Хороните своих мертвецов - Луиз Пенни

– Все в порядке, – откликнулся он.

– Если тебе что надо – скажи.

– Скажу.

Бовуар подошел к верстаку, остановился передохнуть у стола. Он уже сделал сегодня свою зарядку. Раньше он занимался этим нерегулярно, но доктор сказал ему, что чем больше он будет делать зарядку, тем скорее избавится от навязчивых забот Энид.

Доктор выразился иначе, но Бовуар услышал его именно так, и эти слова мотивировали его. Утром, в полдень и вечером делал он зарядку, чтобы вернуть себе силы. Они возвращались медленно. Он понимал, когда перебарщивает. Но иногда чувствовал, что оно того стоит. Он предпочтет умереть при попытке к бегству, чем задержится в таком состоянии.

– Печеньице? – пропела Энид.

– Что, Кексик? – ответил он.

Это была их маленькая шутка. Он услышал ее смех и подумал, больно ли будет, если отпилить себе руку ножовкой. Только не правую, в которой он держит пистолет. Эта еще может ему понадобиться.

– Да нет, я спрашиваю, ты не хочешь печенья? Я собираюсь испечь.

– Здóрово. Merci.

Бовуар никогда особо не хотел стать отцом, но теперь ему отчаянно хотелось детей. Может быть, тогда Энид перенесет свою любовь на них. Дети спасут его. Внезапно он подумал, как это будет вредно для них – оказаться под прессом ее безоговорочной, постоянной, неумолимой любви, но что поделаешь, sauve qui peut[22].

Тут зазвонил телефон.

И сердце у него остановилось. Он думал, надеялся, что со временем перестанет так реагировать. Неудобно было иметь сердце, которое останавливалось каждый раз, когда звонил телефон. В особенности раздражало, когда кто-то ошибался номером. Но это не проходило, даже вроде как ухудшалось. Энид поспешила к телефону, и Бовуар понимал: она бежит, потому что знает, как сильно этот звук выбивает его из колеи.

И он ненавидел себя за то, что ненавидит ее.

– Oui, allô? – услышал он ее голос, и память немедленно вернула Бовуара назад, в тот день.

«Убийство».

Секретарь шефа ответила на звонок телефона в их офис, который представлял собой большое открытое пространство, занимающее целый этаж в управлении Квебекской полиции в Монреале. Но там все же было несколько выгородок. В том числе уединенное помещение для заседаний с любимыми фломастерами Бовуара, длинными листами бумаги на стенах, доской для записей и пробковой доской для объявлений. Все аккуратно, все на своих местах.

Бовуар был вторым по старшинству после шефа, а потому имел свой кабинет.

А у шефа был большой кабинет в углу, с видом на Монреаль из окна. Оттуда Арман Гамаш руководил операциями по всей провинции, расследовал убийства на территории, протянувшейся от озера Онтарио до Атлантического океана, от границы со штатами Вермонт и Нью-Йорк до полярного круга. У них были сотни агентов и следователей в отделениях по всей провинции, а также специальные бригады, которые выезжали в районы, где не было своего отдела по расследованию убийств.

И все эту работу координировал старший инспектор Гамаш.

Бовуар сидел в кабинете Гамаша, и они обсуждали особо отвратительный случай в Гаспé, когда зазвонил телефон. Трубку сняла секретарь Гамаша. Инспектор Бовуар как раз в этот момент посмотрел на часы, висящие на стене. 11.18 утра.

«Убийство», – услышал он ее голос.

И с того момента мир изменился.

Тихий стук в дверь вывел Элизабет Макуиртер из забытья. Она разглядывала список членов, откладывая момент, когда нужно будет им звонить. Но она знала, что время звонить давно прошло. Она должна была начать звонить час назад. Уже поступали сообщения от членов английского сообщества, включая Си-би-си-радио и еженедельную английскую газету «Кроникл-телеграф». Она, Уинни и Портер пытались быть уклончивыми, но им удалось только придать всему еще бóльшую таинственность.

Репортеры уже ехали сюда.

И все же Элизабет откладывала звонки, до последнего цеплялась за все то, что хотя бы отдаленно напоминало нормальный ход вещей. Их тихую, протекающую без всяких событий жизнь, их добровольное решение стать хранителями пыльного и по меньшей мере болезненного прошлого, но прошлого, которое было для них драгоценно.

Стук в дверь повторился. Не громче, но с прежней настойчивостью. Неужели успели приехать журналисты? Но Элизабет подозревала, что они, как и полиция, не стучали бы тихонько, а ломились бы в дверь. Этот стук был просьбой, а не требованием.

– Я открою, – сказала Уинни, прошла по большой комнате и поднялась на две ступеньки к двери.

Элизабет и Портер наблюдали за ней, сидя за своими столами перед большими венецианскими окнами. Уинни говорила с кем-то, кого они не видели. Разговора они тоже не слышали, но она вроде бы старалась что-то объяснить. Потом она попыталась закрыть дверь. Потом она прекратила эти попытки, распахнула дверь и повернулась к комнате.

