Изолятор - Джошуа Спэньол

Я представился и объяснил, по какому случаю появился здесь и зачем пригласил их. Предупредил собравшихся, чтобы они аккуратнее вели себя с репортерами – «потому что мы еще многого не знаем». Но сам я очень волновался, что пресса уже почуяла жареное и осаждает Сент-Рэф или департамент здравоохранения. А несколько десятков источников информации из двух домов престарелых Миллера нам были вовсе ни к чему.

Основные вопросы к этим людям заключались в следующем:

1) Не видели ли они чего-нибудь необычного, например, каких-нибудь свертков, крыс в кухне, следов нездоровья?

2) Что конкретно они знают о трех заболевших женщинах?

3) Близко ли они были знакомы с больными?

Миллер объявил, что сегодняшняя задержка на работе будет оплачена как сверхурочные часы, и, кроме того, всем оплатят стоимость проезда до дома. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы люди вели себя тихо и терпеливо. Более того, Миллер, уже успевший стать моим любимым жителем Балтимора, даже организовал доставку пиццы.

На церковных скамьях сидели пятьдесят с лишним человек, и всех их мне предстояло подробно расспросить о работе и жизни. Да, вечер предстоял долгий.

Я как раз проводил третье интервью, с большим трудом разговаривая с прачкой по имени Роза, которая говорила по-английски так же плохо, как я по-испански, и тут заметил симпатичного белого молодого человека: он встал со своего места, держа в руках рюкзак, и направился к выходу. Я всегда внимательно слежу за подобными действиями, ведь очень жаль упустить того, кто мог бы помочь. Этот парень вдруг испугался и убежал еще до того, как представилась возможность побеседовать. Как раз когда прибыла пицца и ни один здравомыслящий человек не расстался бы по своей воле с бесплатным пирогом. Очень странно.

– Кто это? – спросил я Розу, а потом с трудом повторил свой вопрос по-испански.

– Дуглас, – ответила она. – Друг Дебби. Бойфренд.

Я быстро встал.

– Прости… прощи…

Я мучительно пытался найти нужную форму испанского глагола.

Дугласа я догнал уже за стенами часовни.

– Простите, вас зовут Дуглас?

Он повернулся в мою сторону. Крупный, высокий, с черными волосами. Четко очерченная челюсть слегка отвисла.

– Я приглашу вас следующим. Только пять минут. Вы можете подождать? Через пять минут мы с вами побеседуем.

– Нет, нет, я…

В таком коротком диалоге трудно понять, есть у него проблемы с умственным развитием или нет.

– Ну хорошо, давайте поговорим прямо сейчас, – решил я.

Он начал нервно оглядываться по сторонам, словно пытаясь увидеть кого-то, кто сможет вызволить его из трудной ситуации.

– Мне сказали, что вы знакомы с Дебби Филлмор. Вы знаете Дебби?

– Нет-нет. Я ее не знаю.

– Дебби Филлмор. Ваша подруга Дебби.

– Нет. Я ее не знаю.

Что-то здесь явно не стыковалось. Он врал, сомневаться не приходилось. И кроме того, потел, словно марафонец. Сделал шаг в сторону.

– Почему вы хотели со мной поговорить?

– Я не хотел.

– Но вы ждали беседы целый час.

– Нет, я не ждал.

Теперь он уже быстро шагал, но не к выходу из заведения, а в сторону от меня. Я не отставал.

– Известно ли вам, что Дебби кто-нибудь присылал посылки?

– Нет.

– Она получала посылки по почте? Или просто так, от друзей?

– Я ничего не знаю, – твердил он, глядя прямо перед собой. – Нет.

Мы повернули налево. Дуглас уже почти бежал, но я все равно не отставал.

– Дебби была вашей девушкой? – Я бежал за ним вплотную, ощущая запах его пота. – Вы с ней целовались?

Раздраженный необходимостью вот так скакать и стремясь замедлить движение, я положил руку ему на плечо. Это было ошибкой. Словно устраняя нежелательное препятствие, Дуглас обернулся и обеими руками стукнул меня в живот. Я вовсе не маленький и не слабый, но такого толчка мне вполне хватило, чтобы отлететь к противоположной стене. Я отскочил от нее, снова поднялся на ноги и продолжил бег. А потом резко остановился, внезапно осознав всю бесполезность, нелепость и почти комичность ситуации. Вот я бегу по коридору дома престарелых, пытаясь не отстать от слабоумного парня, который просто не хочет со мной разговаривать и потому швыряет меня, словно теннисный мячик. А в это время, как я успел заметить, за нами наблюдают несколько медсестер.

Разговор с Дугласом подождет.

14

На следующее утро, в пять часов, я поехал в «Раскрытые объятия», чтобы побеседовать с постояльцами. Мэри и Майк д'Энджело жили по соседству, в отдельном доме. Они встретили меня уже готовым кофе. Я выпил две чашки, чтобы стряхнуть туман, оставшийся в голове от четырехчасового сна.

Потом сидел в гостиной и смотрел, как спускаются живущие в пансионате девушки. Мэри направляла их ко мне, и я задавал свои обычные вопросы. Ничего особенного, если не считать того, насколько по-разному они относились к двум заболевшим соседкам. Хелен, судя по всему, любили. А Бетани едва терпели. Но тем не менее все волновались и за Бетани, и за Хелен и ужасно боялись заболеть сами. Я изо всех сил старался их успокоить, но доводы звучали явно неубедительно. Больше того, какая-то часть моего сознания не сомневалась, что необходимо объявить карантин и изолировать всех живущих в пансионате, чтобы не дать заразе распространиться дальше. Но делать это было еще рано: мы не знали, как передается заболевание, как именно развивается инфекция, каков инкубационный период, период инфекционной активности – то есть, по сути, не знали ничего. А если ничего не знаешь, то нельзя держать людей взаперти. Поэтому я разрешил всем пойти на работу.

После утренней молитвы мы все, девять человек, сели завтракать, а потом я, под аккомпанемент мытья посуды и утренней уборки, принялся допрашивать Майка. Он оказался более общительным, чем жена. Ответы не содержали ничего нового и полезного – никаких посылок и подарков, никаких поездок и путешествий, но, во всяком случае, он держался открыто и дружелюбно.

Наконец я задал вопрос о женщинах и о сексе. Мэри, сидевшая рядом с мужем, скрестила на груди руки и крепко сжала губы.

– Мы этого здесь не разрешаем, – ответил Майк, глядя в свою чашку.

Я заметил, что он украдкой бросил взгляд на часы.

– Понимаю. Меня интересует, знали ли вы что-нибудь. Может быть, они рассказывали о своих друзьях?

– Только не мне, – ответил Майк.

Я дал ему минуту на размышление, а потом уточнил:

– Я спрашиваю об этом главным образом потому, что хочу знать, получали ли они подарки. Иногда любовники передают через кого-то – ну, посылки, свертки и так далее…, а кроме того, сами занятия сексом могут передавать инфекцию.

Оба супруга внимательно смотрели на меня.

– Ну, во всяком случае, знаете ли вы что-нибудь об этом?

– Нет, – коротко ответил Майк.

Я задал еще несколько вопросов, допил кофе и направился в кухню, чтобы проверить поставленные еще вчера ловушки.

Майк д'Энджело поднялся.

– Доктор Маккормик.

Мэри резко его оборвала:

– Майк!

– Не сейчас, – ответил он ей. И снова обратился ко мне: – Не пройдете ли вы вместе со мной в гостиную? Может быть, выпьете еще кофе?

От кофе я отказался, а в гостиную за ним пошел. Миссис д'Энджело следовала за нами по пятам.

Майк уселся на диван. Как и супруге, ему было за пятьдесят. Он также работал в социальной службе и постоянно подчеркивал христианский уклон своей деятельности: совет, прощение, любовь.

– Доктор Маккормик, вести пансионат для умственно отсталых – дело непростое.

– Могу представить…

– Позвольте мне, пожалуйста, закончить. Не хочу говорить об этом дольше, чем совершенно необходимо. – Он отхлебнул кофе. – Хотя мы прекрасно сознаем, что существуют различные подходы к обращению с подобного рода людьми, тем не менее чувствуем, что строгие моральные установки, христианские установки – это самое лучшее для наших жильцов. Бетани живет у нас с самого открытия заведения, ей тогда только исполнилось восемнадцать. Она прошла с нами все взлеты и падения, училась вместе с нами вести хозяйство такой большой семьи. Но, как вы знаете, в каждой семье бывают проблемы и проблемные дети.

В гостиную заглянули три женщины и, прощаясь, помахали.

– Ленч? – коротко спросила Мэри.

Они, как по команде, показали коричневые пакеты и строем, словно муравьи, вышли из дома. Когда Мэри д'Энджело снова повернулась ко мне, в ее взгляде сквозила искренняя боль.

– Наша проблема – Бетани. Пожалуйста, поймите меня правильно, мы ее любим и стремимся простить. И страшно волнуемся. Но она – большое испытание для нас. Видит Бог, очень большое испытание.

Мэри отвернулась, но я успел заметить сверкнувшие в ее глазах слезы.

– Собственно говоря, – перенял инициативу Майк, – вам вовсе нет необходимости выслушивать наши жалобы. Кроме того, я не считаю, что мой рассказ может значительно помочь делу. И я не специалист в болезнях, а потому лучше скажу. Это будет самое правильное. Постарайтесь отнестись к услышанному рассудительно и спокойно.