Триада куранта - Владимир Михайлов

И, не дожидаясь возражений, повторил – уточняя:

– Более не обладаем. Увы. И должен сказать – утратив их, каждый из нас испытал чувство облегчения: слишком страшная сила таилась в них, сила, какую нельзя было доверять людям.

Этого Ястреб, откровенно говоря, не ожидал.

– Постойте, постойте, вы говорите, что эти тексты были у вас – и исчезли? Украдены? Значит, они сохранились после гибели Куранта пятьсот лет назад? Но ведь тогда должны были остаться хоть копии!

Библиотекарь покачал головой:

– Никаких текстов никогда не было. Это лишь ложный слух.

– Но формулы ведь были!

– Несомненно. Церковь не любит выбрасывать что-либо. Однако именно эти тексты всегда существовали только в изустной передаче. В стенах обители всегда наличествовал один человек, знавший формулы и все, с ними связанное, на память. Живая запись, если угодно. Лишь чувствуя приближение конца, он брал ученика и в течение некоторого времени передавал ему сокровенные знания. Только в это время в обители существовали два обладателя Формул. А потом, как ты понимаешь, снова оставался один. Один-единственный. Так шло веками. Так было еще и совсем недавно.

– Это же громадный риск – без подстраховки…

– Известно: что знают двое – знают все. Даже если бы у них не возникло ни малейшего желания выдать тайну еще кому-нибудь, но они не могли бы удержаться от желания поговорить о ней хотя бы друг с другом. Всякая тайна время от времени требует проветривания, ей начинает казаться, что она залежалась и плесневеет; а любой разговор может быть подслушан – тем более при современном уровне электронной слежки…

– Вы неплохо разбираетесь в этом, отец?

В глазах библиотекаря промелькнула улыбка:

– Прежде, в миру, я служил в Двойке…

«То-то он прячет лицо. А глаза эти я раньше видел, точно. Теперь ясно – в какой связи», – подумал Ястреб.

– Тогда тем более вы должны знать: с одним человеком всегда что-нибудь может произойти…

– Посвященный-защищенный, так говорят у нас. Говорили… Этот человек – я подразумеваю каждого, исполнявшего эту обязанность когда-либо, а не только последнего – не занимался более ничем. Он жил отшельником даже среди нас. Давал – и соблюдал – обет молчания. Никогда не встречался ни с одним мирянином. И его келья проверялась ежедневно – ежедневно, понимаешь? – на предмет наличия средств подслушивания и подглядывания. При последнем я сам проводил этот осмотр! А перед тем как получить благословение на приобщение к тайне, он проходил через такую тихую проверку – до седьмого поколения, – какой нам с тобой никогда не устраивали. Происхождение, биография, здоровье, связи, слабости, пристрастия – все, все. Такому человеку ты мог бы положить в постель свою юную невинную дочь – и с нею ничего не произошло бы, и даже ей не удалось бы выжать из него ни слова.

– И все же – что-то произошло?

– Увы. Мы лишь предполагаем, а господь…

– Каким же механизмом он воспользовался? Надеюсь, не взрывчаткой?

– Не богохульствуй хотя бы в этих стенах. Все случилось очень просто. Посвященный вышел на ежедневную прогулку, после которой, как всегда, уединился в нашей церкви и молился. Но оттуда не вернулся в свою келью, а поднялся на звонницу. Никто не мешал ему: наверху никого не было, так что никакого общения произойти не могло. Со звонницы он, ни на миг не задерживаясь, бросился вниз. Пятьдесят метров – и гранитные плиты внизу. Без причин. Без… без какой-либо мотивации. Еще накануне он был совершенно здоров и в своем уме. Почему он покончил с собой – до сих пор никто из нас не понимает. Мгновенное помрачение ума – разве что… Именно с этой звонницы бросился вниз Курант в свое время – может быть, и это сыграло роль…

– В результате вы остались без формул?

– Да. И, как я уже сказал, испытываем облегчение.

– Вы может быть, – пробормотал Ястреб. – Только не я… Скажите, отец Исиэль, а эта ваша новостройка – к ней он не имел никакого отношения?

– Совершенно никакого. Я ведь сказал уже: он не соприкасался с миром. Только обитель… Разве что если считать участием его присутствие на встрече с человеком, ссудившим обители средства для осуществления строительства.

Как показалось Ястребу, в комнате явственно запахло жареным.

– И это был Смоляр – я не ошибся?

– Угадать было нетрудно: его благотворительность воистину не знает пределов.

– На каких условиях он кредитовал вас?

– Он не выдвигал никаких условий.

– Он сталкивался с Посвященным лицом к лицу?

– М-м… Возможно – когда расходились, на миг возникла легкая сутолока – но только на миг.

– Вы после этого бывали в келье?..

– Посвященного? Не раз. Ежедневно.

– После этой встречи – там не возникло ничего нового?

– Н-нет, разумеется. Хотя, как ты понимаешь, я ведь не обыскивал келью. Пользовался лишь тестерами для обнаружения электроники. Только. Иные методики не нашли бы поддержки у отца-настоятеля.

