Когда падают листья... - Наталия Андреева

Дарен подцепил вилкой кусок мяса, посмотрел на него несколько пылинок, а потом отправил в рот, блаженно щурясь. Не врал стражник, действительно вкусно готовят. Впрочем, путник был так голоден, что с огромным аппетитом сжевал бы собственные шнурки с сапог.

Бира радовала своей крепостью: в предыдущей гостильне, еще до Рябиновки, ее разбавили как минимум двумя третями воды. От ароматного напитка исходил густой яблоневый запах: видно было, что весничане знают толк в зимних сортах. Тушеные овощи тоже не имели изъянов: не пересоленные и не переперченные. В общем, Дарен был доволен и продолжал наворачивать за обе щеки.

Позади начинался очередной пьяный дебош, причем, судя по всему, зачинщики не собирались ограничиться простыми тумаками. Одна кружка уже разлетелась вдребезги, потерпев поражение в столкновении с чьей-то головой. Хозяин заведения — мужчина лет сорока, лениво окинул взглядом не в меру агрессивную кампанию, но кивать здоровякам вышибалам не спешил.

По большому счету, Дарен тоже не стал бы совать нос не в свое дело, если бы не просвистевший в паре ногтей от его головы нож: путника спасла исключительно отменная реакция. Нож воткнулся в стену и немного подрагивал.

"Сильный удар", — машинально заметил путник, оборачиваясь.

Столы уже давно были отодвинуты к краям гостильни, а посередине полным ходом шла драка. Более трусливые постояльцы забивались в свои комнаты или выбегали на улицу, менее пугливые — из углов наблюдали за разворачивающейся сценой. Тем паче, что посмотреть, действительно, было на что. Двое вербовщиков пытались изловить юркого парнишку, который с поразительным везением уворачивался из-под ударов, сыплющихся на него с завидной скоростью. Дарен даже успел удивиться такому рвению войников, прежде чем увидел их третьего товарища, столкнувшись с чьей головой, нашла свою смерть добротная кружка. Еще двое мужичков, уже опрокинувших в себя по пол-литра биры, принимали в драке участие за кампанию, причем, судя по всему, их совершенно не волновало, кого бить: лишь бы всласть кулаками помахать — хоть какое-то приключение.

И почему все самые паршивые истории начинаются именно в массовых сборищах людей?

Белобрысый, как и все весничане, мальчишка перепрыгивал со стола на стол, пытаясь пробраться к двери, но на пороге заведения появился еще один войник, и, сложив руки на груди, молча наблюдал за стремительно развивающимися событиями. Вербовщик вытащил нож, и Дарен с немалой долей досады узнал в нем собрата того, которому чуть не стал домом родным его собственный затылок.

— Эй! — он резко поднялся из-за стола и окрикнул войников, — ребята, что происходит?

Взгляд того, что стоял около двери, перекрывая провинившемуся в чем-то мальчишке путь к отступлению, переместился на Дарена, быстро пробежал по всем нашивкам и лентам и снова вернулся к его лицу. Войник отдал честь и отрапортовал:

— Беглый он, господин септ-велитель. Завербовали его вяток назад в армию, подписали контракт…

— Брехня! — громко перебил его паренек, и, отвлекшись, пропустил удар в живот.

Отлетев к стене, он застонал, но быстро пришел в себя и поднялся, уже не безоружный — в руке была кочерга, которой служка не далее, чем пять волн назад, помешивал поленья в камине.

— Что, теперь кулаками махать кишка тонка?

— Тьфу ты! — один из вербовщиков сплюнул, — а может, и дьябол с ним, а? Он же чокнутый!

— Как ты меня назвал?! — Мальчишка возмутился, — а ну, подходи по одному! Живым не дамся!

"А ведь действительно, не дастся, — мрачно подумал Дарен, почесывая небритый подбородок и продолжая наблюдать, — чокнутый".

— Ага, паршивец, попался! — Кочерга отлетела в сторону. — Сейчас мы тебя научим уважать старших!

Один войник заломил белобрысому руки за спину, а второй, не церемонясь, стал наносить удары один за другим, раскрашивая лицо ему лицо и живот.

— Хватит. — Дарена никто не услышал; тогда он подошел ближе и, мертвой хваткой вцепившись в занесенный кулак, повысил голос: — Я сказал: хватит!

Драка прекратилась. Гудящий зал притих, ожидая продолжения действия.

— Но, господин септ-велитель, контракт…

Дарен нахмурился и, поглядев на взбешенные глаза мальчишки, досадливо бросил:

— Чхал я на ваш контракт. Сколько он вам должен?

Войники переглянулись.

— Сколько?

— Н-но… господин септ-велитель…

— Значит, нисколько, — подвел черту Дарен и добавил: — этот цыпленок — не того полета птица, чтобы за ним войников посылать. Одумается — сам придет. Не одумается… Ну и дорога ему на дьяболовы пашни.

Войники, скривившись, отдали честь, не желая спорить со старшим по званию, и быстро убрались восвояси.

Парнишка торопливо растер конечности, прошипел пару ругательств и ринулся к выходу.

— Эй, а спасибо?! — возмущенно крикнул ему вслед Дарен.

— Засунь себе свое "спасибо" в задницу! — громко пожелали ему из-за двери.

Путник с полволны апатично рассуждал, стоит ли ему догнать хама и наподдать ему, потом все же решил, что с того на сегодня и так хватит, и отправился на свое место. Помещение снова зажужжало трупными мухами, обсуждая произошедшее. Однако, доесть спокойно ему и в этот раз не дали.

— Э… господин мерцернарий, кружка и миска стоят стрибрянную полушку, — хозяин неуверенно топтался рядом со столом.

— А я-то тут каким боком? — буркнул Дарен недружелюбно, засовывая в рот порцию еды.

— Ну, как же… Вы ведь вступились за пацана, а значит…

Войник спокойно прожевал мясо, запил бирой, вытер пену с губ и поинтересовался:

— И что же, по-твоему, это значит?

— Заплатить надобно! — Хозяин кивнул двум вышибалам и тут же, ободренный, подбоченился, — ежели каждый, уходя, будет бить по кружке и по миске, то так и гостильню по бревнышку позднее разберут!

Чего греха таить, путник прекрасно понимал его, но — дьябол! — понимание вовсе не означало того, что Дар горел желанием высыпать все золото в кормушку хозяина. Почему он должен раскошеливаться за какого-то оборванца с улицы?! Он грубо впихнул полушку в протянутую ладонь, схватил ключ от комнаты и стрелой взлетел наверх по лестнице.

На улице, будто подражая его мыслям, снова разревелось небо, покрывая землю тонкой пленкой воды. Молнии вспыхивали фиолетовыми факелами, бил в огромный, перетянутый кожей, барабан гром, вытягивал свою заунывную песню горемыка-ветер, брехали и звенели цепями разволновавшиеся собаки.

Дарен долго ворочался на жесткой кровати: сон не спешил забрать его в свое туманное царство. А когда, наконец, забрал, то путник сильно пожалел об этом: такая несусветная муть ему снилась.