– С вами хочет поговорить старший инспектор Гамаш, – сказала она Элизабет с легким удивлением.

– Кто? – спросил Портер, вскакивая из-за стола.

Теперь, когда пожилая женщина ответила на стук в дверь, он брал ответственность на себя.

За распахнутой дверью стоял Арман Гамаш. Он посмотрел на людей, одновременно оценивая обстановку. В кабинете был высокий потолок и огромные арочные окна, а деревянный пол находился на несколько ступенек ниже двери. Кабинет был отделан деревянными панелями и заставлен по стенам книжными шкафами, напоминая собой старинный спортивный зал в миниатюре, занятия в котором носили интеллектуальный, а не физический характер.

– Извините, что беспокою, – сказал он, проходя в комнату.

Он был без куртки, в кардигане верблюжьей шерсти, в рубашке и галстуке, в темно-синих брюках. У его ноги держалась немецкая овчарка по имени Анри.

Портер уставился на старшего инспектора. Уинни спустилась по лестнице. Элизабет встала из-за своего стола и подошла к Гамашу.

– Вы все же пришли, – сказала она, улыбаясь и протягивая руку.

Он взял ее ладонь в свою большую руку и задержал.

– Что вы имеете в виду? – спросил Портер. – Я не понимаю.

– Я просила старшего инспектора наблюдать за ходом расследования. Это старший инспектор Гамаш. – Элизабет ждала реакции. – Из Квебекской полиции.

– Я знаю, кто он такой, – солгал Портер. – Все время знал.

– Старший инспектор Гамаш, позвольте мне представить вам главу нашего совета директоров, – сказала Элизабет. – Портер Уилсон.

Уилсон и Гамаш обменялись рукопожатием.

– Но нам не нужна помощь. Мы прекрасно справимся сами, – выпалил Портер.

– Я знаю. Я только хотел убедиться. Вы были так добры, позволив мне пользоваться вашей библиотекой, и я подумал, что мог бы предложить вам за это собственный опыт.

– Но это даже не ваша юрисдикция, – проворчал Портер, поворачиваясь спиной к старшему инспектору. – Сепаратисты будут праздновать победу. Откуда мы знаем, что вы не один из них?

Элизабет Макуиртер готова была провалиться сквозь землю.

– Ради бога, Портер, месье Гамаш пришел, чтобы помочь нам. Я его сама пригласила.

– Мы поговорим об этом позднее.

– Не все сепаратисты желают вам зла, месье, – сказал Гамаш дружелюбным, но твердым голосом. – Но вы правы: это не моя юрисдикция. На меня произвело впечатление, что вам это известно.

Элизабет не без удивления смотрела на Портера, который начал оттаивать.

– Вы явно следите за политикой, – добавил Гамаш.

Портер кивнул и расслабился еще больше. «Еще немного, – подумала Элизабет, – и он свернется калачиком у Гамаша на коленях».

– У Квебекской полиции нет юрисдикции в городе, – продолжал Гамаш. – Смерть месье Рено в юрисдикции местного отдела по расследованию убийств. Мне знаком инспектор Ланглуа, и он был настолько любезен, что просил меня присоединиться к ним. Немного поразмыслив, – он взглянул на Элизабет, – я решил, что могу посмотреть, как у вас обстоят дела. – Он повернулся к Портеру: – Конечно, с вашего разрешения, сэр.

Портер Уилсон был почти в экстазе. Уинни и Элизабет переглянулись. Если бы они только понимали, что все может быть так просто! Но тут лицо Портера снова помрачнело – он опять погрузился в насущные заботы.

Возможно, участие Гамаша и не к лучшему. Еще вчера здесь не было никакой полиции, а теперь тут будут два полицейских подразделения.

Не говоря уже о трупе.

– Могу я оставить Анри с вами, пока буду осматривать подвал?

– Конечно, – сказала Уинни и взяла поводок.

Гамаш оставил ей немного печенья для Анри, потрепал пса, приказал, чтобы он вел себя хорошо, и вышел.

– Не нравится мне это дело, – услышал он голос Портера, едва закрыв дверь.

Гамаш подумал, что эти слова предназначались для его ушей. Но и ему это дело тоже не нравилось.

В коридоре его ждал полицейский в форме, и они вместе прошли по лабиринту коридоров и лестниц. Гамаш должен был признать, что совершенно здесь запутался, и он подозревал, что сопровождавший его полицейский запутался тоже. На покрытых линолеумом полах стояли коробки, заполненные книгами и бумагами; замысловатые лестницы вели в грязные туалетные комнаты и заброшенные кабинеты. Они подошли к двум громадным деревянным дверям и, открыв их, оказались во впечатляющем бальном зале с высоченными потолками, по которому прошли еще в один точно такой же впечатляющий зал. Оба были пусты, если не считать нескольких приставных лестниц и вездесущих коробок с книгами. Гамаш открыл одну коробку. Книги и книги, в кожаных переплетах. Он знал, что если возьмет одну из них, то погрязнет в ней навсегда, поэтому не стал ничего брать и последовал в следующий коридор за полицейским, который злился все больше.