Ссыльные лекари - Екатерина Стрелецкая

Глава 9. Казнь

Было ли мне страшно? Было. Очутиться чёрт знает где, не помня ни себя, ни своего прошлого, а в итоге менее, чем за сутки быть приговорённой к смерти толпой невежественных деревенских жителей. А главное – за что? За колдовство! Будь я настоящей ведьмой, сразу бы поставила их на место, а ещё лучше – унесла свои ноги куда подальше от Веройсы и скиталась до тех пор, пока не нашла себе подходящего пристанища. Как выяснилось во время лечения Розана, пусть в памяти полнейший провал, зато руки чувствуют себя уверенно, а инструменты держат крепко. С такими навыками найти своё место под солнцем, шанс весьма велик, вот только не в этой деревне.

Как я ни умоляла и не пыталась достучаться до сознания людей, они были не просто непреклонны, но и зверели буквально на глазах после каждой произнесённой мной фразы. Даже аргумент, что после моей смерти лечить будет некому, эффекта не возымел. В моём лице видели не помощника, а воплощение вселенского зла, от которого следует избавиться как можно скорее. Сортона всё происходящее забавляло, если судить по его довольному выражению лица. Он чеканил каждый свой шаг, гордо ступая при этом, словно шёл не наблюдать за смертью человека, а получать заслуженную награду. Сколько бы я ни оборачивалась, но ни капли сожаления, ни даже искорки жалости не видела в его глазах.

Я всё ещё надеялась на чудо, но его не происходило. Наоборот, только сильно растянула связки обоих голеностопных суставов, то поскальзываясь, то получая по ногам от обоих моих «конвоиров», удерживающих меня по бокам. Ночью, видимо, резко похолодало, и подтаявший накануне снег превратился из хлюпающей жижи в бугристую ледяную дорожку. У меня была мысль как-нибудь так извернуться, чтобы сопровождающие потеряли равновесие и упали, но где такой хрупкой девушке, как я, справиться с двумя бугаями? Тут слишком сильно проигрывала в физическом плане даже присутствующим молодым женщинам.

Наконец, наш путь завершился на берегу широкой реки. По трещинам на её поверхности было заметно, что ледяная корка уже начала было ломаться, но снова смёрзлась из-за внезапно изменившихся погодных условий. Метрах в пятнадцати от берега два каких-то мужика, громко ругаясь, сосредоточенно стучали железными ломами.

– Почему полынья ещё не готова! – рассердился Сортон, выходя вперёд.

Один из мужчин оставил своё занятие и побежал навстречу. Приблизившись, он стянул с головы шапку и с досадой махнул ею: – Так замёрзла! Крепко. Мы уж долбим-долбим, а окромя небольшой лунки ничего расковырять не смогли. В нескольких местах пробовали, а всё одно – не поддаётся лёд, хоть тресни!

– Так и треснули бы по нему! Мне вас, что ли, учить, как полынью делать? Где ломом, где топором... – разошёлся не на шутку староста.

Мужик побледнел и, нахлобучив шапку обратно на голову, попятился, но споткнулся и рухнул в хрусткий сугроб. Внезапно раздался крик того второго, что остался, но стук при этом прекратился.

– Поди узнай, что там! – приказал Сортон, в нетерпении постукивая сапогом по дорожке, однако покидать берег не торопился.

То ли по статусу не положено, то ли побаивался, что его веса лёд не выдержит. Я же радовалась малейшей заминке, искренне надеясь, чтобы что-то произошло, этот фарс закончился как можно скорее, а меня отпустили, признав свою ошибку. Наивная, да? Но кое-что всё-таки произошло, так как «гонец» вернулся не один, а со своим товарищем.

– Ну?!

– Лом утонул! – доложил второй мужик, сплёвывая себе под ноги. – И ведь крепко держал, а он как...

– Так оставшимся продолжите! – окончательно рассвирепел Сортон.

Первый мужик испуганно прижал к себе своё орудие труда: – Не дам! Он мне самому нужен! Чем я потом крыльцо обкалывать буду, если и мой сгинет?

– У кузнеца новый купишь! – рыкнул староста, наступая на обоих незадачливых исполнителей.

– Так ему ж платить придётся, а у меня лишних денег нет. Инструмент нынче дорог, зима же ещё не отступила... – стоял на своём владелец оставшегося лома. – Делай что хочешь, Сортон, а свой я не дам! Может, это ведьма наколдачила, чтобы у Среги рука сорвалась? Вон как зыркает недобро!

Сортон повернулся, обращаясь к односельчанам: – Принесите кто-нибудь ещё один лом! Живо!

Однако желающих исполнить волю старосты не нашлось, ещё и гул возмущённых шёпотков пронёсся среди толпы. Похоже, что никто рисковать не пожелал.

– Предатели... Ну и как теперь ведьму топить прикажете?!

Я уже было обрадовалась, что планы деревенских сорвались, как кто-то предложил: – А давайте её сожжём?

– Хорошее предложение, вот только несвоевременное. Зима ещё до конца не отступила, весну не пережили, а до летнего тепла ещё продержаться нужно. Да, деревьев в лесу много, да сколько времени потребуется, чтобы их как следует просушить? Иначе толку от них никакого: избу не протопят, лишь дымоход сажей забьют, а там и до пожара недалеко. Вся Веройса вспыхнет. Так у кого из вас лишние дрова имеются, чтобы ведьму чин-почином сжечь? – Сортон обвёл строгим взглядом присутствующих.

Люди в толпе моментально притихли, то ли обдумывая слова старосты, то ли нечего сказать было. Похоже, что моя казнь откладывалась на неопределённый срок. Либо ровно до тех пор, пока кто-нибудь не предложит что-нибудь рациональное.

– Красивая ведьма... – раздался похабный голос. – А если её того... До тех пор, пока не обессилит, а потом придушить?

Надо же, какой добрый сострадательный человек нашёлся... Я прямо умилилась. Но деревенские расступились, образовав неширокий проход, чтобы стало видно «рационализатора». И тут я сама пожалела, что река замёрзла. Даже добровольно побежала бы искать полынью, надеясь на чудо, только чтобы избежать альтернативному варианту моей казни. Меня не пугало столько возможное насилие, как перспектива оказаться наедине с «палачом-добровольцем». Если вкратце... То иначе как «полигоном для салициловой кислоты», я назвать лицо молодого человека не могла. Там даже не обычные вульгарные угри были в очень запущенной форме, а итог ядерного взрыва, когда кожные покровы сильно пострадали, но до конца ещё не растворились.

Вот странно: картинки буквально перед глазами замелькали, а вот откуда всё это знаю – память молчала. И это страшно бесило. Создавалось ощущение, что я сама в себе заперта, причём без шанса на освобождение или выход за рамки этой девственной чистоты в мозгах. Попытка напрячься, чтобы вспомнить хотя бы что-то определённое, как говорится, по запросу, только привела к сильнейшей мигрени.

Сортон, однако, идею молодого человека не поддержал: