тебе же почти тридцать, – смеялся Джек.

– Ты вообще знаешь, о чем я?

– Знаю, знаю.

Я почувствовала, как приятное ощущение растекается по телу. Джек всегда производил на меня такой эффект.

– А отчего нам не «расслабиться под «Нетфликс» в Обане? – предложил он.

– Хм…

– Там же тоже дом, – добавил Джек, и дразняще-заигрывающая атмосфера испарилась.

Я могла это понять. Он жил в Ньюкасле всего лишь с того времени, как встретил меня. Семь месяцев, почти ничего.

Он даже толком не знал, как протекает Тайн, в отличие от местных жителей, всегда понимающих, слева река или справа. Его не воспитывал папа – урожденный джорди, – который любит сидеть и попивать коричневый ньюкаслский эль. Да и неинтересно это ему было. Там у него было временное пристанище, а потом он познакомился со мной, и тогда все переменилось. Но Джек не любил Ньюкасл, во всяком случае, не так, как любила этот город я. Ему он казался неряшливым, а местные жители – непонятными. Джек так не говорил, но я видела это по взглядам, которые он кидал на «изнанку» города: массовые холостяцкие вечеринки по субботам, магазин «Примарк» с граффити со словом «надежда» на стене, социальное жилье. Там ощущалась смертельная ненависть к Тэтчер. Обан был далеким, богатым и пустым – полная противоположность Ньюкаслу.

– Я экспат, – сказал он. – Кочевник. Иностранец.

– Да какой ты иностранец, – возразила я.

Хотя, может, он и был им.

Наступило молчание. Шел дождь, как всегда на этой дороге. Джек достал два печенья «Вэгон уилз».

– Поделиться не хочешь? – спросила я, меняя тему.

– Да, – ответил он, медленно протягивая мне одно. – Ты очень, очень особенный человек.

– Спасибо, – ответила я серьезно, беря у него печенье.

– С джемом. Самые лучшие. Их не так легко найти.

– А много их у тебя? – Его замечание меня развеселило. У него всегда был запас.

– Примерно сто штук, – ответил он, зевнув. – Один из сотрудников на кассе в супермаркете уверен, что у меня постоянные вечеринки.

Мы остановились на заправке. Он пошел за кофе и вернулся с подушкой для облегчения геморроя при беременности. Отдавая ее мне, он с трудом сдерживал смех.

– Увидел вот это и подумал о тебе, – сказал Джек, прикрывая рукой проказливую улыбку.

– Ну, спасибо. – Я взяла у него подушку. – Зачем она тебе так срочно понадобилась на заправке?

– Кто знает, когда может поразить геморрой, – засмеялся он.

Протянул мне кофе без кофеина – мой любимый «Старбакс карамель макиато», – а когда я его взяла, он повернул стаканчик другой стороной. На ней черным маркером было написано: «Рейчел лучше всех!»

– Ты попросил их это написать? – засмеялась я.

– Я им сказал, что это мое имя.

В Обане мы были в десять вечера.

Расслаблялись под «Нетфликс» – в одиннадцать.

Отец Джека, Тони, хотел прогуляться по случаю своего дня рождения. Синтия лихорадочно доделывала три вида кексов. Она была из тех людей, которые вечно заняты, но всякими пустяками. Из тех людей, над кем мы с сестрой тайком смеялись, когда в наши двадцать с небольшим были заняты настоящим делом: я – медициной, Кейт – теннисом. У нас в те времена все получалось, и это сделало нас высокомерными. Наша мать была госслужащей и все время работала. Так мы и росли.

Однажды, вскоре после маминой смерти, Кейт спросила меня, хотела ли я, чтобы все у нас было иначе: заботливая мать, которая устраивала бы пикники в саду и строила с нами домики. Я сказала «нет», не потому что это было правдой, а потому что мне не хотелось об этом говорить. И Кейт перестала спрашивать.

– Если мы идем гулять, то пора уже выходить, – поторапливал Тони.

– Почему ты пораньше не предупредил? – зашипела на него Синтия. – Для Дэйви, – добавила она.

Они ушли, дуясь друг на друга. Я посмотрела на Джека вопросительно.

– Брат не любит новых мест, – сказал Джек. – И куртку надевать не хочет.

– Не хочет? – переспросила я, мне было интересно о нем поговорить. Я не знала, какой у него диагноз. Были у меня некоторые предположения, но ни одно вроде бы не подходило.

– Просто он любит, чтобы все было без перемен, – пояснил Джек.

– И всегда он был такой?

– Да. – Джек оперся локтями на кухонный стол. – Странно было так расти, когда у тебя вот такой… особенный братец.

– Про своих пациентов я всегда интересовалась, как у них с братьями и сестрами. Они тоже страдают.

– Потому что ты была хорошим врачом, – кивнул Джек. – Но я не страдал на самом-то деле. Дэйви прекрасен, такой непосредственный! В пятнадцать лет он как-то на почте схватил маму за руку и спросил, почему вон у той женщины усы.

У Джека на щеках появились ямочки. Эта улыбка у него была для меня, для людей, которых он любит.

– А какой у него… – начала я.

– Аутизм. И еще кое-что. Он совсем как ребенок.

Тут появился Дэйви, тяжелыми шагами спускаясь по ступеням. Он был тощий, с длинными тонкими руками и ногами. Бледная кожа, темно-красные губы и ярко-синие глаза.

– Вот и ты, – сказал ему Джек ласково. – Прогуляться хочешь?

– Нет.

– Мы не просто так, у нас миссия. Как в игре World of Warcraft.

Дэйви посмотрел на него с подозрением.

– Правда? – спросил он ровным голосом.

– Да, друг. Ты возьмешь меня в состав своей миссии?

Я повернулась к Джеку, но он на меня не смотрел.

Редкий случай, когда ему было все равно, о чем я думаю. Например, что World of Warcraft – дурацкая игра.

– О’кей, – согласился Дэйви. – О’кей. Если… а это миссия гарнизона? С выходом?

– Конечно, – Джек улыбнулся Дэйви, тот смотрел на ботинки.

– О’кей.

– А сегодня – ты знаешь, что сегодня?

– Что?

– День мусора! – объявил Джек.

Дэйви любил вывозить наружу мусорные контейнеры. Он делал вид, будто это делают лошади.

– Ура! – Дэйви радостно взмахнул руками.

Я пошла в гостиную посмотреть погоду за большим окном. Стекла искажали вид: туман казался еще более гнетущим, то гуще, то реже – под каким углом смотреть. Вошла Синтия, чтобы надеть уличные сапоги, стоящие в углу.

– Где он? Снова глазеет на свою чертову родинку? Я его уже дважды на этом ловила.

– Джек?

– Да, Джек. Жуткий ипохондрик. Как это врачи называют – истерия?

– Так и есть – ипохондрия, – ответила я. – ОКР, обсессивно-компульсивное расстройство.

Когда я проходила общемедицинскую практику, то иногда рассказывала Одри про ипохондриков, которых там видела. Мы смеялись, обсуждая наше непрофессиональное поведение. Одри вспоминала самые забавные судебные дела, а я ей как-то рассказала о пациенте, который жаловался на «непонятное широко распространенное болевое ощущение на коже», а на самом деле он обгорел на солнце.