Добывайки в поле - Мэри Нортон

— Да, — сказала Арриэтта.

Хомили кивнула головой.

— Отец прав, — сказала она.

— Нужно иметь главную цель, — продолжал Под, — а у нас она есть, прямо под рукой — нам надо найти барсучью нору. Как же нам это сделать? Пастбище это огромное, у нас уйдет чуть не весь день на то, чтобы пройти вдоль одной его стороны, не говоря уже о времени, которое понадобится для нор; к вечеру мы будем валиться с ног от усталости, это уж как пить дать. Ну, а если я пойду на поиски один, у твоей матери не будет за весь день и минуты покоя, она места себе не найдет, пока я не вернусь, станет придумывать всякие страхи. И тебе покоя не даст, Арриэтта. Мы не можем позволить себе так выбиваться из сил. Когда волнуешься да суетишься по пустякам, перестаешь соображать — понимаете, о чем я говорю? И вот тут-то и случаются несчастья.

— Теперь послушайте, — продолжал Под, — что я придумал: мы обойдем это поле, как я уже говорил вам вчера, кругом, по краю, один участок за другим, проверим все насыпи и живые изгороди, а стоянку будем устраивать день здесь, два дня там, как придется. Ведь норы не везде есть, нам попадутся такие места, где не встретишь ни одной барсучьей норы. Вот мы и их проскочим, если можно так выразиться. Но из этого ничего не выйдет, понимаешь, Хомили, если быть привязанным к дому.

— Ты хочешь сказать, — пронзительно воскликнула Хомили, — что нам придется таскать за собой этот ботинок?

— Что ж, — сказал Под, — разве тебе было тяжело?

— Станет тяжело, когда мы положим туда все наши пожитки.

— По траве — нет, — сказал Под.

— А в гору?

— Но здесь, внизу, — ровно, — терпеливо возразил Под, — и так до камышей, затем вверх вдоль ручья, затем через поле — опять ровно, и последний кусок, который приведет нас обратно к перелазу, — вниз с начала до конца!

— Хм! — сказала Хомили, ее так и не удалось убедить.

— Ну, — сказал Под, — что у тебя на уме? Выкладывай, не стесняйся, я принимаю любые предложения.

— Ах, мама… — умоляюще начала Арриэтта, но тут же замолчала.

— А тащить все время только мне и Арриэтте? — спросила Хомили.

— Ну как тебе это могло прийти в голову? — сказал Под. — Тащить, ясное дело, будем по очереди.

— Ну что ж, — вздохнула Хомили, — плетью обуха не перешибешь!

— Вот и молодец! Я знал, что ты не струсишь, — сказал Под. — Что касается провианта… еды, — объяснил он, так как на лице Хомили выразилось недоумение, — лучше нам всем сразу стать вегетарианцами до мозга костей.

— Ни о каких костях и речи не будет, — угрюмо заметила Хомили, — если мы станем этими… вегетарианцами.

— Скоро созреют орехи, — сказал Под. — Вот там, в затишке, они и сейчас уже почти поспели. У них внутри что-то вроде молока. Сколько угодно ягод… ежевика, лесная земляника. Можно делать салаты — скажем, из одуванчика и щавеля. А на поле по ту сторону перелаза можно собрать колосья пшеницы. Мы справимся, главное — привыкнуть к новой жизни, не мечтать о ветчине, жареных пирожках с курятиной и тому подобном. Арриэтта, — продолжал он, — раз уж тебе так нравится лазать по кустам, пойдите-ка сейчас с мамой к изгороди — там есть лещина — и наберите орехов. Как ты, не против? А я займусь ботинком, надо его немного подлатать.

— А где тут орехи? — спросила Арриэтта.

— Вот там, на полпути до конца, — Под указал на густую светлую зелень в середине изгороди, — не доходя до воды. Ты заберешься наверх, Арриэтта, будешь рвать орехи и кидать их вниз, а мама подбирать. Попозже я к вам приду, нам надо будет вырыть яму.

— Яму? Для чего? — спросила Арриэтта.

— Не можем же мы таскать все орехи — этакую тяжесть — с собой, — объяснил ей Под. — Да они и не поместятся в ботинке. Всюду, где мы будем находить провиант, мы будем устраивать тайник, так сказать, и оставлять на зиму.

— На зиму… — чуть слышно вздохнула Хомили.

Однако, помогая ей перебраться через колдобины во рве, который вполне мог служить им столбовой дорогой, — он был мелким, сухим и почти скрытым от чужих глаз, — Арриэтта чувствовала себя куда ближе к матери, чем всегда, скорее сестрой, чем дочкой, как она сказала сама себе.

