У метро, у «Сокола» - Вячеслав Николаевич Курицын

Доехала из Волгограда информация о пуговицах. Шлепают эти пуговицы на тамошней фабрике на все фасоны («на все три», уточнил Жунев) мужских рубашек.

— Сверхвысокого спроса на эти фасоны нет, — Жунев произнес слово «фасон» в нос, с пренебрежительным вычуром, — несмотря на эпоху дефицита. Коллега из Волгограда подполковник Непряев крайне низко оценил качество продукции данной фабрики. Продукция реализуется… Вот есть список областей.

Покровский протянул руку за документом, зачитал области. Калмыкия… это республика. И области: Волгоградская, Ростовская, Саратовская, Воронежская. Конец списка.

— Все в тех краях, вокруг Волгограда, — сказал Жунев. — Если рубашки дерьмо, что их везти в столицу, правильно? Мы тут такого не носим.

Сам Жунев не был большим модником, рубашки как раз самые простые, сверху вязаный женой жакет, старый пиджак, зато все всегда безукоризненно чистое, брюки выглажены.

Фракцию безразличных к одежде вместе с Кравцовым представляла Настя Кох, которая присоединилась сегодня к группе, закончив сложный отчет по зимнему еще делу о кражах байдарок. Но если Кравцов просто внимания на себя не обращал, Настя специально одевалась поплоше. Если не в форму, то во что-нибудь серое, старомодное, балахонистое. Настя считала себя некрасивой и назло всем бабушкам не желала быть женственной.

— Маньяк как-то связан с этими областями? — спросила Настя Кох. — Приехал оттуда?

— Рубашку могли ему привезти, мог купить на отдыхе пять лет назад. Пуговицу такую производят давно… — сказал Жунев и блеснул своими интересненькими часами, какие-то там дополнительные круги, что ли, на циферблате.

— Мог в плацкарте у соседа стибрить, — сказал Покровский. — Ты, конечно, запроси в этих областях, не зафиксировано ли аналогичных преступлений. В смысле не рубашек стибренных, а старушек прибитых. Но…

Настя Кох уже запросила. И московский архив сегодня под интересующими углами как могла перебуторила, без успехов. Есть относительно недавний экстраординарный эпизод убийства старой женщины около метро «Аэропорт», в Шебашевском проезде, но того злодея сразу задержали. Синяк один соседке, встречая новый, обещающий свершения, 1969 год, в рот поглубже засунул шланг включенного пылесоса и держал там, пока она не успокоилась. Увидев, что наделал, протрезвел, глаза ей выколол.

— В Москве, в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году? — спросил Покровский.

В «Следственной практике» выколотые глаза еще встречались время от времени, но на периферии, в отдаленных от центров цивилизации населенных пунктах.

— А зачем вообще глаза выкалывать? — вообще не знал, зачем убийца жертве глаза выкалывает, Миша Фридман, юноша из культурной московской семьи.

— Чтобы в зрачках жертвы отражение убийцы не сохранилось, — пояснил Жунев. — Чему вас там в школе милиции учат…

Действительно. Чему учат.

— Сидит этот синяк? — уточнил на всякий случай Покровский.

— Умер уже в заключении.

Вернулись к материальным уликам.

Нитяные перчатки — тысячи пар по Москве и окрестностям из такой ткани, около ноля шансов, что перчатки сыграют.

Отпечатки на гире — нет отпечатков.

Галоши. Сейчас их и впрямь мало кто носит, особенно в столицах, особенно летом. Да, вещь еще вовсе не редкая, по кладовкам у многих, но злоумышленник, подлюга, приобрел для преступлений новые галоши. Потому и не боится натоптать.

— И размер обычный, сорок четвертый, — сказал Жунев. — Если бы сорок восьмой…

— А еще галоши можно поверх чего-то, — сказала Настя Кох. — У меня мама поверх валенок носила.

— Согласен, — сказал Покровский. — Родного размера маньяка мы не знаем, и сорок два может быть, и сорок три. И меньше. Зависит, что под галошами… Надурить, думаю, хочет нас с сорок четвер-тым.

По цементу эксперты подтвердили, что он на обувь преследуемого попал с улицы Острякова.

Ну… Ладно. Пришел охальник по Острякова: такой теперь есть факт.

Фридман бодро отчитался, как посетил сначала «Торгоборудование», а потом и вовсе Центр метрологии. Узнал все про знаки на клеймах.

— Можно я нарисую?

— Валяй, Самуилыч!

Миша был Борисович, это Жунев так шутил.

Миша воспроизвел клеймо. Семерка слева — третья цифра года поверки, двойка справа — четвертая цифра года поверки, тут все ясно, тысяча девятьсот семьдесят второй имеется в виду. Римские две палки внизу — второй квартал. А остальные два знака значат вот что: буквы ГЕ — шифр калужского Центра метрологии (да, ГЕ — Калуга, а почему, Мише сказать не смогли), а К — шифр личного клейма поверителя. Конкретного человека.

— То есть мы знаем теперь, что эта гиря работала гирей в Калужской области еще во втором квартале семьдесят второго года, — протянул Покровский. — Но в каком именно магазине, информации нет, собственного номера гиря не имеет?

— Не имеет, — подтвердил Фридман. — Поверка производится не для того, чтобы гирю не подменяли, а для того, чтобы вес соответствовал. А то, знаете, просверливают в гирях отверстия, и написано на ней пятьсот, а весит она четыреста пятьдесят…

Знаем.

Решили, что Фридман завтра с утра отправляется в Калугу, чему поспособствует наличие у него находящегося на ходу личного автомобиля.

Гога Пирамидин рассказал, что сделано за… глянул на запястье… за двадцать шесть часов, как он подключился к операции.

Метро «Аэропорт», метро «Динамо», троллейбусы, трамваи, автобусы: опрошено большинство дежурных по станциям, милиционеров, дежуривших на станциях в воскресенье вечером, водителей троллейбусов и вагоновожатых трамваев, проехавших в это время мимо «Сокола» и Чапаевского парка. У кого-то выходные-отгулы и при этом живут далеко — эти еще не опрошены, но таких мало. Результатов пока нет.

Говорил Гога подчеркнуто четко, будто не о любимой работе рассказывал, а исполнял ритуал… И Покровский понимал, в чем дело. Сам вступил мягко, чтобы не обострять:

— Есть, наверное, люди, которые ежедневно в одно и то же время в транспорте оказываются, таких бы поискать.

— Но не в воскресенье, — быстро отреагировал Жунев. — В одно время это те, которые с работы или на работу.

— И в будни поздно вечером мало кто с работы и на работу, — встрял Кравцов.

— Скептикам бой, — автоматически ответил Гога Пирамидин, как часто отвечал, когда заходила речь о сложностях оперативной работы, но тут же не выдержал и взорвался… выматерился несколько раз подряд — на тот счет, что искать приходится непонятно кого.

Был прав, конечно. Имея одну примету — галоши, которые можно в любую секунду скинуть, устраивать столь масштабную охоту… Абсурд. Это не только оперативники понимали, это и Жунев, разумеется, обсуждал с Подлубновым, но дело-то идеологическое, «наверху никто не спит» в тревоге за ветеранш.

— Да, что мы знаем о маньяке, давайте прикинем, — примирительно предложил Жунев. — Это человек сильный, наглый и ловкий… Напомню, что согласно мнению судмедэксперта, удары рельсой и асфальтом нанесены с оптимальной эффективностью. Скорее всего, где-то там и проживает, сука,