Дневник. 1855 год - Вера Аксакова

21 < февраля >. И точно подтвердилось все это событие. Сегодня возвратились из города наши крестьяне, возившие туда продавать свои дрова. Они привезли туже весть. В Москве вчера уже все присягнули. На вопрос, какие вести в Москве, – «Царь помер, – отвечал один из них. – Вчера загоняли весь народ в церковь присягать. Все церкви были отворены, казаки разъезжали по всему городу с объявлением и гнали народ в церкви». – «Что же, народ жалеет?» – Крестьянин как-то улыбнулся и сказал «не знаю». В народе ходит слух, что государь был болен ден 20. Итак, нет сомнения. Сегодня, как будто вновь узнали мы эту новость, вполне ей поверили. Неисчислимые последствия этого события стали развиваться перед нашим воображением, в самых разнообразных образах. Беда, если Александр не соединится заодно в направлении и всех намерениях с Константином. Константин имеет сильную народность; он известен везде, как русский человек, как христианин, даже раскольники надеются на него. Между ними ходит слух, что он сказал: «Я бы не стал вас притеснять, пусть всякой молится, как хочет». И к тому же в народе живет мнение, что только тот законный царь, кто родился от царя, а Александр, говорят они, родился от великого князя. Прежде Александр не разделял вовсе направления и мыслей Константина, и между их приверженцами начинал образовываться довольно сильный дух партии, но с недавних пор, из расчету ли или искренно, Александр принял мысли своего брата и вполне разделял его мнения насчет настоящих обстоятельств. Это сказал сам Вел. Кн. Константин Погодину, когда этот последний представлялся ему. «Скажите все это брату, он вполне разделяет мои мысли». Наследник принял очень хорошо Погодина, водил его к жене и пригласил обедать. Просил Погодина прислать ему экземпляр всех его писем. Мы знаем такжехнаверное, что жена его читала письма к Оболенскому брата Константина; говорят, она умная и серьезная женщина, дай-то Бог! Если Александр хочет приобрести народность и избежать разногласия с Константином, он должен действовать заодно. Иначе чего доброго сравнение может быть невыгодно и даже опасно! Неужели исполнятся предсказания Константина, которые он начал говорить еще лет 15 тому назад; предсказания соперничества между двумя братьями, не дай Бог!

Сегодня, 21 февраля, день памяти дедушки и день памяти Гоголя. Мы ездили с маменькой в Хотьково служить панихиду. Там все уже знали, сегодня были богомольцы из Москвы, которые им сказывали, что видели присягу. Все немного унылы и не знают, чего ждать. Отец Алексей напомнил нам, что так недавно еще смоленские жены чиновников поднесли государыне через архиерея ее образ Божией Матери Смоленской, прося государыню благословить им Наследника на брань, так как он назначен начальником северной армии, и притом напоминая 12-й год. Императрица и наследник отвечали и благодарили. В самом деле как будто этим образом его благословили на царство и будто Матерь Божия приняла его под Свой покров. Священник вполне уповает на защиту Божью.

Возвратились домой часу во втором. Толки об великих событиях, среди которых живем, не перестают. После обеда возвратился староста от Троицы, там сегодня был базар. Народу много, но народ только и говорил об этой нежданной вести, даже об ополчении не говорит. Староста говорит, что все жалеют: «народ как будто что потерял, как будто что ищет». «Жалеют государя, и жалеют очень и наследника; каково ему теперь, то есть, вдруг полным хозяином, и туда надо и сюда, и такое время!» Про государя говорят, что он помер с печали, удар такой сделался, 10-го числа провожал войска с государыней и с тех пор занемог. Все говорят: как бы теперь, вот поедут генералы все из армии государя хоронить, а враг как бы нас, то есть, не прикрыл. «Сказывают мужички, – прибавил ой, – которые из Москвы приехали, что в церкви Богоявления присягали, а тут какой-то чиновник пришел да и закричал, что вы присягаете Александру, надобно присягать Константину, да раз десять закричал. Его за ноги, то есть, так и вытащили, на съезжую взяли: там, говорят, завтра с ним расправятся».

Мы были поражены; неужели есть уже какие-нибудь смуты или это просто сумасшедший какой-нибудь или пьяный! Что-то делается, Боже мой! Маменька стала говорить старосте: «Какой вздор выдумали, Александр старший, законный, всегда был наследником». Староста ничего не сказал, но продолжал свои рассказы. – Что-то получим завтра? Томимся неизвестностью. Завтра должно быть письмо от Константина.

От Константина получено несколько строк, подтверждающих, разумеется, события, но без всяких подробностей. Кажется, он еще никого не видал, пишет, что слухов ходит много, будто Меншиков отставлен, и на его место Горчаков, а Лидере командует дунайской армией. Пишет, что хорошие вести из Крыма, и манифест хорош. Собрание дворянства закрыто. Константин думал приехать сегодня. Саша Погодина пишет подробнее. Отец ее получил описание последних минут государя Н. П. Он скончался в полной памяти. 18-го числа, после полудни, прощался с семьей. Минуты были трогательные; да простит ему Бог все прегрешения!

Посланный наш к Троице привез нам еще новый слух, поразивший всех нас. В Москве во время присяги, или панихиды упал на Иване Великом большой колокол, продавил алтарь и убил несколько человек. Что за несчастное происшествие и предзнаменование, если это правда! Но все это повторяют, и сомневаться нельзя, кажется. Вероятно, это сделано с намерением, чтобы смутить народ. Боже мой, чего еще мы должны ожидать!

Константин, верно, не выехал сегодня; значит, что-нибудь важное его задержало, он сам нас предупреждает, что, может быть, останется долее, если нужно. Получили иностранные журналы. Нового особенного ничего; кажется, Пруссия скоро присоединится совершенно к общему трактату против нас.

Титов будет заседать вместе с князем Горчаковым на Венской конференции. Не позор ли это – Титов, который по признанию всех был причиной первоначального унижения России и войны против нас. Хороши также разговоры Горчакова с Буолем, в которых первый униженно должен только защищать права droits de souverainete [3] своего государя, соглашаясь на все другие уступки. От нас, разумеется, требуют, чтобы мы сами уничтожали Севастополь и впредь не смели затевать другого и т. д. Я уверена, право, что Нессельроде, если б мог, велел бы сдать Севастополь нашим врагам только, чтоб удовлетворить их. Что-то будет теперь? Очень жаль, если на место Меншикова кн. Горчаков; тут ничего доброго ожидать нельзя. Почему, если так, не Остен-Сакен? Сегодня уже у Троицы приносят присягу.

Из Хотькова раздался сильный звон: верно, тоже панихида. Опять мы в неизвестности на неопределенное время. Завтра почты нет.