— Ой, посмотри! — вскричала Хомили, когда они увидели алый цветок смолки; она наклонилась и сорвала его тонкий, как волос, стебель. — Какая прелесть! — нежно сказала она, погладив хрупкие лепестки загрубелыми от работы пальцами, и засунула цветок в вырез блузки. Арриэтта нашла ему под пару светло-голубой первоцвет и воткнула его себе в волосы. Будний день вдруг превратился в праздник. Цветы созданы для добываек, — подумала она.

Наконец они подошли к тому месту живой изгороди, где росла лещина.

— Ах, Арриэтта! — воскликнула Хомили, глядя на высоко раскинувшиеся ветки со смешанным чувством гордости и страха. — Тебе ни за что туда не забраться!

— Не забраться? Это еще мы посмотрим! — Арриэтта была в восторге от того, что может похвастать тем, как она лазает по деревьям.

Она деловито, как настоящий рабочий, скинула фуфайку, повесила ее на серо-зеленый шип чертополоха, потерла ладони (плевать на глазах матери на них она не решилась) и поднялась по насыпи.

Стиснув руки и прижав их к груди, Хомили смотрела снизу, как дрожат и качаются листья там, где невидимая ей, взбирается наверх Арриэтта.

— У тебя все в порядке? — без устали повторяла она. — Будь осторожна, дочка. Неровен час, упадешь и сломаешь ногу.

И вот уже сверху, словно пушечные ядра, по сыпались один за другим орехи и бедная Хомили принялась, задыхаясь, метаться под этим обстрелом туда и сюда, пытаясь найти их и собрать в одно место.

Сказать по правде, обстрел этот был неопасен, не так уж часто падали вниз орехи. Рвать их оказалось куда труднее, чем воображала Арриэтта. С одной стороны, было только начало лета, и орехи еще не созрели, каждый орех был заключен в оболочку, напоминающую тугую зеленую чашечку наперстянки, и крепко прикреплен к ветке. Пока Арриэтта не научилась поворачивать гроздь орехов резким движением, ей приходилось прилагать много усилий, чтобы ее оторвать. Что еще важнее, даже добраться до них было непросто: надо было медленно ползти по раскачивающейся ветке к самому ее концу (Позднее Под смастерил ей из кусочка свинца, шпагата и гибкого корня щавеля нечто вроде свинчатки, которой она сшибала орехи на землю). Но Арриэтта не отступала, и вскоре во рву лежала порядочная кучка орехов, аккуратно сложенная вспотевшей от беготни Хомили.

— Хватит! — крикнула она наконец Арриэтте и перевела дух. — Больше не кидай, не то твоему бедному отцу придется до ночи копать для них яму.

И Арриэтта, красная и разгоряченная, с царапинами на лице и ладонями в ссадинах, радостно принялась спускаться вниз. Она кинулась плашмя в кружевную тень папоротника и пожаловалась, что хочет пить.

— Там, подальше, есть вода, так сказал твой папа. Как ты думаешь, ты сможешь туда дойти?

Конечно, Арриэтта могла туда дойти. Устала или не устала, она твердо была намерена не дать угаснуть впервые вспыхнувшей в матери жажде приключений. Арриэтта захватила фуфайку, и они двинулись дальше, вдоль рва.

Солнце поднялось выше, земля стала горячей. По дороге они увидели мертвого крота, которым лакомились жуки.

— Не гляди, — сказала Хомили, ускоряя шаги и отводя глаза, словно они оказались свидетелями аварии на большой дороге.

Но Арриэтта, на этот раз более практичная, чем мать, сказала:

— Наверно, когда жуки с ним покончат, нам стоит забрать шкуру. Она может нам пригодиться… зимой, — уточнила она.

— Зимой… — прошептала Хомили. — Ты говоришь о ней нарочно, чтобы мне досадить, — добавила она, вдруг вспылив.

Ручей оказался не столько похож на ручей, сколько на небольшой прозрачный пруд. Когда они к нему подошли, по воде во все стороны стали расходиться серебряные круги — это плюхались на дно вспугнутые ими лягушки. Ручей вытекал, извиваясь, из чащи леса за изгородью, пересекая угол поля, и переходил в небольшое болото, где в грязи виднелись глубокие отпечатки коровьих следов. На противоположной стороне ручья, там, где должны были бы сходиться две изгороди, пастбище было ограждено не кустарником, а ржавой проволокой. Проволока была натянута между покрытыми плесенью столбами, идущими по воде. Казалось, стволы деревьев столпились позади этой хрупкой преграды и ждут не дождутся, когда они смогут кинуться вперед через узкую полоску воды на залитое солнцем поле. Арриэтта увидела голубую дымку незабудок и там и сям одинокое копье камыша. Коровьи следы казались глубокими колодцами. Воздух был напоен восхитительным запахом ила, слегка сдобренного мятой. По зеркальной лазурной как небо глади миниатюрного озера шла мелкая, волнистая рябь. Как красиво, — подумала Арриэтта. Она была непонятно взволнованна: ей никогда еще не приходилось видеть сразу так много воды.