– Скажите: каким было финансовое положение обители до получения ссуды от Смоляра?

– Гм. Вообще-то… Сформулируем так: не блестящим. Тут, – монах повел рукой окрест, – как ты мог заметить, давно уже требуется очень серьезный ремонт. И мы просили, собственно, только на восстановление. Но он предложил намного больше, чтобы мы могли построить новый корпус, перебраться в него – и тогда уже всерьез реставрировать древние стены. Очень широкий жест, верно?

– Конечно. Ну, что же, эта тема, мне кажется, исчерпана. Но вот вопрос: а условия применения триады – время и место, – они тоже передавались из уст в уста?

– Нет – да это было бы и невозможно: слишком много специальных составляющих – и стояние небесных тел, и положение самого оператора, назовем его так, и точный миг галактического времени, – вряд ли все это можно запомнить так, чтобы потом воспроизвести безошибочно, а ошибка перечеркивает все прочее. Эти данные действительно существуют в записях.

– И я могу получить к ним доступ?

– Ну, поскольку вас послали люди весьма авторитетные… Только к чему вам условия применения, если применять нечего? И еще: зачем вам понадобилось и то и другое? Надеюсь, вы не собираетесь уничтожить какое-нибудь небесное тело? Вроде бы ни одному из миров Галаксии ничто не угрожает, – а ведь формулы эти существовали только для того, чтобы снова спасти мир в случае, если ему будет угрожать столкновение с другим небесным телом – исключительно для этого. Но сейчас – а мы тут внимательно следим за космической обстановкой – ничто нам не грозит, уверяю…

– Вы так полагаете? – ушел от ответа Ястреб. – Знаете, что я сделал бы на вашем месте? Внимательно осмотрел келью покойного. А если там ничего не окажется – тот мусор, который из нее выбрасывался. Буду очень удивлен, если вы там не найдете ничего интересного…

– Ты все же подозреваешь Посвященного? Зря. Он был истинным патриотом нашей обители…

– В том-то и дело. Но это потом. А сейчас я хотел бы поскорее увидеть то, о чем мы говорили: условия применения.

– Что же: идемте. Но вы понимаете: мы не сможем дать вам ни листка с собой. Этим рукописям пять сотен лет, и…

– Достаточно будет сфотографировать их.

– Что вы! Никаких вспышек… ради всего святого!

– Никаких вспышек и не будет. Обещаю.

Глава 12

Пришлось пройти несколько – а если точнее, четыре – длинных сводчатых коридора. В тот миг, когда Ястреб собрался уже обидеться, полагая, что отец Исиэль просто водит его по периметру (коридоры совершенно не отличались один от другого), библиотекарь остановился перед массивной даже по виду, хотя и невысокой, закругленной сверху дверью. За нею оказалась уходившая вниз лестница, каменная, узкая и крутая. Пришлось спускаться, придерживаясь за стену: оснастить лестницу перилами то ли забыли, то ли сочли излишним. Лестницу освещали тусклые плафоны, редко расположенные, конец спуска не был виден, так как лестница не была прямой, но закручивалась вправо. «К такому штопору нелегко подобрать пробку», – подумал Ястреб, отсчитывая ступеньки не по необходимости, но по привычке; количество их могло дать представление о глубине, на которой они в конце концов окажутся.

Он насчитал сто сорок четыре, когда лестница наконец покончила с собой, доведя снижавшихся до небольщой круглой площадки, из которой вытекал новый коридор. Ястреб недовольно пробормотал:

– Надеюсь, ваш архив не в самом центре Земли? А то я не взял зонтик.

– А мы уже пришли, – ответил Исиэль так же приглушенно. Как-то не хотелось здесь говорить громко – то ли из боязни обрушить своды, то ли, скорее всего, из уважения к залегавшему на такой глубине прошлому, которое и само было глубоким.

Действительно, новый коридор оказался совсем коротким и, обходясь без всяких дверей или иных преград, неожиданно распахнулся, превратившись в обширный зал, неярко освещенный десятком настенных светильников, судя по их облику некогда служивших держателями для факелов; хотя стены были, похоже, недавно побелены, но не смытая перед этим вековая жирная копоть местами уже пробивалась сквозь водоэмульсионный слой. Свет матовых рассеивателей озарял совсем не то, что ожидал Ястреб от архива: не клетки стеллажей с картонными коробками фондов хранения, а кряжистые шкафы резного дуба, неподъемные на вид. Громадины шкафов перемежались сундуками, такими же слоноподобными, но ростом пониже, не выше полутора метров, – если только освещение и ощущение глубины не искажали восприятия увиденного. «Странно, – подумал Ястреб, – что дышится легко, воздух свежий и сухой, не возникает и тени мысли о плесени и гниющих бумагах, а может быть, и пергаментах. Не пахнет крысами и прочей нечистью. Хотя (он протяжно втянул воздух носом, проверяя впечатление) – да, несомненно, запах здесь существовал. Совершенно неожиданный. Что угодно можно было предполагать, но уж такое…»